Виктор Гюго - Труженики моря

Декан обратился к Жилльяту. Жилльят кивнул головой.

— Хорошо, — сказал декан.

Эбенезер стоял неподвижно. Дерюшетта была в оцепенении. Декан продолжал:

— Однако еще есть препятствие.

Дерюшетту передернуло. Декан продолжал:

— Вот этот присланный месс<���ом> Летьерри, — тут он указал большим пальцем левой руки на Жилльята, что избавляло его от необходимости произнести какое бы ни было имя, — присланный месс<���ом> Летьерри сказал мне сегодня утром, что месс Летьерри слишком занят для того, чтобы прийти лично, и желал, чтобы брак бы был совершен немедленно. Такого словесного желания недостаточно. Я ни за что не решусь обойтись без запроса месс<���а> Летьерри или без письменного его разрешения. Несмотря на все мое желание угодить вам, я не могу ограничиться одной передачей слов. Мне нужно что-нибудь письменное.

— Вот, извольте, — сказал Жилльят. И подал декану бумагу.

Тот схватил ее, пробежал глазами, пропустил несколько строк, вероятно, не относившихся к делу, и прочел громко:

«…Сходи к декану и похлопочи насчет позволения. Я хочу, чтобы свадьба была улажена как можно скорее. Лучше всего — сейчас же».

Он положил бумагу на стол и продолжал:

— Подписано: Летьерри. Почтительнее было бы обратиться ко мне. Но так как дело идет о сослуживце, мне больше ничего не нужно.

Эбенезер опять пристально посмотрел на Жилльята. Он подозревал обман и не имел духу изобличить его. Он промолчал, из уважения — к тайному героизму, который сказывался во всем этом странном сцеплении фактов, или просто оттого, что его ошеломило громовым ударом счастья.

Декан взял перо и с помощью протоколиста заполнил пробелы в церковной записи, потом он выпрямился и пригласил движением руки Эбенезера и Дерюшетту подойти к столу.

Началась церемония.

Момент был странный.

Эбенезер и Дерюшетта стояли рядом перед священнослужителем. Видевшие себя во сне под венцом, испытали то, что они теперь испытывали.

Жилльят стоял в некотором отдалении в тени колонн.

Дерюшетта, встав утром в отчаянии, оделась в белое, думая о могиле и о саване. Траур этот пригодился для свадьбы.

Декан, стоя возле стола, положил руку на открытую Библию и спросил громким голосом:

— Нет ли препятствий?

Никто ничего не ответил.

— Аминь, — сказал декан.

Эбенезер и Дерюшетта пододвинулись на шаг к преподобному Жакмену Героду. Декан сказал:

— Жоа Эбенезер Кодрэ, хочешь ли ты взять эту женщину в жены?

Эбенезер отвечал:

— Хочу.

— Дюранда Дерюшетта Летьерри, хочешь ли ты взять этого человека в мужья?

Дерюшетта, в агонии души под бременем счастья, как лампа от избытка масла, скорее прошептала, чем произнесла:

— Хочу.

Тогда, согласно с прекрасным уставом англиканского брака, декан посмотрел вокруг и предложил церковному мраку следующий торжественный вопрос:

— Кто дает эту женщину этому человеку?

— Я, — сказал Жилльят.

Наступило молчание. Какая-то смутная тоска сказывалась в порывах восторга Эбенезера и Дерюшетты.

Декан вложил правую руку Дерюшетты в правую руку Эбенезера, а Эбенезер сказал Дерюшетте:

— Дерюшетта, я беру тебя в жены, будь ты лучше или хуже, беднее или богаче, больна или здорова, чтобы любить тебя до смерти, и вот тебе в этом моя рука и слово.

Декан вложил правую руку Эбенезера в правую руку Дерюшетты, и Дерюшетта сказала Эбенезеру:

— Эбенезер, беру тебя в мужья, будь ты лучше или хуже, богаче или беднее, болен или здоров, чтобы любить тебя и повиноваться тебе до смерти, и вот тебе в этом моя рука и слово.

Декан продолжал:

— Где же кольцо?

Этого не предвидели. У Эбенезера не оказалось кольца.

Жилльят снял с пальца золотое колечко и подал его декану.

Декан положил кольцо на Библию, потом передал его Эбенезеру.

Эбенезер взял маленькую, дрожавшую ручку Дерюшетты, надел кольцо на четвертый пальчик, и сказал:

— Обручаюсь тебе этим кольцом.

— Во имя Отца, и Сына, и Св<���ятого> Духа, — сказал декан.

— Аминь, — добавил чтец.

Декан повысил голос:

— Вы супруги.

— Аминь, — сказал снова чтец.

Декан продолжал:

— Помолимся.

Эбенезер и Дерюшетта встали на колена. Жилльят тоже опустил голову. Они все преклонялись перед Богом.

Выйдя из церкви, они увидали, что «Кашмир» начал готовиться к отплытию.

— Как раз вовремя, — заметил Жилльят. Они опять пошли по тропинке к Гавелэ. Молодые супруги шли вперед, Жилльят сзади.

Через несколько минут они были у лодки.

Эбенезер вошел первый в лодку. Когда Дерюшетта хотела последовать за ним, она почувствовала, что ее что-то потихоньку удерживало за рукав. Жилльят держал рукой одну из складок ее платья.

— Вы не рассчитывали уехать, — сказал он. — Я думал, что вам, может быть, понадобятся платья и белье. На палубе «Кашмира» вы найдете сундук со всеми женскими принадлежностями. Это сундук матери моей. Он предназначался жене моей. Позвольте предложить его вам.

Дерюшетта пробудилась наполовину от сна и повернулась к Жилльяту. Он продолжал тихим, чуть слышным голосом:

— Теперь, не для того, чтобы задержать вас, но, видите ли, мне кажется, следует объяснить вам все. Когда совершилось несчастие, вы сидели в нижней зале и сказали одно слово. Вы не помните какое: ничего нет мудреного. Нельзя помнить все свои слова. Месс Летьерри был в сильном горе. Пароход был славный и приносил немало пользы. Случилась беда на море; все кругом заговорили и растревожились. Все это, разумеется, забылось. Только дело в том, что пароход засел в скалах. Нельзя же все об одном думать. Я хотел вам сказать только, что так как никто не решился ехать туда, я поехал. Говорили, что невозможно; вздор, не то было невозможно. Благодарю вас, что вы слушаете. Поверьте, что я отправился туда вовсе не для того, чтобы сделать вам неприятное. Впрочем, это длинная история. Я знаю, что вам некогда. Если б было время, если б можно было все сказать, многое вспомнилось бы, но зачем? Начинается с того дня, когда шел снег. Потом раз, когда я проходил, вы как будто улыбнулись. Вот этим-то и объясняется все. А вчера мне некогда было зайти домой, я только что возвратился с работы, грязный, оборванный, я испугал вас, вам сделалось дурно; виноват, так не приходят к людям, не сердитесь на меня. Вот и все, что я хотел вам сказать. Вы уезжаете. Погода славная. Ветер с востока. Вы не сердитесь, что я поговорил с вами немножко? Не правда ли? Ведь это последняя минута.

— Я думаю о сундуке, — отвечала Дерюшетта. — Зачем не оставить его для жены вашей, когда вы женитесь?

— Я никогда не женюсь, — сказал Жилльят.

— Жаль, потому что вы добрый.

Дерюшетта улыбнулась. Жилльят тоже улыбнулся в ответ ей.

Потом он помог ей взойти в лодку.