Хосе Ортега-и-Гассет - Анатомия рассеянной души. Древо познания

Он уже не испытывал гнева ни против явлений, ни против людей. Ему хотелось поделиться с кем-нибудь своими впечатлениями, и он собрался было написать Итурриосу, но потом подумал, что душевное состояние его еще более укрепится, если он будет единственным свидетелем своей победы.

Раздражительность его исчезла. Он вставал очень рано, с зарей, и уходил гулять по ровным полям, по виноградникам, до холмика с оливковой рощей, которую он называл трагической из-за ее вида. Старые, искривленные столетиями оливы напоминали больных, одержимых конвульсиями; среди них ютился низенький уединенный домик с изгородью из боярышника, а на вершине холма стояла ветряная мельница, такая странная и нескладная с своим приземистым корпусом и огромными размахивающими крыльями, что Андрес всегда вздрагивал при виде ее.

Часто он выходил из дома еще до рассвета и смотрел, как вечерняя звезда трепетала и растворялась, словно жемчужина, в пламени сверкающей зари.

По вечерам Андрес спасался на кухне, и присаживался к низкому очагу. Доротея, старуха и девочка шили у огонька или вязали, и Андрес подолгу разговаривал с ними, или смотрел на потрескивавшие в печи сухие виноградные лозы.

Однажды ночью, зимой, за Андресом прибежал мальчик: какая-то женщина упала из окна на мостовую и разбилась насмерть.

Уртадо накинул плащ и в сопровождении мальчика сейчас же отправился на отдаленную улицу. Возле постоялого двора, где обычно собирались погонщики мулов, и называвшегося Гостиницей Креста, он увидел лежащую без чувств женщину, вокруг которой толпилось несколько соседей. Женщина оказалась женой старьевщика дядюшки Гарроты; голова ее была залита кровью, и она была без памяти.

Андрес приказал перенести раненую в лавку и зажечь огонь; у старухи было сотрясение мозга. Уртадо пустил ей кровь из руки. Вначале черная свернувшаяся кровь не шла из вскрытой вены, потом стала капать редкими каплями, а затем более правильно, и женщина стала дышать сравнительно свободно.

В эту минуту прибыл судья с письмоводителем и двумя полицейскими и стал допрашивать сначала соседей, а потом Андреса.

— В каком состоянии эта женщина? — спросил он.

— В очень тяжелом.

— Можно ли допросить ее?

— Сейчас, нет, подождем, пока она придет в сознание.

— Как только она придет в себя, сейчас же скажите мне. Я пойду осмотреть место, откуда она выбросилась, и допрошу мужа.

Лавка битком была набита всяким старьем, валявшимся в углах, свисавшим с потолка; стены были увешаны старинными ружьями и мушкетами, саблями и шпагами.

Андрес старался привести женщину в чувство; наконец, она открыла глаза и, видимо, сознание вернулось к ней.

— Позовите судью, — сказал Андрес соседям.

Судья немедленно явился.

— Дело осложняется, — пробормотал он, потом обратился к Андресу.

— Понимает она что-нибудь?

— По-видимому, да.

Действительно, выражение лица женщины стало совсем осмысленным.

— Вы сами выбросились из окна, или вас кто-нибудь выбросил? — спросил судья.

— А? — отозвалась женщина.

— Кто вас выбросил?

— А?

— Кто вас выбросил?

— Гарро… Гарро… — с усилием пробормотала старуха.

Судья, письмоводитель и оба полицейских изумились.

— Она хочет сказать: Гаррота, — догадался кто-то.

— Да, это обвинение против него, — сказал судья. — Вы не согласны, доктор? За что же он вас выбросил?

— Гарро… Гарро… — повторила старуха.

— Просто, она хочет сказать, что ее выбросил муж, — предположил один из полицейских.

— Нет, это не то, — возразил Андрес. — У нее поражена левая сторона головы.

— Так что же из этого? — спросил полицейский.

— Замолчите, — сказал судья. — Что вы предполагаете, доктор?

— Я предполагаю, что эта женщина находится в состоянии афазии. У нее поражена левая часть мозга, вероятно, поражен третий лобный завиток, который считается центром речи. Она, по-видимому, слышит и понимает, но может произнести только эти немногие слова. Попробуйте, спросите ее еще что-нибудь?

— Вам лучше? — спросил судья.

— А?

— Лучше ли вам?

— Гарро… Гарро… — ответила старуха.

— Да, она на все отвечает одно и то же, — подтвердил судья.

— Это случай афазии, или словесной глухоты, — прибавил Андрес.

— Однако, против мужа много подозрений, — возразил письмоводитель.

Позвали священника причастить умирающую. Все удалились. Андрес вышел вместе с судьей. Из лавки дядюшки Гарроты в первый этаж вела винтовая лестница. Квартира состояла из прихожей, кухни, двух спален и комнаты, из которой выбросилась старуха. Посреди этой комнаты стояла жаровня, возле нее валялась грязная лопатка; ряд кровавых пятен тянулся до самого окна.

— Дело носит все признаки преступления, — сказал судья.

— Вы думаете? — спросил Андрес.

— Нет, я ничего не думаю, приходится только признать, что улики представляются, как в полицейских романах, где следы умышленно запутываются. Женщину спрашивают, кто ее выбросил, она произносит имя мужа; затем, эта лопатка с следами крови, кровавые пятна, направляющиеся к окну, все заставляет предполагать, то, о чем уже начали говорить соседи.

— А что же они говорят?

— Они обвиняют дядюшку Гарроту, мужа этой женщины. Предполагают, что они поссорились, он ударил ее лопаткой по голове, она кинулась к окну позвать на помощь, а он схватил ее сзади и выбросил на улицу.

— Может быть и так.

— А может быть и не так.

Эта версии совпадала с дурной репутацией дядюшки Гарроты и его явным участием в смерти двух игроков, Каньямеро и Петуха, погибших лет десять тому назад в окрестностях Даймиэля.

— Я приберу эту лопатку, — сказал судья.

— Да, пусть ее не трогают, — сказал Андрес. — Следы на ней могут очень помочь нам.

Судья положил лопатку в шкаф, запер его и позвал письмоводителя наложить печати. Комнату тоже заперли, и судья взял ключ с собой.

Когда Уртадо и судья спустились в лавку, жена дядюшки Гарроты уже умерла.

Судья приказал привести мужа. Полицейские связали ему руки.

Дядюшка Гаррота был человек уже старый, толстый, понурого вида, кривой, с противным лицом, усеянным черными пятнами, от заряда дроби, который ему всадили несколько лет назад прямо в лицо.

На допросе выяснилось, что дядюшка Гаррота — пьяница и часто грозился убить то того, то другого. Дадюшка Гаррота не отрицал, что дурно обращался с женой, но отрицал, что убил ее. Он все время твердил:

— Нет, сеньор судья, я не убивал жену. Правда, я много раз говорил, что убью ее, но не убивал.

После допроса, судья отправил дядюшку Гарроту в тюрьму.

— Что вы думаете об этом деле? — спросил судья Андреса.

— Для меня несомненно, что этот человек невиновен.