Джейн Остен - Эмма

Мисс Ферфакс не выказывала откровенности ни по одному вопросу, но наибольшую скрытность проявляла в рассказах об Уэймуте и Диксонах. Казалось, она во что бы то ни стало решила скрывать от окружающих, что за человек мистер Диксон, молчать о том, приятно ли находиться в его обществе и, наконец, хорошая ли пара мистер Диксон и ее подруга. Она отзывалась обо всем со сдержанной благожелательностью и весьма поверхностно: ничего не выделяла и не подчеркивала особо. Какая бы ни была у нее причина скрывать свои истинные чувства, ее манеры сослужили ей плохую службу. Осторожность не спасла ее. Эмма поняла, что Джейн неискренна, и к ней вернулись все ее первоначальные предположения и подозрения. Наверное, все-таки ей есть, есть что скрывать кроме собственных предпочтений – возможно, мистер Диксон был очень близок к тому, чтобы бросить одну подругу ради другой. Вернее же всего, он выбрал мисс Кемпбелл в расчете на приданое в двенадцать тысяч фунтов.

Подобная сдержанность господствовала и во время обсуждения других тем. Они с мистером Фрэнком Черчиллем были в Уэймуте в одно и то же время. Известно было, что они шапочно знакомы, но, как Эмма ни старалась, ей так и не удалось узнать от Джейн, что собой представляет этот молодой человек. «Красив ли он?» – «Да, я полагаю, что его можно назвать очень приятным молодым человеком». – «Приятен ли он в общении?» – «Все находят его очень милым». – «Производит ли он впечатление юноши разумного и сведущего?» – «На водах и в лондонском обществе трудно сказать, каков человек на самом деле. Наверняка можно судить лишь о манерах, притом при более коротком знакомстве, чем было у нас с мистером Черчиллем. Кажется, все находят его манеры подкупающими». Ну как после такого могла Эмма быть снисходительной к Джейн Ферфакс?

Эмма не могла простить Джейн Ферфакс подобной холодности; но, так как мистер Найтли, который также был приглашен в тот вечер, не углядел в поведении обеих девиц ни раздражения, ни обиды, а лишь надлежащее внимание и любезность, на следующее утро, вновь зайдя в Хартфилд – у него были дела с мистером Вудхаусом, – он весьма одобрительно отозвался о вчерашнем вечере. Если бы мистер Вудхаус в то время вышел из комнаты, он высказался бы более открыто, однако отзыв был достаточно недвусмыслен, чтобы Эмма все поняла. Мистер Найтли привык считать, будто она несправедлива к Джейн, и теперь с большим удовольствием отмечал, что она встала на путь исправления.

– Очень приятный вечер, – начал он, разъяснив мистеру Вудхаусу все необходимое, когда тот наконец заявил, что все понял, и бумаги были убраны. – Я прекрасно провел время. Вы с мисс Ферфакс доставили нам такое удовольствие своим музицированием! Не ведаю большей роскоши, сэр, чем целый вечер наслаждаться обществом двух молодых красавиц, которые услаждают слух то своей игрой, то приятной беседой. Уверен, Эмма, мисс Ферфакс в восторге от вчерашнего вечера. Вы все предусмотрели. Я очень рад, что она, по вашему настоянию, так много играла, поскольку у ее бабушки инструмента нет, для нее отрадна всякая возможность помузицировать.

– Ваше одобрение греет мне душу, – ответила Эмма улыбаясь, – но полагаю, ни один гость Хартфилда не может пожаловаться на недостаток внимания.

– Да уж, милая, – отец поспешил поддержать ее, – что-что, а принимать гостей ты умеешь! Ни одна хозяйка не сравнится с тобой во внимательности и любезности. Могу даже попенять тебе: ты слишком внимательна. Вот вчера, например, гостей несколько раз обносили булочками, тогда как и одного раза было бы вполне достаточно.

– Да, – сказал почти в тот же миг мистер Найтли, – гости в вашем доме окружены заботой. И вы нечасто грешите отсутствием хороших манер и проницательности. Поэтому я думаю, вы поймете меня.

Эмма бросила на него лукавый взгляд, означающий: «Я прекрасно вас поняла»; однако вслух сказала только:

– Мисс Ферфакс очень сдержанна.

– Я всегда указывал вам на эту ее черту: она действительно немного сдержанна. Однако, по-моему, ее сдержанность проистекает от застенчивости, которую, при надлежащем стремлении с вашей стороны, вполне можно преодолеть. Ту же сдержанность, что имеет в своей основе благоразумие и осторожность, следует уважать.

– Вы находите ее застенчивой? Я – нет.

– Дорогая моя Эмма, – он придвинул свой стул поближе к ней, – надеюсь, вы не собираетесь утверждать, будто провели неприятный вечер?

– О нет, что вы! Я поражалась собственному упорству в попытке узнать побольше и потому задавала много вопросов, однако в результате на удивление мало узнала.

– Я разочарован, – только и ответил он.

– Надеюсь, – примирительно заявил мистер Вудхаус, – вечер всем понравился. Лично я по лучил большое удовольствие. В какой-то момент мне показалось, будто камин слишком жарко натоплен, но потом я отодвинул кресло – чуточку, самую малость – и больше уж не беспокоился оттого, что мне жарко. Мисс Бейтс была очень разговорчива и добродушна, как и всегда, хотя она, пожалуй, слишком уж тараторит. Однако она очень мила, и миссис Бейтс тоже – на свой лад. Я люблю старых друзей. Мисс Джейн Ферфакс мне тоже очень нравится: она очень хорошенькая и хорошо воспитана. Настоящая леди! Думаю, мистер Найтли, у нее нет оснований быть недовольной вчерашним вечером, ведь ее собеседницей была сама Эмма!

– Верно, сэр. А Эмме вечер должен был понравиться, так как ее собеседницей была мисс Ферфакс.

Видя, как он расстроен, Эмма захотела хотя бы немного смягчить его огорчение и с искренностью, к которой никто не сумел бы придраться, заметила:

– Она на редкость изящна, от нее просто глаз невозможно оторвать. Я всегда с восхищением наблюдаю за ней и от всего сердца жалею ее.

Мистер Найтли, казалось, был не слишком доволен ее словами. Но прежде чем он ответил, в разговор вмешался мистер Вудхаус, который был не в состоянии так скоро отвлечься от визита Бейтсов:

– Ужасно жаль, что они вынуждены жить в столь стесненных обстоятельствах! Очень, очень жаль! И я частенько думал, какой бы подарок – недорогой, но ценный – могли бы мы им преподнести. Сегодня у нас закололи молодую откормленную свинью, и Эмма собирается послать им ногу или филейную часть – там самое постное и нежное мясо. Как вам известно, хартфилдские свиньи славятся на всю округу. Да, это настоящая свинина. Ты, милочка, скажи, чтобы они непременно разделали ее на куски и слегка обжарили, как принято у нас, без единой капли жира, только упаси их бог делать жаркое! Свиное жаркое не в состоянии переварить даже самый крепкий желудок. Наверное, лучше послать им ногу. Ты не согласна со мной, дорогая?

– Милый папочка, я послала им половину задней части целиком. Я знала, что вы так и захотите. Ножку они, как вы догадываетесь, засолят, и вкус у нее будет отменный, а филей их кухарка приготовит так, как они сами пожелают.