Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 1

— Пари на фунтъ стерлинговъ, что эта нога не англійская.

— Нетрудно выиграть: мы часто прибѣгаемъ къ иностраннымъ костямъ. Нога, точно, не англійская; она принадлежитъ вонъ тому французскому джентльмену.

Сказавъ это, мистеръ Винасъ киваетъ головой на темный уголъ за спиной мистера Вегга. Мистеръ Веггъ съ легкимъ испугомъ оборачивается, ищетъ глазами французскаго джентльмена и наконецъ узнаетъ его въ образѣ искуснѣйшимъ образомъ отдѣланныхъ реберъ, стоящихъ на полкѣ въ углу, какъ какая-нибудь кираса или корсетъ.

— А, сэръ! Въ своемъ отечествѣ вы были, можетъ статься, вполнѣ порядочнымъ человѣкомъ, — произноситъ мистеръ Веггъ такимъ тономъ, какъ будто обращается къ только что представленному ему новому знакомому, — но я надѣюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что не родился еще тотъ французъ, съ которымъ я согласился бы хоть въ чемъ-нибудь сравняться.

Въ эту минуту засаленная дверь лавченки отворяется внутрь и вслѣдъ за тѣмъ появляется какой-то мальчикъ, который, выпустивъ дверь и давши ей хлопнуть, заявляетъ:

— Я за чучеломъ канарейки.

— Три шиллинга девять пенсовъ, — кротко отзывается Винасъ. — Деньги принесъ?

Мальчикъ выкладываетъ на прилавокъ четыре шиллинга, а мистеръ Винасъ, который всегда находится въ грустномъ настроеніи духа, съ легкимъ стономъ осматривается вокругъ, отыскивая чучело канарейки. Чтобы помочь себѣ въ этихъ поискахъ, онъ беретъ свѣчу, и тутъ мистеръ Веггъ замѣчаетъ, что на высотѣ его колѣнъ есть еще полочка, предназначенная исключительно для рукъ скелетовъ, которыя, кажется, такъ и хотятъ заграбастать все, что имъ ни подвернется. Мистеръ Винасъ спасаетъ отъ нихъ канарейку въ стеклянномъ ящикѣ и подноситъ ее мальчику.

— Вотъ смотри: точно живая. Сидитъ на вѣточкѣ и собирается вспорхнуть. Береги ее, — прелестная штучка! Вотъ сдача… Три пенса сдачи, три шиллинга девять за канарейку, итого четыре шиллинга. Вѣрно!

Мальчикъ принимаетъ сдачу и уже берется одной рукой за ремень, прибитый къ двери вмѣсто ручки, какъ вдругъ мистеръ Винасъ останавливаетъ его окрикомъ:

— Эй, стой, негодный мальчишка! У тебя тамъ зубъ между полупенсами.

— Почемъ же мнѣ знать, что онъ у меня? Вы сами мнѣ его дали. Мнѣ вашихъ зубовъ не нужно: у меня довольно и своихъ, — хнычетъ мальчикъ, отыскивая зубъ между сдачей и швыряя его на прилавокъ.

— Не оскорбляй меня въ порочной гордынѣ твоей юности! — возглашаетъ мистеръ Винасъ патетическимъ тономъ. — Не обижай меня: ты видишь, — я и безъ того скорбенъ духомъ. Зубъ, должно быть, попалъ какъ-нибудь въ денежный ящикъ. Они вездѣ попадаютъ. Сегодня за завтракомъ я вынулъ два изъ кофейника — коренныхъ.

— Ага! — произноситъ, успокаиваясь, мальчикъ. — Такъ зачѣмъ же вы бранитесь?

На это мистеръ Винасъ, встряхнувъ своими пыльными волосами и поморгавъ слабыми глазами, отвѣчаетъ, какъ раньше:

— Не оскорбляй меня въ гордынѣ твоей юности! Не обижай, — я и такъ скорбенъ духомъ. Ты и понятія не имѣешь, какой чудесный экземпляръ вышелъ бы изъ тебя, если бъ мнѣ довелось связать твои суставчики проволокой.

Это заявленіе, повидимому, возымѣло свое дѣйствіе, ибо мальчишка съ ворчаньемъ торопливо вышелъ изъ лавки.

— Охъ-охъ-охъ! — тяжко вздыхаетъ мистеръ Винасъ, снимая нагаръ со свѣчи. — Отцвѣлъ для меня міръ!.. Хотите осмотрѣть мою лавку, мистеръ Веггъ? Позвольте, я вамъ все покажу со свѣчей… Вотъ моя рабочая скамья. Вотъ скамья моего подмастерья. Вотъ тиски. Инструменты. Кости разныя. Черепа. Индѣйскій младенецъ въ спирту. Африканскій — тоже. Препараты разные въ стклянкахъ. Все, что вы можете достать рукой, сохранилось хорошо, а что попортилось, — стоить выше. А что на самыхъ верхнихъ полкахъ, того я и самъ не припомню. Должно быть, разныя ненужныя кости… Тутъ кошки. Скелетъ англійскаго младенца. Собаки. Утки. Стекляные глаза разные. Набальзамированная птичка. Высушенныя шкурки разныхъ звѣрковъ. Вотъ вамъ общій видъ — такъ сказать, панорама.

