Юз Алешковский - Собрание сочинений в шести томах. т.6

Если честно, то мне все это было до копчика вместе с Фрейдом, партией и ее генсеком, но пусть, думаю, разберется дефицитная Тамара Валентиновна, почему это отвратительно меня подташнивает после захватывающе страстного секса с телками и с тетками, но в то же время одна моя близкая знакомая, видимо, уже прошедшая в дамки и втрескан я в которую по уши уже лет десять, нисколько меня не волнует, – что это за злоебитская сила?.. и почему мне без разницы, кого трахнуть, – эту душевно обожаемую знакомую или высоченную гипсовую «Девушку с веслом», которая вызывающе торчит на берегу искусственного водоемчика в ЦПКиО?.. видит Бог, скажу, Тамара Валентиновна, любил я и люблю подругу со страшной силой, надрезав палец, тиснул кровью две элегии, ей одной посвященные, но известного влечения с некоторых пор не испытываю… не мучает оно меня ночами, особенно под утро, когда, не буду врать, рад бы оттянуться даже с жутковато прыщавой грымзой, то есть с завучихой школы, если не с другой бабой-ягой, лишь бы отбомбиться не на простынку, не в трусики, не в толчок, не в промокашку… сами посудите, должна ведь наличествовать причина такого вот ненормального положения в моей жизни, хотя в остальном не задолбан я этим вашим злоебучим аутоэротизмом… разумеется, боже меня упаси от идентифицирования любимой девушки с собственной мамашей – вот такого уж не снилось мне в самом страшном сне… более того, не буду скрывать, несмотря на все моральные табу, соседку незамужнюю ебу и, не состоя в некрофилах, лично Ленина видал в гробу… я совершенно не извращенец, классика полового акта для меня – святое… так в чем же, скажите, Тамара Валентиновна, дело?.. может быть, я урод какого-нибудь редкого типа?.. если так, то что тогда делать и как быть? – не вешаться же на бельевой веревке…

Я в тот раз немного забылся; вдруг Маруся без всякой подъебки и злоехидных улыбочек прерывает мутноватый поток несчастного моего сознания:

«Спорим на мороженое с шампанским, что я читаю твои мысли?»

Это меня ошарашило, но все-таки не из тех я был бздиловатых коней, что не принимают пари.

«Согласен, валяй, говори… кому-кому, а тебе всегда рад проиграть».

«Иногда, как сейчас, ты не можешь не думать о причине своей ко мне, скажем так, холодности… продолжать?»

«Хлопну вот одну – и продолжай, хотя мороженое с «шампанзе» уже за мной… ты угадала, сейчас закажу».

«Ты, Олух, прекрасно знаешь, что давно уже тебя люблю, соответственно, считаю своим, верней, чужим, но все равно единственным в моей жизни любимым человеком… если не ошибаюсь, и ты ко мне не равнодушен… но то ли сознательно, то ли бессознательно, ты, скажем так, не готов относиться ко мне как к единственной из женщин… дело же, сам понимаешь, не в том, чтоб трахнуться… однажды я, дура, проделала сие исключительно ради внесения полной ясности в данный мировой вопрос… и разобралась сама с собою раз навсегда – не сделаюсь я ничьим, даже твоим, постельно-ис-пытательным полигоном… я – твой друг, ты – мой, ближе тебя никого на свете у меня нет и никогда не будет, вот и все».

Говорить мне тогда было нечего; «шампанзе» не брало, пломбир почему-то вызывал ненависть; мы довольно мило болтали о том о сем, потом я на леваке довез Марусю до дома, с тяжелым сердцем чмокнул в щеку.

Я не мог не презирать себя за трусость, несомненно связанную с жадностью потерять всех будущих женщин в обмен всего лишь на 1 (одну!)… поэтому всегда чувствовал себя полным дерьмецом по сравнению с нею, совершенно правильно не желающей трахнуться со мною – с диким иноходцем, с мустангом, шарахающимся прочь от ужаса перед бытовой оседланностью… должно быть, думаю, правы мужики-магометане, имеющие в гаремах дюжину жен, а когда и сотню… и никакая я не загадка психоанализа, а дерьмо двуногое, бегающее от дарованной мне ценности – от единственности любви… но ведь не понимать хотел бы я сей дар, а неискусственно его почувствовать – вот в чем дело… если не получается, выходит дело, я все-таки поражен какой-то отвратительной двойственностью чувств и мыслей… поэтому и суечусь с утра до вечера, шалея, как кот весенний, от вида любой утробно мурлыкающей кошки, или, как Опс, вечно тоскующий по связке с любой сучкой, а бывает, и с игривым кобельком, что лично мне глубоко чуждо… а раз известная причина торчит на поверхности, то на хрена мне дорогущие разговорные сеансики с Тамарой Валентиновной, уверенной, подобно всем психоаналитикам, в величии фрейдовской универсальной схемы?.. она для нее не перестанет быть неким телезондом, наконец-то добравшимся до глубин подсознанки… сам я полагал, что правильней говорить не о всеизвестной схеме, а о глубочайших пластах памяти, почему-то скрывающей от людей разгадку некоторых тайн их индивидуальной и родовой жизни… хотя вполне возможно, что нет никаких у меня тайн, а просто я жалкий раб половой распущенности, как сказала та же завучиха, выдворяя меня со старшеклассницей из девчачьего сортира…

Так вот, я постарался провести как можно больше сделок все в том же стиле, не привлекавшем к себе внимание, пока литгенерал был занят в Пицунде пошивом дешевенького литширпотреба; он, конечно, еще не понимал, что лично на него, как и на миллионы других людей, на с понтом всепобеждающие идиологемы, мифологемы да философемы Советской власти, на подзагнивший базис и смердевшие надстройки – на всю нелепую Систему – надвигается исторический пиздец; и не какой-то там уже виден на горизонте земной рай с воздушными замками и голубыми городами, где от каждого – по способностям, каждому – по потребности, а вот-вот грянет неожиданная перестройка, с чудовищной безалаберностью продуманная растерянными паханами партии; а за ней – что за ней, если забежать вперед?.. распад империи, катастрофы, митинги, кооперативы, рэкетиры, возвращение свобод, разграбление госсобственности, экономические новшества, дальнейший разгул дальнейшего беспредела; я хоть краем уха слышал о надвижении всех этих дел, но ведь чего-то такого не ожидали от СССР ни зажравшиеся на холодной войне хваленые спецслужбы Запада, ни куча русофобствовавших Бжезинских, ни финансовые воротилы, ни политиканствующие лидеры Европы и Америки; крушение совковой эпохи не снилось ни нормальным людям, ни свободолюбцам, дерзко мечтавшим о возможности революционных перемен, ни замечательным писателям и поэтам, ни талантливым нашим дельцам и экономистам, тосковавшим по свободному предпринимательству.

Сам я только благодаря беседам с Михал Адамычем впервые услышал о надвигающемся крахе Системы и империи, а также просек, что Китай, покончивший с догмами утопического учения на десять лет раньше России, прекрасно понимает, из какого тупика медлит выбраться туповато дебильная старшая Система, и что на руку ему нелепая ее, малопонятная медлительность; при этом Китай наверняка думает: подольше бы ты, дура, не выбиралась на глазах у нашей Поднебесной из марксистско-ленинской грязищи, чтоб ты провалилась сквозь кору земную…