Петру Думитриу - Буревестник

— Из кого состоит бюро? Из вас двух? — спросил Адам. — Кажется был еще один член — Продан… если не ошибаюсь.

— Продан на вахте, — сказал Прециосу.

— Подождем, пока он сменится.

— Тогда начнется наша вахта, — сказал Прикоп, которому не хотелось при Продане говорить о некоторых вещах с Адамом.

— В таком случае я поговорю с ним отдельно и потом сообщу вам его мнение.

Прикоп с Прециосу переглянулись: «Мало ли что наговорит ему Продан, пожалуй, уж лучше, чтобы говорил при нас» — думали оба.

— Пойду посмотрю, нельзя ли его сменить, — решил Прикоп и вышел из каюты.

Прециосу, прикрыв один глаз от дыма, который струился от приклеившейся в углу его рта папиросы, принялся медленно, растягивая слова, осведомлять Адама:

— Продан — хороший товарищ, — начал он, — но, к сожалению, находится под влиянием одной компании, свившей себе гнездо на этом пароходе.

— Что это за компания? — удивился Адам.

— Вы сами увидите: мне не хотелось бы вам об этом говорить. Тут подобралась одна компания. К сожалению, в ней участвуют даже члены партии, подпавшие под чужое влияние. Да, да…

— Под чье влияние? Какие члены партии?

— Во-первых, сам Продан. Потом старший помощник капитана Николау, боцман Мариникэ, механик Маня… Но парторганизация разоблачила их и задала им хорошую головомойку. Раскритиковали их в пух и прах, знаете, безжалостно…

— Что же они делали? Чего они добиваются?

— … Они оторвались от организации, перешли на сторону капитана, идут против партии…

— Как? Здесь у вас капитан действует против указаний партии?

Прециосу снисходительно улыбнулся:

— Вы еще молоды. Сколько вам лет?

— Лет тридцать будет…

— Вот видите. А мне под пятьдесят и я был связан с рабочим движением еще в тридцатых годах… Я этих господ хорошо знаю. Неужели вы думаете, что они, в душе, преданы нашему строю? Что вы!

Адам Жора сдержанно улыбнулся:

— Не знаю, что делается в душе капитана, но какого мнения о нем отдел кадров? Конкретно, как он себя ведет?

— Конечно, если судить по поведению…

— А почему же еще?.. — чуть слышно пробормотал Адам.

Прециосу сделал удивленные глаза. Он почувствовал себя задетым.

— На этом пароходе мы должны быть более бдительны, — произнес он сентенциозно.

Это звучало как упрек: ты, мол, недостаточно бдителен.

Но Адама это нисколько, по-видимому, не смутило:

— Очень хорошо, — согласился он. — Будьте более бдительны. Но все-таки, какую же именно позицию занимают товарищи, о которых вы говорите? В частности, капитан?

— Я вам уже объяснил: они оторвались от партийной организации, не считаются с линией партии.

— В чем это фактически сказывается? Чего они конкретно хотят? Или не хотят? — допытывался Адам.

Потом как будто задумался и, глянув в упор на Прециосу, словно ударив его кулаком в грудь, спросил:

— А скажите, пожалуйста, какова, по-вашему, линия партии?

Прециосу так удивился, что даже вынул окурок изо рта:

— Как так?

— Какие задачи у партии здесь, в рыболовной флотилии? — спросил Адам Жора совершенно спокойно, пристально глядя в глаза своему собеседнику.

Прециосу растерялся, не зная, что отвечать. Он никогда не задумывался над этим вопросом, который его, собственно, даже не интересовал. Он попробовал увильнуть, обратившись к Адаму свысока:

— Как, товарищ Жора? Неужели вы воображаете, что у партии одни задачи в стране вообще и другие — в рыболовной флотилии?

Прециосу иронически рассмеялся. Адам улыбнулся невеселой улыбкой:

— Я этого не думаю… Я только хотел знать, какие практические цели ставит партия здесь, в рыболовной флотилии…

— Во-первых, флотилия нас не касается. Мы — судовая первичная организация. Во-вторых, зачем нам обсуждать эти вопросы на ходу? Обсуждать их следует на заседании, обстоятельно, организованно, а не так…

Он хотел сказать: «Ты парень еще молодой, легкомысленный, и подходишь к важным вопросам партийной жизни с кондачка. Даже методов партийной работы как следует не знаешь — какой же ты после этого активист?!» — При этом у Прециосу был высокомерный вид человека, поучающего новичка-молокососа.

Адам помрачнел. «Да, здесь, действительно, нужен инструктор, — думал он. — Что-то у них, действительно, хромает…» Все это он подумал про себя, а громко, посмотрев с некоторым сожалением на Прециосу, он сказал другое:

— Я думаю, что даже если вас разбудят ночью и спросят: какие, конкретно, задачи партии на вашем рабочем месте, вы должны, не задумываясь, ответить. Потому что задачи эти совершенно ясны. И мне кажется странным, что вы отделяете политическую работу на судне от политической работы среди рыбаков…

— Так с самого начала организовано партией, — с важностью ответил Прециосу.

— Партия может организовать и иначе, если мы предложим другое. Подумали ли вы об этом? Предлагали?

— Вы, кажется, пришли нас судить, — ядовито заметил Прециосу, который начинал трусить. — Сначала посмотрите, как мы работаем, проанализируйте нашу работу, а потом уже и критикуйте…

— Не обижайтесь, — мягко сказал Адам, — конечно, мы все это вместе обсудим, проанализируем, решим, что делать…

В эту минуту вошли Прикоп с Проданом. Прикоп нарочно не торопился вызывать Продана, чтобы дать время Прециосу рассказать Адаму про первичную организацию и вообще про команду и преподнести ему заранее подготовленное мнение о положении на судне. Пока Адам здоровался с Проданом, он успел мельком взглянуть на Прециосу и заметил, что секретарь парторганизации несколько даже изменился в лице, вспотел и имел смущенный, а может быть даже, — чему Прикопу трудно было поверить, — и испуганный вид. «Так или иначе, — думал он, — если Адам Жора нечто более, чем обыкновенный человек, которого нетрудно обвести вокруг пальца, то необходимо с самого начала дать ему подножку в расчете на то, что его промах заткнет глотку Продану, Иначе Продан еще решит, чего доброго, что наконец появился человек, с которым можно поговорить по душам…» — План действий был готов у Прикопа:

— Товарищ Жора, — начал он вкрадчиво, усевшись на свое место, — мне хотелось бы поговорить с вами запросто, по-товарищески. Пожалуйста, на меня не обижайтесь. Я буду говорить прямо, без обиняков: вы здесь — новый человек, вам нужно помочь, наша критика поможет вам избежать дальнейших ошибок.

Он остановился, выжидая.

— Говорите прямо, не скрытничайте, — сказал Адам Жора. — Разве нужно спрашивать разрешения для того, чтобы кого-нибудь критиковать?

— Разрешения, конечно, не нужно, но бывают люди, которым… как вам сказать… особенно когда их командируют сверху… которым не всегда приятно выслушивать критику снизу…

Это значило: «Может быть и ты один из тех, которые не допускают критики, которые так зазнались, что не могут терпеть, чтобы их критиковали простые, обыкновенные люди, как мы. Если ты не пожелаешь выслушать то, что я тебе сейчас скажу, это будет значить, что ты не признаешь одного из основных методов партийной работы».