Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 1

— Праведный Боже! Что приходитъ мнѣ въ голову! Вѣдь онъ ни разу въ жизни не видалъ ни одного изъ своихъ избирателей, пока мы не увидѣли ихъ вмѣстѣ!

Пройдясь по комнатѣ въ разстройствѣ чувствъ, съ прижатою ко лбу рукою, невинный Твемло возвращается на диванъ и безпомощно стонетъ:

— Нѣтъ, положительно я или съ ума сойду, или умру изъ-за этого человѣка! Силъ моихъ не хватаетъ его выносить!

Мистрисъ Альфредъ Ламль, говоря холоднымъ языкомъ свѣта, быстро скрѣпляла свое знакомство съ миссъ Подснапъ. Говоря же теплымъ языкомъ мистрисъ Ламль, она и ея милая Джорджіана скоро слились воедино сердцемъ, умомъ и душою.

Каждый разъ, Какъ только Джорджіана ухитрялась хоть на часокъ освободиться изъ подъ ига подснаповщины, — каждый разъ, когда она успѣвала сбросить съ себя тяжелое плюшевое одѣяло желтаго фаэтона и выручить изъ неволи свои маленькія закоченѣлыя ноги, — каждый разъ, когда ей удавалось вырваться изъ сферы колыханья деревяннаго коня — ея матушки, она отправлялась къ своему другу мистрисъ Альфредъ Ламль. Мистрисъ Подснапъ этому не препятствовала. Сознавая себя «великолѣпною женщиной» и привыкнувъ слышать, что ее такъ называютъ пожилые остеологи, занимающіеся своей наукой, на парадныхъ обѣдахъ, мистрисъ Подснапъ могла обходиться и безъ дочери. Мистеръ Подснапъ, съ своей стороны, будучи извѣщенъ, гдѣ обрѣтается Джорджіана, раздувался отъ мысли, что онъ покровительствуетъ Ламлямъ. Что Ламли, не дерзая стать въ уровнѣ съ нимъ, — самимъ Подснапомъ, — почтительно прикасаются къ краю его мантіи, что, не имѣя возможности согрѣваться лучами его славы, — славы солнца, — они довольствуются блѣднымъ отраженнымъ свѣтомъ жиденькой молодой луны, его дочери, — это казалось ему дѣломъ естественнымъ, приличнымъ и подобающимъ.

Это поднимало въ его мнѣніи Ламлей, которыхъ онъ не слишкомъ высоко ставилъ до тѣхъ поръ, и показывало, что они постигаютъ цѣну своей близости съ нимъ. Когда Джорджіана отправлялась къ своей новой пріятельницѣ, мистеръ Подснапъ отправлялся на званый обѣдъ, на обѣдъ, и опять-таки же обѣдъ, рука объ руку съ мистрисъ Подснапъ, установивъ предварительно свою тупую голову въ галстухѣ и воротничкахъ, какъ будто онъ наигрывалъ на Пандейской свирѣли въ свое собственное прославленіе торжественный маршъ: «Се грядетъ побѣдоносный Подснапъ: звучите трубы, бейте барабаны!»

Отличительною чертой характера мистера Подснапа (проявлявшеюся такъ или иначе, какъ это будетъ видно дальше, во всѣхъ глубинахъ и на всѣхъ отмеляхъ подснаповщины) было то, что онъ не переносилъ даже намека на оскорбленіе кого-либо изъ его друзей и знакомыхъ. «Какъ вы смѣете?», готовъ онъ былъ, повидимому, возгласить въ подобныхъ случаяхъ. «Что вы хотите сказать? Я даровалъ этому человѣку права. У этого человѣка есть патентъ отъ меня. Оскорбляя этого человѣка, вы оскорбляете меня, Подснапа Великаго. Мнѣ нѣтъ большого дѣла до человѣческаго достоинства этого человѣка; но я какъ нельзя болѣе дорожу достоинствомъ Подснапа». Поэтому, тотъ, кто рѣшился въ его присутствіи усомниться въ состоятельности Ламлей, былъ бы отдѣланъ жесточайшимъ образомъ. На это, впрочемъ, никто и не рѣшался, такъ какъ Beнирингъ, членъ парламента, всегда удостовѣрялъ, что Ламли — люди богатые, и, можетъ быть, самъ этому вѣрилъ. Да отчего же ему было и не вѣрить? Онъ вѣдь по этому вопросу ровно ничего не зналъ.

