Юнас Ли - Хутор Гилье. Майса Юнс

У небольшого одноэтажного деревянного дома, выдававшегося на улицу, начиналась решетка больничного сада, и Майса замедлила шаги. В детстве она всегда пробиралась в сад отсюда, когда ей нужно было к матери, служившей уборщицей.

В те дни в больнице для Майсы открывался целый мир; можно сказать, она чувствовала себя там как дома. Теперь прежнего заместителя главного врача уже давно не было, после него, верно, сменился не один врач, да и весь персонал был новый. И все же Майса знала, что, пока в больнице работают старый привратник и матушка Дамм, ее связь с этим миром еще не потеряна.

Она свернула в проход между двумя решетками, каждая из которых ограждала отдельную часть сада, и позвонила у больничных ворот. Она хорошо помнила, как маленькой девочкой прибегала сюда к матери — уборщице Марии Юнс, и если, случалось, приходила позже положенного времени, привратник учинял ей настоящий допрос. Она услышала, что где-то внутри прозвенел звонок, и, как прежде, ощутила замирание сердца, точно снова гадала, будет ее ругать или сегодня окажется снисходительным этот худенький прямой старичок, такой придирчивый, а порой и такой добрый, который появлялся из своей будки, одетый в поношенный синий мундир с блестящими пуговицами и белым шарфом на шее — ни дать ни взять профессор-хирург. Во всяком случае, тогда она не сомневалась, что он облечен не меньшей властью и могуществом.

После смерти матери в жизни Майсы все переменилось, — теперь уже она не имела права приходить в больницу и пробираться за решетку сада, где стояли крепкие деревянные и каменные строения и шелестели высокие ивы, которые в дождливые и ветреные дни словно мели по тучам своими верхушками…

Когда через полчаса Майса вышла из больничных ворот, унося в кармане три марки, занятые у матушки Дамм, у нее словно гора с плеч свалилась. Уж она-то знала, где искать матушку Дамм, — налево по лестнице, где в длинном широком коридоре зажигали свет после вечернего обхода. Сколько раз она вот так же стояла перед палатами № 2, № 3, № 7, терпеливо поджидая, когда освободится мать, и хотя с тех пор, как она в последний раз приходила сюда, прошло много лет, она сразу узнала этот особенный запах, неотделимый от больницы…

Думая обо всем этом, она пришла в хорошее настроение и не успела оглянуться, как оказалась возле моста Ватерланнс-бру. Тут с ней поравнялся незнакомый молодой человек; она взглянула на него в свете фонаря и решила, что, верно, это какой-нибудь повеса студент.

У следующего фонаря студент снова оказался рядом с ней. Он был в очках и поглядывал на нее. «Пожалуйста, можете рассматривать меня сколько угодно».

Вдруг он чрезвычайно вежливо поклонился и, приподняв шапку, спросил:

— Наверно, йомфру живет здесь, в Грёнланне?

Она, конечно, ничего не ответила, — ему-то какое дело!

— Я подумал, что вы возвращаетесь из города домой.

Оставалось делать вид, будто у тебя нет ушей.

— Уверяю вас, йомфру, вам не угрожает ничего, кроме самого безобидного вопроса, который никоим образом не оскорбит вашу скромность. Мне только хотелось бы узнать, не скажете ли вы, как найти дом номер сто пятьдесят три по Грёнланнслере?

Батюшки, да ведь это он ее домом интересуется, когда же он ее выследил?

— Я говорю о доме Эллефсена. Знаете, там внизу магазин, и ворота не закрываются.

Она прибавила шагу, но он не отставал. И вдруг спросил:

— Скажите, нет ли здесь где-нибудь поблизости школы для глухонемых?

При этих словах она невольно рассмеялась, но тут же раскрыла зонт и отвернулась. Вот чудак!

— Что, по-прежнему неприступны?.. Вспомните, пожалуйста, там вокруг дома Эллефсена еще такой низкий белый забор, а во дворе много построек, и живет там самый разный люд, — настаивал он.

Какие у него дерзкие кошачьи глаза, так и блестят за очками, а по голосу слышно, что он веселится от души.

Ответ уже вертелся у нее на кончике языка, но с чужими мужчинами нельзя вступать в разговор. Скажи хоть словечко, и тебя тут же сочтут за одну из тех, с кем можно вести себя как заблагорассудится. Это она твердо знает… Поэтому Майса сдерживалась и молчала, пока они не дошли до лавочки Суннбю, что на углу. Она быстро юркнула внутрь. Теперь-то она отвяжется от этого студента, к тому же здесь можно купить леденцов и немного поболтать с хозяйкой…

А он прав, в доме Эллефсена и в самом деле живет разный люд. В пять утра принимается за работу медник, Майсе даже будильника не нужно, потом стекольщик поднимает страшный шум, когда ребятишки слишком близко подходят к его рамам, выставленным у стены, и всю ночь напролет гудят и грохочут паровозы на железной дороге, проходящей прямо за деревянным забором.

Пробираясь по доскам в непроглядно темной подворотне дома Эллефсена, где всегда гулял ветер, Майса безошибочно находила дорогу. Доски с хлюпаньем оседали под ее шагами, но она даже с закрытыми глазами нашла бы три кирпича, с которых можно перепрыгнуть на деревянные плашки, там и сям разбросанные по грязи и ведущие направо, к маленькой пристройке, занимаемой мебельщиком Дёрумом, ее квартирным хозяином.

И как же она испугалась, когда позади нее в подворотне вдруг раздался возглас:

— Ну что за свинство! Настоящая подлость!..

Опять этот студент! Значит, он так и следит за ней…

— Слушайте, где тут брод в этой грязище — направо или налево?

— Держитесь середины, там поглубже, как раз в вашем вкусе.

— Постойте, постойте, не с вами ли я только что разговаривал? Так теперь вы решили еще и утопить меня? Во всяком случае, могу заверить, что вы расправитесь с невинным человеком. Нет, ну что за свинство! — Голос звучал жалобно — видно, студенту плохо приходилось. — Послушайте вы, достопочтенная, глубокоуважаемая йомфру, неужели вы не способны проявить сострадание к ближнему, чьи намерения были истолкованы столь превратно? Ну скажите только, куда идти — направо или налево? Есть же здесь то, что именуется досками. Не парите же вы в воздухе, словно тень из лучшего мира… Нет, тут становится просто опасно, — бормотал он, — того и гляди, придется пускаться вплавь! Вы, кажется, смеетесь, йомфру?.. Да не ошибся ли я адресом? — воскликнул он вдруг. — Но я видел ясно номер у самого фонаря — сто пятьдесят три. Понимаете, мне нужно в дом сто пятьдесят три к подрядчику Эллефсену… Должен вам сказать, что я где-то здесь живу; вернее, я был здесь неделю назад и снял комнату, но это было при дневном свете, а теперь здесь сам черт ногу сломит. Днем я даже переправил сюда свои вещи, если только посыльный честно выполнил свой долг. Я ищу вдову Турсен.

Ах, вот оно что! Тут Майса сразу все поняла; выходит, она все время разыгрывала перед ним дурочку.

— Ну да, она живет здесь, — быстро заговорила Майса. — Как выйдете во двор, перед вами сразу будет лестница. Хотя да, вам же ничего не видно; стойте там, где вы стоите, а я буду говорить, куда вам идти.