Петру Думитриу - Буревестник

— Черт их принес, — ругался Ермолай, — теперь из-за них в буфет не продерешься…

С командного мостика послышался усиленный рупором голос капитана:

— Что вы сделали с лодками? Где они?

Прикоп спустился с верхней палубы и подошел к прибывшим. Ему тоже хотелось узнать, что произошло с лодками. А в том, что с ними действительно произошло что-то, не могло быть сомнений: это ясно читалось на смущенных и виноватых лицах всех членов бригады. Выходило, что Емельян был прав.

— Стыдились бы! — ворчал Лука Георге с развевающейся по ветру русой бородкой. — Всю флотилию, черти, осрамили!

Емельян Романов хохотал, скаля зубы, как матерый волк:

— Ха-ха-ха! Им это нипочем. Они стыд с мамалыгой съели. Наплевать им на флотилию!

Опозорившаяся бригада защищалась как могла, размахивая руками и перечисляя на заскорузлых пальцах все постигшие ее несчастья:

— Вам хорошо говорить! Мы дальше всех были! В пяти часах ходу от «мамаши»! Случись что-нибудь с мотором, куда мы лодки денем?

— Конечно, — сказал Емельян. — Конечно. Мог дождик пойти — вас бы замочило, ветерком бы продуло, тут и насморк схватить немудрено…

Палуба беспрестанно то поднималась, то опускалась под ними. Ветер завывал в такелаже и рвал в клочья валивший из трубы дым. Рыбаки стояли, широко расставив ноги, и продолжали — одни с веселыми, другие с возмущенными или со сконфуженными и, в то же время, наглыми лицами спорить о брошенных лодках.

— Хотел бы я тебя видеть, Емельян, на нашем месте. Был бы ты там, где мы были — тогда бы и поговорил! — доказывал Симион Данилов — старшина провинившейся бригады.

— Чушь! — с презрением проговорил Емельян, пожимая плечами.

— Вот-те и чушь! Будь ты на нашем месте, сам бы сдрейфил. «Мамаши» и след простыл, ветер в открытое море гонит — того и гляди, как весной, в Болгарию угодишь!

— Чуть не потонули, — сказал кто-то, прячась за других.

— Ну и что ж такое? — возразил Емельян. — Вы кто такие? Морские рыбаки? Неужто вам наше рыбацкое ремесло неизвестно? Так чего же вы, чертовы пенсионеры, плачетесь?..

Он с возмущением плюнул перед самым их носом на палубу.

Рыбаки посмотрели на плевок, потом на Романова, который равнодушно поглядывал на них, засунув руки в карманы. У Симиона заблестели глаза, он шагнул вперед, готовый к драке. Рыбаки разделились: Ермолай, Андрей, Косма обступили Емельяна; те, кто побросал лодки, собрались вокруг Симиона Данилова. Лука с беспокойством поглядывал то на тех, то на других, не зная пора ли их разнимать. Но до драки не дошло по другой причине. Неожиданно раздался голос, сразу нарушивший общее напряжение.

— Я не согласен с тем, что говорит Романов, — произнес этот голос.

Все оглянулись. Говоривший оказался только что прибывшим из Констанцы незнакомцем. Еще за минуту до этого он стоял на капитанском мостике, рядом с капитаном, который говорил ему, указывая на собравшихся на палубе рыбаков:

— Посмотрите на них, обратите внимание на их отношение к делу. Побросали лодки и укрылись от непогоды на базе. Разве это люди?

— Разумеется, люди, — ответил, к удивлению капитана, инструктор. — Виноваты не они.

Капитан открыл было рот, чтобы еще что-то сказать, но его собеседник повернулся и быстро сбежал вниз по трапу.

Он был теперь в самой гуще рыбаков, выделяясь среди них — за исключением Космы — своим ростом. Его дешевый городской костюм и башмаки мешали ему слиться с их толпой, но это, по-видимому, нисколько его не смущало. Он чувствовал себя как дома среди этих, похожих на него, здоровенных, плечистых, загорелых людей — рыбаков из Даниловки, Сфынту-Георге и Мангалии.

— Емельян Романов неправ, — сказал инструктор. — Раньше, действительно, ремесло наше было опасное. Немудрено было и потонуть. А теперь у рыбака есть пловучая база — пароход. Лодку подняли лебедкой на борт, а сам — отдыхай. Верно я говорю?

Люди молчали: то, что сказал чужой человек в городском платье, было верно. Что правда, то правда.

— А еще, — продолжал он, — вот что: здесь кто-то сказал, что вы чуть не потонули. Разве при таком ветре можно потерять лодку, потонуть?

Налетевший шквал жалобно, как в струнах скрипки, отозвался в зазвеневшем такелаже; пахнуло холодом. Пароход тяжело опустился в открывшуюся под ним пропасть. Рыбаки молча слушали говорившего. Емельян Романов внимательно к нему приглядывался. Симион Данилов не мог отвести от него глаз.

— Сразу видно, что не моряк, — пробормотал он насмешливо, но не очень уверенно. — В конторе, должно быть, на стуле сидел, теперь на пароход попал, а внизу-то ведь, в море, совсем другое дело…

Некоторые засмеялись. С достоинством раздвинув толпу, появился председатель профсоюза Прикоп.

— Я их понимаю, — сказал он. — Погода, конечно, для промысла плохая. База должна была бы быть миль на десять ближе. Нас слишком далеко отнесло, — продолжал он, не глядя на нового инструктора.

Тот окинул его проницательным взглядом и, словно не расслышав, что он сказал, обратился к Симиону:

— Внизу, говорите совсем другое? — сказал он сдержанно, но тем же насмешливым тоном. — Да? Совсем другое? А когда лодка была кулацкая и снасть кулацкая, рыбаки тогда, по такой погоде, что делали? Бросали все и укрывались на пароходе?

— Ха-ха-ха! — громко рассмеялся Ермолай. — Парохода тогда и вовсе не было! А у кулака разговор был короткий — так с тобой расправится, что не обрадуешься.

Симион не поднимал глаз. Емельян молчал, уставившись на инструктора и упорно думая о чем-то своем.

Тот, между тем, продолжал допекать Симиона, у которого был негодующий и в то же время растерянный вид.

— Что приходилось делать рыбаку, если он терял снасть? Приходилось за нее платить. А потеряв лодку, можно было проститься с жизнью. Нынче не то — нынче жизнь рыбака в безопасности. Так неужто вы народное-то достояние будете беречь меньше, чем кулацкое? Разве это дело? Ведь государство тоже может потребовать вас к ответу. Есть закон, есть суд. Но мы смотрим на государственное имущество, как на наше собственное, — закончил он, обращаясь уже не к Симиону, а ко всем.

Симион понял намек и попятился, смешавшись с толпой.

— Разве я один? — презрительно заметил он, пожав плечами. — Поговорите с ними тоже — нас девять человек было.

— А старшина ты! — резко заметил Симиону Лука.

Человек в синем костюме поглядел на остальных членов бригады, которые стояли пристыженные, сконфуженные, сердитые.

— Они тоже хороши. Если старшина струсил, они должны были его остановить.

Симион вызывающе, в упор, посмотрел на инструктора:

— На пароходе-то хорошо разговаривать… В море другое дело…

Инструктор пристально, сузившимися глазами, поглядел на Симиона:

— Это верно… — сказал он, сухо, невесело рассмеявшись. — На море — другое дело…