Джейн Остен - Нортенгерское аббатство

Слова эти были последними из того, что Джон успел выкрикнуть, поскольку в то же мгновение их разделил плотный и нескончаемый поток дам, спешащих на новый танец. Наконец-то Кэтрин подошла к своему партнеру и услышала:

– Тот джентльмен непременно вывел бы меня из себя, проговори он минуту дольше. Он не имеет никакого права отвлекать внимание моей очаровательной спутницы. Мы оба решили мило провести этот вечер, я считаю хорошенькой вас, а вы – меня, поэтому нам просто не должны мешать. Нельзя навязать себя кому-то и при этом не нарушить чей-то покой. Я рассматриваю контрданс как символ брака. Верность и почтительность – вот основные принципы этого танца, а посему те мужчины, что не намерены ни танцевать, ни жениться, не должны иметь никакого дела с женами их соседей.

– Но ведь это совсем другое!

– И вы полагаете, что нельзя сравнивать танец и брак?

– Разумеется, нет. Женатые люди никогда не расстаются, они должны вместе поддерживать семейный очаг. А те, что лишь танцуют вместе, просто проводят друг с другом каких-нибудь полчаса.

– Так вот как вы понимаете брак и танец! Разумеется, при таком освещении сходство меж ними невелико. Но позвольте мне высказать свою точку зрения. Допустим, и в том и в другом мужчина имеет право выбора, а женщина – право отказа; в обоих случаях ангажемент между мужчиной и женщиной, заметьте, заключенный по взаимному согласию, обозначает, что оба они принадлежат исключительно друг другу, если, конечно, обязательства эти не будут расторгнуты; это долг пары и естественное ее стремление следить за тем, чтобы он или она не находились где-то вдалеке, и в воображении своем она не превозносила до небес достоинства, скажем, соседа. Вы согласны с этим?

– Конечно; то, как вы это излагаете, звучит вполне убедительно. И все же, разница так велика! – я не могу рассматривать две эти вещи с одной и той же точки зрения.

– Вы правы, в одном пункте расхождение все же есть. В браке муж должен оказывать поддержку женщине, а та, в свою очередь, делать все, чтобы дом был приятен мужчине. Он – добытчик, она – украшение. В танце же их обязанности меняются местами: от него ждут любезности и теплоты, в то время как она ищет себе веер или лавандовую воду. Полагаю, именно эта разница смутила вас, когда я пустился в сравнения.

– Уверяю вас, нет. Об этом я не думала.

– Тогда я просто теряюсь. И все же, одно я должен заметить. Ваше несогласие настораживает. Вы полностью отказываете браку и танцу в схожести обязательств. Не позволяет ли это мне сделать вывод о том, что ваши представления об обязанностях в танце не так прямы и неуклонны, как того желал бы ваш партнер? Действительно ли у меня нет причин опасаться, что случись тому человеку, с которым вы говорили, вернуться, да и вообще, если любой другой джентльмен обратиться к вам, то вы не будете беседовать с ним так долго, как вам того заблагорассудится?

– Видите ли, мистер Торп – близкий друг моего брата, поэтому если он заговорит со мной вновь, я должна буду ему ответить. Однако во всем этом зале едва ли наберется трое молодых людей, с которыми я вообще знакома.

– Увы, увы! Мне остается уповать лишь на это!

– Но стоит ли желать чего-то большего? Ведь коли я никого здесь не знаю, это ли не самая прочная гарантия тому, что я ни с кем не заговорю. И, кроме того, я не хочу ни с кем больше разговаривать.

– Только теперь я получил то, чего хотел, поэтому смело продолжу. Скажите, по-прежнему ли вы находите Бат столь же очаровательным, что и во время нашей первой встречи?

– О да, и даже больше!

– Даже больше! Берегитесь! Как бы вам не забыть вовремя от него устать. Ведь вам необходимо это сделать, как только истекут шесть недель.

– Мне кажется, останься я здесь на шесть месяцев, и то он мне бы не наскучил.

– По сравнению с Лондоном здесь мало разнообразия – с этим соглашаются все по истечении всякого сезона. «На шесть недель Бат достаточно хорош, но сверх того это скучнейшее место на свете», – именно так считают те, кто приезжает сюда из года в год каждую зиму, сверх шести недель остаются здесь на десять, а то и все двенадцать и в конце концов уезжают, потому что не могут себе позволить оставаться здесь дольше.

– Ну что ж, у всех своя голова, и те, кто ездит в Лондон могут не считаться с этим местом. Но мне, приехавшей сюда из маленькой деревушки, ничто не напоминает здесь о доме; столько развлечений, столько дел, столько приятных мгновений!

– Так вы не любите деревню?

– Нет, люблю! Я прожила там всю жизнь и была очень счастлива. Но в селе один день так похож на другой!

– Тогда вы проводили время дома гораздо разумнее, чем здесь.

– Разве?

– А разве нет?

– Не думаю, что разница так сильно велика.

– Но здесь весь день уходит лишь на развлечения.

– И дома все то же самое, вот только мало разнообразия. Здесь я гуляю, но и дома я делаю то же; однако, в Бате на каждой улице я вижу толпы новых людей, в деревне мне некого навестить, кроме миссис Аллен.

Казалось, мистера Тилни это слегка позабавило.

– Кроме миссис Аллен! – смеясь, повторил он. – Что за картина духовной пустоты! Однако когда вы вновь ввергнете себя в ту пучину, вам все же будет о чем поговорить. Вы станете вспоминать Бат и все, что здесь делали.

– О да! Ни с миссис Аллен, ни с кем еще мне, пожалуй, не захочется говорить ни о чем другом. Мне так здесь нравится! Если бы папа, мама и все остальные приехали сюда, я была бы совершенно счастлива! Здесь гостит Джеймс, мой старший брат, а семейство, с которым мы очень близко сошлись, уже давно его друзья. Ах, как можно не любить Бат!

– Таким, как вы, восторженным и молодым, он нравится. Но все папы и мамы, братья и их близкие друзья давно уже устали от Бата, а балы, игры и прогулки им смертельно наскучили.

На этом их разговор прервался, так как фигура, которую теперь следовало исполнить, требовала сосредоточенности и внимания. Как только круг был пройден, Кэтрин поймала на себе пристальный взгляд джентльмена, стоявшего прямо за спиной ее партнера. Он казался очень привлекательным, оставившим за плечами молодость, но еще не шагнувшим в старость. По-прежнему рассматривая девушку, он вдруг запросто шепнул о чем-то мистеру Тилни. Смутившись и покраснев, а также наскоро проверив, все ли в порядке с платьем, девушка отвернулась. Однако, тот джентльмен тут же удалился, а ее кавалер снова подошел.

– Я вижу, вы уже догадались, о чем меня только что спросили. Тот джентльмен теперь знает ваше имя, и у вас есть право узнать его. Это генерал Тилни, мой отец.

Кроме «О!» Кэтрин не нашла, что ответить, но в этом ее восклицании она выразила все, что хотела. Теперь она следила за генералом с искренним интересом и неподдельным восхищением, отметив про себя, насколько красивы были все члены этой семьи.