Иван Новиков - Золотые кресты

«Я его охраню от нависнувшей смерти, как он обещал охранить от крылатой вещуньи. Я не пущу, не отдам его ей…»

И снова, и снова обрывает себя:

Он здоров, он скоро придет, просто сама она нервничает, просто долго нет его возле нее.

Вздыхая, отходит от окна вся в серебре, в ночном дорогом уборе своем вечно печальная, вечно прекрасная Осень — невеста всех отходящих богов. Молчит она, но молчание ее так же хрустально прозрачно, так же светит до дна сокровенных мыслей ее, как сама она вся в своей непорочности.

И надвигается темная ночь, и возле дома, и в доме, у порога души. Переливается тьма, поднимает безликую голову, снова прячет в костлявые плечи и вылезает опять. Хочет в душу войти, хочет влить в ее воды свой холодный, тяжелеющий мрак. Но сжимает Анна маленький крестик все крепче и крепче п руках своих, и осеняет им тьму, и молится тихо:

— Господи, сохрани… Господи, помилуй его… Господи… А время идет, и все растет безнадежность. Кажется, не будет конца этой ночи, начавшейся вечность назад. Что с ним? Где он?

— Глеб, Глеб, отзовись! Брат души, прекрасный ангел, сошедший на землю!.. Не улетай, помедли здесь с нами, вернись…

Входит Андрей. Встревожен и он, хотя не дает почувствовать Анне. Но, ах, разве можно что-нибудь скрыть от нее? Разве не видит она, что рядом с ним, вместе с ним, впереди его вошло беспокойство, томящее чуткую душу.

— Брат, и ты беспокоишься? Где он? — кинулась Анна к нему — только вошел.

И не успел он ответить, не успел рта ей открыть, как за него сказало его беспокойство:

— «Да, я боюсь, я не хотел тревожить тебя, но большим счастьем будет, если пройдет этот день без беды…»

Вслух же ответил:

— Да, поздно уже, но, я думаю, беспокоиться нечего. Засиделся и только.

«Ты бы ложилась спать…», — хотел он добавить, но даже послушный язык отрекся от этих слов.

Настоящий же Андрей и сам тревожился очень.

— Хочешь, что-нибудь я тебе почитаю?

— Нет, брат, не хочется. — Но потом, подумав, добавила: —А, впрочем, прочти.

— Что ты хочешь?

— Из Тютчева. Прочти, что откроется.

— Хорошо.

Андрей вышел за книгой, а Анна закрыла руками лицо и ждала. Жутко ей становилось. Со всех сторон обступала, заливала, поглощала ее ночная стихия.

— Кто там? Вздрогнула вся: — Андрей!..

— Это я.

— Дай, я открою сама. — Встала и открыла. — Читай! Андрей прочитал:

На мир таинственный духов — Над этой бездной безымянной — Покров наброшен златотканный Высокой волею богов.

День — сей блистательный покров, День, земнородных оживленье, Души болящей исцеленье, Друг человеков и богов!

Но меркнет день, настала ночь; Пришла и с мира рокового, Ткань благодатную покрова, Собрав, отбрасывает прочь…

И бездна нам обнажена С своими страхами и иглами, И нет преград меж ей и нами:

Вот отчего нам ночь страшна.

— Еще, — сказала Анна, побледнев. Андрей протянул ей книгу.

— Открой сам. — Развернул ближе к концу.

— Читай, читай… — прошептала девушка, видя, что он молчит.

Прочитал упавшим голосом Андрей:

Увы, что нашего незнанья И беспомощней и грустней?

Кто смеет молвить: до свиданья!

Чрез бездну двух или трех дней?

Замолчал, опустив оранжевый маленький томик.

— Брат, брат… — почти простонала Анна. — Брат, он умрет…

Но тьма подала неожиданно голос. Чьи-то шаги. Кто-то был у подъезда.

Он жив! Он воскрес!

