Юнас Ли - Хутор Гилье. Майса Юнс

Арна же забарабанила на пианино «Янки-дудл», так что струны загудели.

— Я нарочно побегала с ним — надо ему дать поразмяться, — явилась она минуту спустя к Майсе, — ведь у него, у бедняжки, домашний арест на три дня… Ой, вы уже успели пришить всю отделку вокруг ворота, и на лифе, и на подоле! Неужели все это за утро?

А когда же? В последние дни Майса и впрямь творила чудеса; на нее порой находило какое-то лихорадочное усердие, и она шила, не отрываясь ни на секунду… Когда в городе появилась первая швейная машина, Майса ходила словно в угаре от восторга. Она считала дни, когда ей удастся попасть в те дома, где приобрели машины; шитье не выходило у нее из головы и снилось по ночам. Машина у консула Скэу как будто шьет сама по себе; Майса могла бесконечно нажимать на педаль, не замечая, как идет время; в тот год она будто помешалась на швейных машинах.

Теперь работа шла играючи, не то что прежде, когда изо дня в день, с самой конфирмации, ей приходилось гнуть спину над шитьем вручную. Страшно вспомнить, сколько нужно было сидеть, чтобы сшить юбку или пришить волан… В конце концов Майса научилась разбираться в неполадках, которые случались в машине. Иной раз все зависело от какой-нибудь мелочи.

Но настроение свое на ней срывать не годится, уж тогда-то она наверняка заартачится!

Сейчас мысли Майсы были заняты Хьельсбергом. Сумеет ли он заплатить за квартиру? На лето плата повысилась, и фру Турсен в эту пору могла впустить двух жильцов вместо одного…

…А вот и коляска въехала в подворотню! Фру и барышни вышли у парадной.

Обед уже был готов, и в столовую торопливо понесли супник. Господин коммерсант не любит ждать. Майса тоже получила свой поднос с тарелкой супа и вкусной свежепросоленной грудинкой с овощной подливкой.

Из столовой неслись громкие голоса, — сегодня там царило оживление, юрист с Антуном что-то обсуждали, и время от времени фру и Сингне тоже вставляли свое слово.

— Не хочет ли йомфру Юнс стаканчик пива к солененькому? — предложил коммерсант, когда Лена внесла второе. По голосу было слышно, что он в отличном настроении.

В этом доме не принято засиживаться за столом, — коммерсант всегда спешит и, прежде чем уйти наверх вздремнуть после обеда, обычно только бросает несколько отрывистых замечаний.

После обеда сестры зашли к Майсе посмотреть, что она успела сделать, пока их не было, и как получается платье Сингне. Кривоногий, начавший заплывать жирком Антун, насвистывая, расхаживал тут же.

— Видите, йомфру Юнс, сколько всего нужно сшить женщине, прежде чем выйти замуж… — вмешался он в их разговор, но ему никто не ответил. — Пока не обзаведетесь таким ворохом юбок и платьев, не думайте подыскивать жениха, слышите? Хотя вы, конечно, ни о чем таком и не помышляете, хе-хе-хе!

Заметив, что в комнату входит мать, он отошел от них.

В последнее время он часто заигрывал с ней; Майса прекрасно понимала, что это началось с того вечера, когда он встретил ее возле уличного фонаря у театра…

Подымая руки, Сингне проверяла, удобна ли пройма, а Майса выправляла и закалывала булавками подол тонкого светлого муслинового капота.

— Знаешь, мама, это может кончиться самым неожиданным образом, — подошел к матери Антун. — Попомни мое слово, не станет министр ни с того ни с сего вызывать отца и спрашивать его мнение о торговом законе.

— Но ты же знаешь, что отец об этом и не думает, — многозначительно возразила фру.

— А кончится дело вот чем. — И Антун начертил на груди крест.

— Ну нет, отец к этому совершенно не расположен.

Антун только свистнул: увидим! увидим!

Внимательно оглядев платье, фру заметила:

— Что ж, Сингне, пожалуй, дома трудно сшить лучше.

— Элегантно! — объявил Антун и обошел вокруг сестры. — В таком туалете молодая фру может выйти на балкон где-нибудь в Швейцарии и рассматривать Финстераархорн, Монблан и тому подобное…

— Антун стал совершенно несносен, — сказала Арна. — Так и вьется среди нас.

— Гораздо хуже, что рассматривать начнут Сингне, — проговорила мать. — Там, конечно, множество знати, и они шьют не у йомфру Юнс, сами понимаете… Да и не только они — у нас здесь тоже многие выписывают туалеты из-за границы.

— Но и ты, мама, можешь себе это позволить, — сказала Сингне.

— Я? Я столько лет обходилась тем, что можно купить здесь. Конечно, те, кто причисляет себя к высшим кругам, предпочитают заграничные наряды…

— А ведь теперь вполне может статься, что вас с отцом пригласят во дворец и к губернатору…

Наконец остался только пеньюар, который нужно было и скроить и закончить за сегодняшний вечер, и все погрузились в модный журнал, чтобы выбрать фасон.

— Как по-твоему, мама, может быть этот? Или этот? Пожалуй, я остановлюсь на этом, как ты считаешь?

— Послушай, Сингне, я все думаю: а что, если вам заехать в Париж? Мне кажется, тебе следует настоять на этом. Тогда ты могла бы и для нас купить что-нибудь… Все-таки если действительно придется бывать в высшем свете, лучше иметь костюмы, за которые можно не опасаться. Это такой удобный случай посетить Париж, а ты знаешь, как мне хочется, чтобы ты там побывала.

…Закончив работу у Транемов и возвращаясь вечером домой, Майса была довольна. Какое счастье, что шитье у нее все время ладилось. Уж на этот-то дом она всегда может рассчитывать!

Теперь ей предстояло проработать восемь дней у консула Скэу, пока они не уедут на морские купанья в Осгорстранн. Все-таки из всех домов, где ей приходилось шить, она больше всего любила бывать у Скэу. В этой семье ко всем относились с уважением и понимали, что бедные тоже бывают честными…

Но больше у нее не было заказов до конца лета. Один за другим все разъезжались из города…

Как только она прошла мимо мясного ряда и свернула на Стургатен, на тротуаре ее остановил Хьельсберг. Очки его сверкали и поблескивали:

— А вы были правы, Майса, мне действительно подвалило счастье. И можете не сомневаться, я его не упущу. В Клингенберг на лето приезжает шведская труппа, и кто же, как не ваш покорный слуга, получил приглашение писать рецензии об их спектаклях за двенадцать далеров в месяц? Это как раз когда я уже начал поглядывать на объявления о месте домашнего учителя! Теперь подождем отчаиваться до осени.

Он был очень возбужден и все говорил о том, сколько ему удастся сделать за эти три месяца, если он будет работать как вол, не днями, а целыми сутками, и единственным его развлечением будут вечера в Клингенберге…

— Два бесплатных билета, и в полвосьмого, после первого акта, ну как, Майса? Не кажется ли вам, что мы недурно проведем лето?

— Еще бы! — отозвалась Майса.

— Ну, а вы как, избавились наконец от своих Транемов?