Джонатан Свифт - Дневник для Стеллы

Выписывает моралист
Все добродетели на лист;
Мораль подобная скучна:
Их все включает честь одна.
Не меланхолию, не кровь,
Не желчь, не флегму, не любовь, —
Честь мы владычицей зовем,
И темперамент ни при чем.

Но если честь усмотрят вдруг
В скандальных выходках пьянчуг,
В бесчисленных рубцах на лицах
И в триумфальных колесницах,
В том, чтобы с шулером тотчас
Расплачиваться каждый раз,
В том, что красотка на свиданья
Является без опозданья,
И в том, что лорду верит рвань,
Воздав происхожденью дань,
Нам Стелла преподаст урок,
Как наилучший педагог.

Инстанций выше чести нет.
Напрасен здесь чужой совет.
Все взвесив собственным умом,
Не думай о себе самом.
Установить важнее тут,
Как поступил бы, скажем, Брут, [1057]
Старик Сократ или Платон.
Кровь пролили бы свою Катон?

От бредней дух освободи!
Иначе у тебя в груди
Верх снова слабости возьмут,
Которые страшнее смут:
Гневливость, похоть, суета,
Жестокость, алчность, клевета,
Трусливый стыд и подлый страх,
Царящий в мелочных сердцах.

На небеса возносит честь,
Там для героев место есть;
И Стелла будет среди них,
Надеюсь, позже остальных.
Когда сказала Стелла «да»,
Не нужно больше клятв тогда.
Скорее целый мир падет,
Чем Стелла друга подведет.
Честь в сердце Стеллы так сильна,
Что правда ей всегда видна.
Ей отвратителен обман,
И ненавистен ей тиран.
Дурной министр, дурной король
В ней вызывают гнев и боль.

Ей предрассудок надоел,
Мол, доблесть — лишь мужской удел.
Подсказывает Стелле вкус:
Смешна трусиха, как и трус,
Хоть многих привлекла досель
Жеманным страхом Флоримель.
Столь театральная боязнь
Внушает Стелле неприязнь.
Не перебудит Стелла дом,
Крича, что видела фантом.
Шнуровку не разрежут ей,
С водою прибежав скорей,
Лишь потому, что стук не в срок
Иль в спелой сливе червячок.

Послушать Стеллу каждый рад;
Остроты Стеллы — сущий клад,
Который светится слегка,
Как солнце, скрывшись в облака,
Однако пронизать готов
Отрадным блеском свой покров.
Признайся, Стелла, Прометей
Был ослеплен красой твоей.
Лишь для тебя огонь украв,
Он дал тебе неженский нрав.
В обличье женском дух мужской
Облагородил род людской.
Черты по-женски хороши,
Чертог, но для мужской души.

Понять не трудно, я же сам
Злословью повод лучший дам,
Когда скрывать я предпочту
Ум Стеллы или доброту.
Изведав пагубную хворь,
Не различал я быстрых зорь:
Лишь призывал я день и ночь,
Всех, кто способен мне помочь;
Но прибежала Стелла вдруг
И облегчила мой недуг;
Страдала более меня,
Веселость внешнюю храня.
По воле неба был я слаб.
Мне даже самый верный раб
Не угождал бы, как она,
Лишь дружбою вдохновлена.
Целит меня за часом час
Трудами рук, приветом глаз;
Вблизи постели, словно дух,
Безмолвная, щадит мой слух.
Отвратный пробует бальзам,
Который должен пить я сам.
И стыдно мне лицо скривить.
Как Стеллу не благословить?
Пример достойный для друзей!
Спасая нежностью своей
Мне жизнь, своей рискуешь ты.
Чрезмерный подвиг доброты!
Скажи, какой глупец бы мог
Снести блистательный чертог,
Чтобы обломками потом
Чинить убогий ветхий дом?

Когда роскошный дом возник,
Забыты каменщики вмиг;
Дивясь торжественной красе,
Иниго Джонса [1058]хвалят все.
Так, если выстоит чертог
Из этих рифм, из этих строк
Не только в наши времена,
Хвалы достойна ты одна.