Воскреснувший Глеб пришел не один. Встревоженный хлынувшей вдруг от волнения кровью у Глеба, проводил его на извозчике Николай Платонович. Но в темную ночь побоялся извозчик везти по горе, ни за что не хотел, и его оставили ждать внизу, а сюда оба дошли пешком.

— Что с тобой? — с испугом спросил Андрей, видя в слабом свете от окон, как он был бледен.

— Ничего, нездоровится… — слабо ответил Глеб, утомленный ходьбой.

— Я завтра вас навещу, непременно, — сказал, прощаясь, Николай Платонович, пожал руку Глебу, поклонился Андрею и исчез; тот его не удерживал.

— Глеб, что с тобой?.. Глебушка… Они были одни. Анна, по счастью, не выходила еще. Невыразимая нежность вдруг охватила Андрея. Он осторожно прижался к больному плечом, взял его руки и продолжал шептать;

— Глебушка… Глеб… Что с тобой?

— Плохо, Андрюша, но все ничего, все хорошо.

— Как плохо? Что хорошо?

— Андрюша, ты. верно, не веришь, но я-то знаю наверное. Близится что-то большое. Скрыты были глубоко под масками жизни, теперь обнаженные встанут. Скоро…

— Кто, кто, Глеб? Сядем здесь. Сядь, отдохни.

— Обнаженные… бесы, слуги Антихриста… Андрей! Они не прячутся уже, я тебе говорю.

Андрей прижал его голову к своему плечу.

— Ну, хорошо, успокойся, Глеб. Тебе-то бояться их нечего. Расскажешь потом, тебе нельзя сейчас. Пойдем в дом.

— Нет, подожди. Я не хочу, чтобы сестра видела, как мне плохо. Я оправлюсь. Одну минуту побудь со мной.

— Хорошо, Глеб. Только не волнуйся, не беспокойся. Милый мой!.. — Он опять гладил Глебовы волосы, хотел как-нибудь его успокоить.

— Но это и хорошо, Андрей! В открытую лучше. Пусть выходят, разве не устоим мы в этом поединке, раз с нами…

— Глебушка…

— Ах, Андрей! Андрей! Я как живого вижу Христа. Такою болью, такою святою любовью бьется сердце… Послушай… Послушай…

Андрей приложил свою руку. Сердце билось тревожно и сильно.

— Оттого и кровь… — прошептал слабо Глеб.

— Идем, милый, домой. Идем, будет! А то и Анна начнет беспокоиться. Она так ждала тебя, волновалась.

— Да? Ну, идем. Посмотри, какой вид у меня?

Они поднялись на ступеньки, и в рассеянном свете, проникавшем сквозь стеклянную дверь, увидел яснее Андрей лицо Глеба. И удивился: оно опять изменилось, было бледно, но едва лишь бледнее обычного.

— Ничего… — со слабым недоумением протянул он, — совсем ничего…

— Видишь, — даже улыбнулся Глеб, — это для Анны, чтобы ее не встревожить. Все свои силы собрал.

Андрей, вздохнув, пожал ему руку.

В коридоре, перед тем, как войти в половину Ставровых, Глеб вдруг остановил Андрея и как-то по-детски сказал:

— Ах, Андрей, если бы можно было так: попросить, и чтобы другой исполнил наверное…

— Ты хочешь меня попросить? — Да— Исполню все, что захочешь. Скажи, что надо сделать.

— Вот то-то и жалко, что нельзя обещать.

— Отчего?

— Отчего?.. Я не знаю. Если бы это было возможно, я попросил бы тебя… чтобы ты поверил в Христа… Так, как я верю… — Он схватил Андрея за руки, чтобы тот дал закончить, чтобы тот не перебил его. — Ах, Андрей! Это было бы так бесконечно прекрасно!

— Почему ты так говоришь?

— Потому что… потому что, Андрей, нужно, чтобы прекрасные люди верили только в прекрасного Бога…

— А Анна?.. — смущенно спросил Андрей.

— Анна верит уже. Может быть, не словами, но душою она со Христом.