Виктор Гюго - Отверженные (Перевод под редакцией А. К. Виноградова )

В то же время Мариус услыхал тихие голоса около перегородки, в которую он смотрел, причем говорившие стояли так близко от нее, что он не мог видеть их.

— Остается только одно.

— Укокошить его?

— Конечно, так.

Это совещались шепотом муж и жена.

Тенардье не спеша подошел к столу, выдвинул ящик и достал из него нож.

Мариус сжимал в руке пистолет. Ужасная нерешительность! В продолжение целого часа два голоса боролись в его душе: один настаивал на исполнении завещания полковника, другой требовал, чтобы он помог пленнику. Эти два голоса все время боролись между собой, и эта борьба заставляла Мариуса испытывать страшные муки. До сих пор он все еще не терял надежды совместить эти две лежащие на нем обязанности, но ничего подходящего не представлялось. А между тем опасность приближалась, последняя граница ожидания была пройдена, и всего в нескольких шагах от пленника уже стоял, задумавшись, Тенардье с ножом в руке.

Мариус растерянно огляделся кругом — последняя машинальная попытка отчаяния.

Вдруг он вздрогнул.

Прямо под ним на столе лунный свет освещал и как бы показывал ему лист бумаги. На этом листе он прочитал написанную утром дочерью Тенардье фразу:

«Пришли фараоны».

Счастливая мысль блеснула в уме Мариуса. Вот средство, которое он искал, вот решение страшной, мучившей его загадки: пощадить убийцу и спасти жертву. Он опустился на колени на комоде, протянул руку, схватил бумагу, осторожно отломил кусочек штукатурки от перегородки, завернул его в бумагу и бросил из щели в середину вертепа.

И было как раз время. Тенардье победил свои последние опасения, свою совестливость и уже направился к пленнику.

— Что-то упало! — воскликнула жена.

— Что такое? — спросил он.

Женщина бросилась, подняла обернутый в бумагу кусочек штукатурки и подала его мужу.

— Откуда это взялось? — спросил он.

— Черт возьми! Конечно, из окна, — отвечала жена. — Откуда же еще?

— Я видел, как этот комочек летел, — сказал Бигрнайль. Тенардье торопливо развернул бумагу и поднес ее к свечке.

— Это почерк Эпонины. Ах, черт возьми!

Он сделал знак жене, которая быстро подошла, показал ей написанные на бумаге слова и сказал глухим голосом:

— Живо! Лестницу! Бросим сало в мышеловке — нужно удирать!

— Не перерезав ему горла? — воскликнула жена.

— У нас нет времени.

— Куда бежать? — спросил Бигрнайль.

— Улизнем через окно, — отвечал Тенардье. — Понина бросила записку в него, значит, с этой стороны дом не оцеплен.

Замаскированный человек с голосом чревовещателя положил на пол свой ключ, поднял руки и, не говоря ни слова, три раза хлопнул в ладоши. Это произвело такое же действие, как сигнал тревоги на корабле. Разбойники, державшие пленника, выпустили его, в мгновение ока веревочная лестница была развернута, спущена из окна и прицеплена двумя мощными железными крюками к подоконнику.

Пленник не обращал внимания ни на что, происходившее кругом него. Он, казалось, размышлял или молился.

Как только лестницу прикрепили, Тенардье крикнул: «Иди, жена!» — и бросился к окну.

Но когда он хотел вскочить на него, Бигрнайль грубо схватил его за шиворот.

— Нет, постой, старый шут! Вылезешь после нас!

— Да, после нас! — заревели разбойники.

— Вы точно дети! — сказал Тенардье. — Мы теряем время. Ищейки гонятся за нами по пятам!

— Так кинем жребий, кому бежать первому, — продолжал один из разбойников.

— Да вы совсем рехнулись! — воскликнул Тенардье. — Что за олухи! Терять время! Кидать жребий! Соломинками, что ли? Или написать наши имена и бросить их в шапку?

— Не хотите ли мою шляпу? — крикнул кто-то около двери.

Все обернулись.

Это был Жавер.

Он держал в руке шляпу и с улыбкой протягивал ее.

Когда стемнело, Жавер расставил своих людей и спрятался сам за деревьями на углу улицы Заставы Гобеленов, напротив лачуги Горбо по другую сторону бульвара. Прежде всего он «открыл карман», чтобы сунуть туда двух молодых девушек, карауливших около дома. Но ему удалось «сцапать» только младшую, Азельму. Что же касается Эпонины, то она бросила свой пост и исчезла, так что ему не удалось схватить ее. Потом Жавер засел в засаде и стал ожидать условленного сигнала. Он видел, как приезжал и уезжал фиакр, и это сильно взволновало его. Наконец он не выдержал и, не желая терять удобный случай, уверенный, что «захватит все гнездо», так как узнал разбойников, вошедших в дом, решил сделать облаву, не дожидаясь выстрела.

Читатель знает, что Мариус отдал ему свой ключ от входной двери. Жавер явился как раз вовремя.

Перепуганные разбойники бросились за своим оружием, которое побросали, собираясь бежать. В одну секунду эти семь человек сгруппировались и приготовились защищаться: один держал топор, другой — ключ, третий — железную палку с гирьками, остальные — ножницы, клещи, молот. Тенардье сжимал в руке нож. Его жена вооружилась огромным камнем, лежавшим в углу, около окна, и служившим табуреткой ее дочерям.

Жавер надел шляпу и сделал два шага вперед, скрестив руки, держа палку под мышкой и не вынимая шпаги из ножен.

— Стойте! — крикнул он. — К чему спускаться в окно и подвергать себя опасности? Проходите лучше в дверь. Вас семеро, а нас пятнадцать. Не стоит хватать друг друга за шиворот. Будем немножко полюбезнее.

Бигрнайль вынул пистолет, спрятанный под блузой, и вложил его в Руку Тенардье, шепнув ему:

— Это — Жавер. Я не смею выстрелить в него. Осмелишься ли ты?

— Черт возьми, еще бы нет! — пробормотал Тенардье.

— Так стреляй!

Тенардье взял пистолет и прицелился в Жавера.

Жавер, стоявший в трех шагах, пристально взглянул на него и ограничился тем, что сказал:

— Не стреляй! Будет осечка.

Тенардье спустил курок. Выстрела не последовало.

— Ведь я же говорил тебе, — сказал Жавер. Бигрнайль бросил свою железную палку к его ногам.

— Ты — царь всех чертей! — воскликнул он. — Я сдаюсь.

— А вы? — спросил Жавер остальных разбойников.

— И мы сдаемся, — отвечали они.

— Вот это дело, — спокойно сказал Жавер. — Я так и знал, что вы будете умницами.

— Я прошу только одного, — сказал Бигрнайль, — чтобы мне не отказывали в табаке, когда я буду сидеть в тюрьме.

— Согласен, — отвечал Жавер. И, обернувшись к двери, крикнул:

— Теперь можете входить!

Отряд жандармов с саблями наголо и полицейских с кастетами и дубинами ворвался в комнату.

Разбойников перевязали.

Эта толпа людей, слабо освещенных одной свечой, наполняла вертеп мраком.

— Надеть браслеты на всех! — распорядился Жавер.

— Попробуйте-ка подойти поближе! — крикнул голос, по-видимому, не мужской, но который никто не принял бы за женский.