По мѣрѣ того, какъ поднимается и опускается свѣча, поименованные предметы выступаютъ изъ темноты, точно на перекличкѣ, и затѣмъ снова скрываются. Окончивъ свой обзоръ, мистеръ Винасъ повторяетъ скорбнымъ голосомъ: «Охъ-охъ-охъ!» и, усѣвшись на свое мѣсто, наливаетъ себѣ еще чаю.

— А гдѣ же у васъ я? — спрашиваетъ мистеръ Веггъ.

— Вы гдѣ-нибудь въ задней лавкѣ, черезъ дворъ. Говоря откровенно, я напрасно купилъ васъ у больничнаго сторожа.

— А сколько вы за меня дали?

— Я купилъ васъ вмѣстѣ съ другими, гуртомъ, — отвѣчаетъ Винасъ, усердно дуя на свой чай, — потому не знаю, что причитается за васъ.

Мистеръ Веггъ задаетъ свой вопросъ въ исправленной редакціи:

— А сколько вы возьмете за меня?

— Въ настоящую минуту, — отвѣчаетъ Винасъ, продолжая дуть на чай, — я не могу вамъ на это отвѣтить.

— Полноте! По вашимъ же собственнымъ словамъ, я недорого стою, — говоритъ мистеръ Веггъ убѣдительнымъ тономъ.

— Оно, дѣйствительно, недорого для сборнаго костяка — съ этимъ я согласенъ, мистеръ Веггъ, но вы можете оказаться драгоцѣннымъ, какъ… (тутъ мистеръ Винасъ отхлебываетъ еще глотокъ чаю, но такого горячаго, что у него захватываетъ духъ и изъ его слабыхъ глазъ бѣгутъ слезы)… какъ аномалія, какъ уродство, если вы извините мнѣ это слово.

Сайлесъ сдерживаетъ негодующій взглядъ, выражающій все, что угодно, кромѣ желанія извинить мистера Винаса, и говоритъ:

— Кажется, вы меня знаете, мистеръ Винасъ; знаете и то, что я никогда не торгуюсь.

Мистеръ Винасъ продолжаетъ глотать горячій чай, закрывая глаза при каждомъ глоткѣ и сейчасъ же спазматически ихъ открывая, но согласія на продажу не даетъ.

— Я имѣю надежду на нѣкоторое улучшеніе моего матеріальнаго положенія, — говоритъ съ чувствомъ мистеръ Веггъ, — а потому не желалъ бы, откровенно признаться, не желалъ бы при такихъ обстоятельствахъ быть, такъ сказать, разбросаннымъ по свѣту — кусочекъ тамъ, кусочекъ тутъ. При такихъ обстоятельствахъ, повторяю, я желалъ бы собрать себя, какъ человѣкъ порядочный.

— Такъ у васъ пока однѣ лишь надежды, мистеръ Веггъ? Слѣдовательно, большихъ денегъ не водится. Въ такомъ случаѣ послушайте, что я съ вами сдѣлаю. Я попридержу васъ у себя. Я никогда не измѣняю своему слову: не опасайтесь, — я васъ не продамъ. Вотъ вамъ моя рука. Охъ-охъ-охъ, Боже мой!

Съ немалымъ облегченіемъ принимая обѣщаніе мистера Винаса и желая задобрить его, мистеръ Веггъ сначала молча смотритъ, какъ онъ вздыхаетъ и пьетъ чай, а потомъ говоритъ ему, стараясь придать своему голосу тонъ участія:

— Вы какъ будто о чемъ-то грустите, мистеръ Винасъ. Или дѣла идутъ плохо?

— Дѣла никогда такъ хорошо не шли, какъ теперь.

— Что жъ, можетъ, ловкости въ рукахъ поубавилось?

— Нѣтъ, руки дѣйствуютъ ловко. Я вамъ скажу, мистеръ Веггъ: я не только первый мастеръ въ нашемъ цехѣ, но я одинъ составляю весь цехъ. Вы можете, если пожелаете, купить себѣ скелетъ въ Вестъ-Эндѣ и заплатить за него вестъ-эндскую цѣну, а онъ будетъ все-таки моей работы. У меня такая уйма работы, что я насилу управляюсь при помощи подмастерья. Я горжусь своей работой, и для меня работа — удовольствіе.