Жозе Мария Эса де Кейрош - Преступление падре Амаро. Переписка Фрадике Мендеса

– О милая сеньора, утка была превосходная! – протестовал падре Амаро.

– Вы слишком добры, сеньор настоятель. Слава Богу, я вовремя подоспела… Еще немного запеканки?

– Нет, нет, благодарю вас, сеньора, больше не могу.

– Ну, тогда, чтобы облегчить пищеварение, еще стаканчик «тысяча восемьсот сорок седьмого», – предложил каноник и сам не спеша выцедил объемистую чарку, удовлетворенно крякнул и откинулся в кресле.

– Винцо славное! С таким винцом жить можно!

Он был красен, как свекла, и казался еще тучней в толстой шерстяной куртке и с салфеткой вокруг шеи.

– Хорошее вино! – подтвердил он. – Бьюсь об заклад, что тебе сегодня подали в чаше порядочную бурду…

– Помилуй Бог, братец! – чуть не подавившись запеканкой, воскликнула дона Жозефа, крайне шокированная подобным кощунством.

Каноник презрительно повел плечами.

– Бог помилует, если хорошенько помолишься. Что за претензия – вечно вмешиваться в то, чего не понимаешь! Да будет тебе известно, качество вина во время мессы – вопрос весьма важный. Вино должно быть хорошее…

– Это повышает величие и святость церковной службы, – внушительно поддержал его падре Амаро, прижимаясь коленом к колену Амелии.

– Дело не только в этом, – продолжал каноник, тотчас же впав в лекторский тон. – Дело в том, что скверное вино содержит примеси, отчего на дне чаши остается осадок; бывает, что ризничий, поленившись, не отмывает как следует этот осадок, и от чаши начинает плохо пахнуть. И тогда, сеньора, желаете знать, что происходит? Происходит то, что священник, ни о чем не подозревая, подносит чашу к губам, чтобы вкусить крови господа нашего Иисуса Христа, и невольно делает гримасу. Теперь вы поняли?

И каноник отхлебнул из чарки. В этот вечер на него нашло настроение поучать; громко рыгнув, он снова стал просвещать свою сестру, и без того восхищенную столь глубокими мыслями.

– А теперь скажите мне, сеньора, раз уж вы все знаете, какое вино следует подавать во время службы: белое или красное?

Доне Жозефе казалось, что красное, ибо оно должно походить на кровь господа.

– Поправьте ошибку, менина! – напористо возразил каноник, тыкая пальцем в сторону Амелии.

Амелия с улыбкой отказалась поправлять дону Жозефу: она не пономарь, откуда ей знать?

– Поправьте ошибку, сеньор соборный настоятель!

Амаро фыркнул: если не красное – стало быть, белое…

– А почему?

Амаро сказал, что, по слухам, так принято в Риме.

– Да. Но почему? – приставал педант-каноник.

Амаро не знал.

– А потому, что господь наш Иисус Христос, причащая в первый раз, употребил белое вино. И по самой простой причине: в те времена в Иудее не изготовляли красного вина… Прошу еще порцию запеканки, сеньора.

Поскольку речь зашла о вине и о чашах, Амаро пожаловался на пономаря Бенто. Не далее как сегодня утром, собираясь надевать облачение (сеньор каноник как раз был в ризнице), падре Амаро вынужден был крепко отчитать Бенто: тот отдает стирать облачение некой Антонии, а эта бабенка самым скандальным образом сожительствует с плотником и недостойна даже притрагиваться к освященным предметам. Это первое. А второе – стихарь возвращается от нее такой грязный, что просто неудобно подходить в нем к святым дарам…

– Ах, посылайте ваши ризы мне, сеньор падре Амаро, посылайте их мне! – заволновалась дона Жозефа. – Моя прачка – пример добродетели и стирает очень чисто. Ах, для меня это большая честь!.. Я бы сама их разглаживала утюгом! Можно, если угодно, освятить утюг…

Но каноник, который в этот вечер был решительно в ударе, перебил ее и, повернувшись к падре Амаро, устремил на него глубокий взгляд.

– Кстати, насчет того, что я видел у тебя в ризнице; должен сказать, друг и коллега, сегодня ты допустил ошибку, за которую в школе бьют по рукам.

Амаро слегка встревожился.

– Какую ошибку, дорогой учитель?

– Облачившись, – размеренно поучал каноник, – и кланяясь перед распятием в ризнице, – причем оба диакона уже стояли по бокам от тебя, – ты вместо полного поклона сделал полупоклон.

– Позвольте, позвольте, дорогой учитель! – воскликнул падре Амаро. – Так полагается по всем текстам. «Facta reverentia cruci» – то есть «сделав поклон пред крестом»: это значит простой поклон, легкий наклон головы…

И для наглядности он сделал уставной полупоклон доне Жозефе; та вся затрепыхалась от гордости.

– Опровергаю! – загремел каноник; у себя дома, за своим столом, он не стеснялся навязывать свои мнения даже силой. – Опровергаю, опираясь на тексты. Вот они!

И он обрушил на оппонента каменные глыбы цитат из авторитетнейших церковных авторов: Лаборанти, Вальдески, Мерати, Туррино, Павонио.

Амаро отодвинул свой стул и встал в позу контроверзы – крайне довольный тем, что сейчас, при Амелии, положит на обе лопатки каноника, профессора теологической морали и непревзойденного знатока практической литургии.

– Подтверждаю! – воскликнул он. – Подтверждаю, опираясь на Кастальдуса…

– Стой, разбойник, – заревел дорогой учитель. – Кастальдус за меня!

– Нет, отец наставник, Кастальдус за меня!

Они вступили в яростный спор; каждый тянул к себе Кастальдуса и его авторитетное мнение. Дона Жозефа подпрыгивала на стуле от восхищения и шептала Амелии со счастливым смехом:

– Ай, ну что за святость! Ай, они святые!

Амаро продолжал с победоносным видом:

– И кроме того, дорогой учитель, на моей стороне здравый смысл. Primo: текст, о котором я уже говорил. Secundo: пока священник находится в ризнице, на голове у него надета шапочка, при полном поклоне шапочка может свалиться, и будет нехорошо. Tertio: получается абсурд, потому что поклон перед ризничным распятием, до мессы, окажется глубже, чем поклон перед алтарным распятием, после мессы.

– Но ведь поклон перед алтарным крестом… – начал было каноник.

– Должен быть половинным. Читайте в уставе: «Caput inclinat». [121] Наклоняет голову (лат.). Читайте Гавантуса, читайте Гаррифальди. Да иначе и быть не может. И знаете почему? Потому что после мессы священник достигает высшей точки своего значения: он уже причастился тела и крови господа нашего Иисуса Христа. Стало быть, я прав.

И, все еще стоя, он с торжеством потер руки.

Каноник опустил голову, точно оглушенный вол, сплющив двойной подбородок о повязанную вокруг шеи салфетку. Потом, помолчав, сказал:

– В твоих словах есть доля истины… Именно это я и хотел услышать… А ученик не посрамил учителя! – И он подмигнул Амелии. – Что ж, значит, надо выпить! А потом сестрица нам соорудит горяченького кофейку!

Внизу раздался резкий звон колокольчика.

– Это Сан-Жоанейра, – сказала дона Жозефа.

Вошла Жертруда с шалью и мантильей.

– Вот прислали для менины Амелии. Сеньора велели кланяться, а сами не пришли: нездоровы.