Тебе я начал петь хвалы
Без купидоновой стрелы;
Ты, Стелла, помнится, тогда
Была не так уж молода;
Я страсти в сердце не впустил,
Тебя я, Стелла, слишком чтил.

Привычкам верные своим,
Разнообразия хотим;
Подругу, друга и жену
Мы ценим лишь за новизну
И утешаемся подчас,
Мол, наилучшее при нас.
Жизнь как заманчивый базар:
Отбросив хлам, найдешь товар.
С кем дружит Стелла, счастлив тот,
Не ведая таких забот.
Какой-нибудь поэт чердачный
Сидит, как попугай невзрачный;
Он всех и вся воспеть готов
За неименьем башмаков;
А если муза под шумок
Ему заштопает чулок
Или попотчует певца
Котлетой с кружкою пивца,
Иль раздобудет уголька
Для стынущего камелька,
Поэт превыше звезд парит,
Любовь свою боготворит,
Вознагражденный за труды,
Не чая в будущем беды.

Нет, Хлою, местную сильфиду,
Филлиду, Сильвию, Ириду,
Искать не будут в небесах,
Спросив об этих адресах.
Разыщут Хлою поскорей,
А с нею пьянствует лакей.
Филлида штопает белье,
Забыв прибрать свое жилье.
Лен треплет Сильвия одна,
В кровоподтеках вся спина. [1059]
Ирида потеряла прыть:
Болезнь дурную трудно скрыть.
Дочь не узнал отец-мерзавец
Среди других таких красавиц.
Подвластны были до сих пор
Поэту слава и позор.
Претит угодливая лира,
Как непристойная сатира.
Отвергнем авторов плохих!
Одною правдой блещет стих.
Тем выше вымыслу цена,
Чем лучше правда в нем видна.
Когда бы пел я красоту
В недолговременном цвету, —
Заемный, праздничный наряд,
Как стоики нам говорят, —
Я прививал бы черенок,
Который, зеленея в срок,
Встречал бы солнце летних дней,
Чтобы засохнуть без корней,
Как будто громкая хвала
Насмешкой горькою была.

Так Мевий [1060], не жалея сил,
Воспеть блудницу норовил;
Он брал приемы напрокат,
Сравнениям избитым рад
И самым пошлым небылицам
Из посвящений разным лицам.
Покуда лавр подобный рос,
У нимфы провалился нос.

Лишь добродетель при тебе
Благодаря самой судьбе.
Не скажет, Стелла, злобный свет,
Что лжет пристрастный твой поэт.

Мои стихи переписав,
Признаешь ты, что был я прав;
При этом слабостей твоих
Не скроет мой правдивый стих.
Грешишь ты вспыльчивостью, да!

Вот главная твоя беда.
Твой лучший друг не промолчит,
Тебя в ошибке уличит,
А ты даешь ему отпор
Всем доводам наперекор.
Ты сердишься, не разобрав,
Кто заблуждается, кто прав.
Себя не помнишь ты почти,
И твой рассудок взаперти.
В непримиримости твоей
Ты нападаешь на друзей,
Являющих тебе пример
Пристойных сдержанных манер.

Твой друг тебя не подведет.
Разоблачив твой недочет,
Не чуждый, судя по всему,
И высочайшему уму,
Как пламень Этны, чей размах
Нас восхищает, вызвав страх;
Подземным жаром с вышины
Долины обогащены.
Южанин жалуется нам,
Как солнце жжет по временам,
При этом сам он первый рад,
Когда созреет виноград.
В твоих глазах увидев гнев,
Я сокрушаюсь, пожалев
О том, как часто может страсть
Впустую вспыхнуть и пропасть.
Остроты часто страсть родит,
Но чаще сердце бередит.
Полезен лозам жгучий зной,
Но портит он вино порой.
Однажды гнев Аяксу в грудь
Паллада вздумала вдохнуть. [1061]
Он мог бы Трою взять в бою,
Отвагу доказав свою.
Однако, гневом одержим,
Грозил соратникам своим.