Домъ мистера и мистрисъ Ламль въ Саквиль-Стритѣ, въ Пикадилли, служилъ имъ только временнымъ мѣстопребываніемъ. Онъ былъ довольно удобенъ, говорили они своимъ друзьямъ, пока мистеръ Ламль жилъ холостякомъ; теперь же онъ имъ не годится. Поэтому они постоянно пріискивали себѣ великолѣпный домъ въ лучшихъ частяхъ города и всегда собирались или купить, или нанять таковой, но никогда не заключали окончательнаго условія. Они составили себѣ этимъ блестящую репутацію, такъ что всѣ ихъ знакомые, увидавъ гдѣ-нибудь незанятое великолѣпное зданіе, говорили: «Вотъ это какъ разъ годится для Ламлей» и тотчасъ же сообщали о своей находкѣ Ламлямъ, и Ламли отправлялись осматривать домъ. Но, какъ на грѣхъ, всегда оказывалось, что домъ не вполнѣ соотвѣтствуетъ ихъ требованіямъ. Короче сказать, они потерпѣли столько неудачъ въ этихъ поискахъ, — что начинали уже помышлять, не выстроить ли имъ для себя новый домъ по своему вкусу. И этимъ они составили себѣ другую блестящую репутацію, такъ что многіе изъ ихъ знакомыхъ уже заранѣе были недовольны своими домами, сравнивая ихъ съ будущимъ домомъ Ламлей.

Красивое убранство гостиной въ Саквилль-Стритѣ тяжело громоздилось на домашнемъ скелетѣ верхняго жилья, и если этотъ скелетъ, изъ подъ тяжелаго груза обойнаго и мебельнаго дѣла, частенько шепталъ: «Вотъ я тутъ, въ чуланѣ», то шепотъ этотъ доходилъ лишь до немногихъ ушей и ужъ, конечно, никогда не достигалъ ушей миссъ Подснапъ. Если миссъ Подснапъ особенно чѣмъ восхищалась, кромѣ неоцѣненныхъ достоинствъ, своей новой пріятельницы, такъ это счастьемъ супружеской жизни своей пріятельницы. Оно часто служило темой для ихъ бесѣдъ.

— Ну, право, — говорила миссъ Подснапъ, — мистеръ Ламль точно влюбленный. По крайней мѣрѣ я… я готова думать, что онъ влюбленъ.

— Джорджіана, душечка, остерегитесь! — сказала на это мистрисъ Ламль, поднимая указательный палецъ.

— Ахъ! Что такое? — воскликнула миссъ Подснапъ, густо краснѣя: — что я сказала?

— «Альфредъ» — помните, — намекнула мистрисъ Ламль, игриво покачивая головой.

— Вы обѣщали не говорить «мистеръ Ламль», Джорджіана.

— Ахъ, да! Ну, такъ «Альфредъ». Я рада, что не вышло чего-нибудь хуже. Я боялась, что сказала что-нибудь ужасное. Я всегда говорю что-нибудь невпопадъ.

— Что такое? Мнѣ невпопадъ, милая Джорджіана?

— Нѣтъ, не вамъ; вы не мама. А какъ бы я желала, чтобы вы были моей мама!

Мистрисъ Ламль подарила свою пріятельницу сладостною и нѣжной улыбкой; миссъ Подснапъ отвѣтила тѣмъ же, какъ умѣла. Онѣ сидѣли за завтракомъ въ будуарѣ мистрисъ Ламль.

— Итакъ, Джорджіана, Альфредъ по вашему мнѣнію походитъ на влюбленнаго?

— Я этого не говорю, Софронія, — отвѣчала Джорджіана, начиная прятать свои локти. — Я не имѣю никакого понятія о влюбленныхъ. Тѣ страшные люди, которыхъ мама иногда гдѣ-то откапываетъ, чтобы мучить меня, совсѣмъ ужъ не влюбленные. Я хочу только сказать, что мистеръ…

— Опять, Джорджіана?

— Что Альфредъ…

— Такъ-то лучше, душечка.

— Очень любитъ васъ. Онъ всегда такъ любезенъ и предупредителенъ съ вами. Скажите, развѣ не правда?

— Совершенная правда, душа моя, — сказала мистрисъ Ламль съ какимъ-то особеннымъ выраженіемъ, мелькнувшимъ на ея лицѣ.

— Мнѣ кажется, онъ любить меня такъ же, какъ и я его.