Петру Думитриу - Буревестник

Они спустились по уличке, в конце которой виднелось море и где всегда дул ветер, и остановились перед домом, который вот уже много лет готов был, казалось, рухнуть вместе со своим клочком подмытого берега. Спиру взял руку Анджелики и крепко ее стиснул, но рука ее не ответила на его пожатие. Девушка вошла в дом; за ней, низко опустив голову, последовал Спиру.

Зарифу их ждал. Спиру встряхнулся и взял себя в руки, вспомнив, что здесь он должен играть роль уверенного в себе, смелого, веселого, не знающего препятствий человека.

— Как дела, дядя Тасули? — начал он преувеличенно громким голосом. — Как ваши расчеты? Выяснили, во сколько обойдется фрахт на те грузы, которые нас интересуют?

Они были все в той же тесной комнате с разрозненной, потрепанной мебелью, с добруджскими коврами на стенах и множеством разбросанных повсюду ненужных предметов, вроде того рожка для надевания ботинок, на котором было написано: «W. Hansen, Zapatero, Arenal 2411, Buenos Aires» и который все еще лежал на столе, хотя им никто никогда не пользовался. Теперь рядом с ним валялся номер иллюстрированного журнала десятилетней давности, смятый и растрепанный. Старик Зарифу сидел, облокотившись на стол и молчал. Его лысина блестела под лампой, но лицо было в тени. Анджелика подошла к нетопленой печке, прижалась к ней — она приобрела эту привычку за последние годы, когда у них постоянно бывало холодно, — и окинула Спиру Василиу критическим взглядом. Она заметила резкую перемену, наступившую в его манере, после того как они переступили порог дома, и это показалось ей странным и неестественным.

— Я все обдумал, дядя Тасули, — без умолку болтал Спиру. — Первым делом, как только можно будет получить паспорт, мы или, если хотите, я один выеду за границу; поеду товарным поездом, пассажирским, на грузовике — на чем угодно и не остановлюсь, пока не доеду до Гавра или до Генуи. Вы тем временем телеграфируйте одному из тамошних банков, чтобы мне открыли кредит в сто тысяч долларов, на которые я немедленно покупаю пароход. Грузим его в кредит — под залог того же парохода — чем угодно: иголками, сельскохозяйственными машинами, губной помадой… А? Что вы скажете?.. Погрузились и пошли!

В его нервном, экзальтированном смехе таилась неуверенность в своих возможностях. Господин Зарифу смотрел на него горящими глазами, полными упрека и тревоги.

— А что если у меня нет кредита в банках? — спросил он нагнувшись.

Наступило тягостное молчание. Спиру Василиу колебался, не зная что сказать. Он посмотрел на Анджелику, но не нашел в ней никакого поощрения, а лишь холодный, критический взгляд. Он уже собрался было пробормотать какой-то ответ, но господин Зарифу схватил, его за руку и потянул к себе:

— Что ты тогда станешь делать со мной? С нами? — спросил он взволнованным, жалобным голосом. — Я не из-за себя спрашиваю, — чуть не плача продолжал он, — из-за дочери… из-за моей Анджелики…

— Иди ложись, поздно… — проговорил он, поворачиваясь к ней в полоборота. — Слушайся папу, будь паинькой, пора бай-бай…

Анджелика беззвучно направилась к двери. Спиру повернулся к ней в надежде на улыбку, но девушка вышла, даже не взглянув на него.

— Что будет с нами? — повторил господин Зарифу. — Какую участь ты нам готовишь?

В его глазах стояли слезы. Голос дрожал — в нем звучала жалость к себе и к дочери.

— Что же мне делать? — растерянно спросил Спиру. — Научите меня.

— Ты молодой. Ты будешь главой семьи, — униженно льстил ему старик. — Тебе придется подумать тоже и обо мне, потому что, видишь ли, — он понизил голос, словно готовясь сообщить ужасный секрет, и обеими руками вцепился в Спиру, — в первые дни у меня не будет кредита… Может быть, позднее. Но важны именно первые дни, Спиру! Нужно будет страшно торопиться, а то потом все места будут заняты, все представительства розданы, все фрахтовые договоры заключены. Нам останутся только мелкие делишки, каботаж с грузом апельсинов или изюма. Обдумай хорошенько, что нам делать. Ведь речь идет о судьбе Анджелики.

Спиру был недоволен собой, его мучил страх, что он перестал нравиться Анджелике. «Конечно, мне скоро пятьдесят, ей двадцать, она еще ребенок, что ей может во мне нравиться?» — думал он, в то же время дрожа от страсти при мысли, что она все-таки его любит. Огорченный неожиданными сомнениями Зарифу, он принялся убеждать его, что беспокоиться нечего, что все будет хорошо…

— Стой, это не все! Я тебе не все сказал! — шептал старик, тараща глаза. — Ты еще не знаешь! Нас подстерегают они. Гиены! Я встретил Микельса: он глядел на порт. Ему не удалось скрыть от меня своих намерений. Я прочел на его лице, как в открытой книге, все, о чем он думает. Все они ждут того же, что и мы. У них те же планы!

— Пустое, дядя Тасули, — рассмеялся Спиру. — Места хватит на всех. Море — широкое, портов на свете много.

— Не нравится мне все это. Решительно не нравится! Не говори так даже в шутку, — залепетал Зарифу. — Нет, нет, и еще раз нет! — произнес он нараспев, как говорят совсем дряхлые старики. — Нужно быть более честолюбивым. Если оставить их в покое, они завтра сговорятся между собой и погубят нас. Что с тобой сегодня, Спиру? Ты не похож на себя. Подумай лучше о кредите. Откуда взять денег для покупки парохода? Придумай что-нибудь: я верю в тебя. Подумай хорошенько и, наверное, что-нибудь придет тебе в голову. Я не для себя стараюсь, — сказал он, внезапно меняя тон и словно сообщая величайшую тайну, — ты ведь знаешь, что моя жизнь кончена, — для Анджелики.

«Анджелика! — думал Спиру, уходя в этот вечер от Зарифу. — Как понравиться Анджелике?» Он, знаменитый покоритель сердец, сохранивший, несмотря на долгий период вынужденного мрачного одиночества, манеры фатального мужчины, за последние недели, со времени своего знакомства с Анджеликой, переменился, стал неуклюжим, даже застенчивым, словно любовь к этой девушке парализовала все его способности. От прежнего самоуверенного Спиру Василиу не осталось и следа. Она играла с ним, как с куклой, а он то весело смеялся, то мрачнел от ее минутного каприза.

«Хорошо сказать: пароход! Но где его возьмешь? Где найти кредит?» — Спиру часто ломал себе голову над этими вопросами, сидя на скамейке и глядя на море, где гулял весенний ветер, раскачивавший на берегу сосны. На службе он был невнимателен, рассеян, вечно утомлен. Его критиковали, делали ему замечания, даже несколько раз, за более важные провинности, удержали кое-что из зарплаты.

Он ходил каждый вечер к Зарифу, пил с ним суррогат кофе и как мог утешал старика:

— Не волнуйтесь, дядя Тасули, я получу кредит под гарантию своего диплома капитана дальнего плавания. А если денег не хватит, то можно и занять, под обеспечение того кредита, который у меня будет. Кредит под кредит!