Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 2

Они зашли по пути въ игрушечную лавку и купили тамъ гордаго коня на полозьяхъ, разсказъ о которомъ, съ подробностями обо всѣхъ его статьяхъ и о сбруѣ, такъ утѣшилъ въ прошлый разъ сироту, всецѣло поглощеннаго мірскими помыслами въ тѣ недавнія времена. — Купили еще Ноевъ ковчегъ, желтую птичку съ искусственнымъ голосомъ и офицера, такъ превосходно обмундированнаго, что будь онъ одного роста съ гвардейскими офицерами, никто бы не подумалъ, что это просто кукла. Съ подарками въ рукахъ, они приподняли щеколду двери Бетти Гигденъ и увидѣли ее въ самомъ дальнемъ, темномъ углу съ больнымъ Джонни на колѣняхъ.

— Ну что мой мальчикъ, Бетти? — спросила мистрисъ Боффинъ, садясь подлѣ нея.

— Плохъ, очень плохъ! — Я начинаю не на шутку бояться, что не быть ему ни вашимъ, ни моимъ. Всѣ его близкіе отошли къ Всемогущему Богу, и мнѣ думается, что они зовутъ его къ себѣ.

— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ! — горестно воскликнула мистрисъ Боффинъ.

— Такъ отчего же онъ сжимаетъ свою рученку, такъ крѣпко сжимаетъ, словно держитъ чей-то невидимый палецъ? Взгляните, — сказала Бетти, откидывая одѣяло, подъ которымъ лежалъ разгорѣвшійся ребенокъ, и показывая ей его зажатую маленькую правую ручку, лежавшую на груди. — Вотъ онъ всегда такой: даже и не взглянетъ на меня.

— Онъ спитъ?

— Нѣтъ, кажется. Ты спишь, мой Джонни?

— Нѣтъ, — проговорилъ ребенокъ тономъ какого-то покорнаго сожалѣнія о себѣ и не открывая глазъ.

— Вотъ наша леди, Джонни, а вотъ и лошадка.

Джонни остался совершенно равнодушенъ къ леди, но не къ лошадкѣ. Приподнявъ свои отяжелѣвшія вѣки, онъ тихо улыбнулся, увидѣвъ передъ собой великолѣпное явленіе, и хотѣлъ взять его въ руки. Но лошадка была слишкомъ тяжела для него и потому ее поставили на стулъ такъ, чтобъ онъ могъ держать ее за гриву и любоваться ею. Онъ, впрочемъ, скоро позабылъ о ней и снова закрылъ глаза.

Но онъ что-то бормоталъ съ закрытыми глазами. Мистрисъ Боффинъ не могла разобрать, что онъ говоритъ, и Бетти наклонилась къ нему ухомъ, стараясь вслушаться. Она попросила его повторить, что онъ сказалъ. Онъ повторилъ два или три раза, и тутъ оказалось, что когда онъ открывалъ глаза, чтобы взглянуть на лошадку, онъ увидѣлъ больше, чѣмъ можно было подумать, такъ какъ бормотанье его состояло изъ словъ: «Кто эта красивая леди?», т.-е. красивая леди была Белла. Это замѣчаніе бѣднаго ребенка тронуло бы ее и само по себѣ; теперь же оно показалось ей еще трогательнѣе, напомнивъ ей, какъ она недавно жалѣла своего бѣднаго маленькаго папа и какъ они шутили вдвоемъ насчетъ «прелестнѣйшей женщины». Ничего страннаго поэтому не было въ томъ, что она опустилась на колѣни на кирпичный полъ, чтобы обнять ребенка, который съ дѣтскимъ влеченіемъ ко всему юному и прекрасному сейчасъ же приласкался самъ къ «красивой леди».

— Моя добрая милая Бетти, — заговорила мистрисъ Боффинъ, находя, что теперь наступила удобная минута приступить къ дѣлу, и убѣдительно положивъ руку на руку старухи, — мы пріѣхали съ тѣмъ, чтобы перевезти Джонни въ такое мѣсто, гдѣ за нимъ будетъ самый лучшій уходъ

Внезапно, прежде чѣмъ было сказано еще слово, старуха вскочила, сверкая глазами, и кинулась къ двери съ ребенкомъ на рукахъ.

— Прочь отъ меня! Всѣ прочь! — дико закричала она. — Я вижу теперь, чего вы хотите! Не вмѣшивайтесь въ мои дѣла! Никому не позволю! Скорѣе дамъ убить моего крошку и себя вмѣстѣ съ нимъ.

— Постойте! Постойте! Вы не поняли, — старался успокоить ее Роксмитъ.

— Все поняла! Я знаю о чемъ вы говорите, сэръ. Я бѣгала отъ этого много, много лѣтъ. Нѣтъ, это не про меня и не про моего ребенка, пока въ Англіи достанетъ воды, чтобъ утопиться намъ обоимъ. Меня травили этимъ всю мою жизнь, но никогда не возьмутъ они живыми ни меня и никого изъ моихъ близкихъ! — кричала старуха. — Прощайте. Мнѣ бы слѣдовало наглухо запереть дверь и окно да уморить себя голодомъ, а не впускать васъ къ себѣ. Да, вотъ что мнѣ надо было сдѣлать, кабы я знала, зачѣмъ вы идете ко мнѣ.

Но вдругъ она замѣтила смотрѣвшіе на нее добрые глаза мистрисъ Боффинъ. Она разомъ стихла, прижалась къ двери и, нагнувшись нѣжно надъ своей дорогою ношей, прибавила смиренно:

— Можетъ статься, страхъ мой по-пустому. Если такъ, скажите, и Господь меня прости! Я, кажется, напрасно такъ испугалась, но у меня голова ослабѣла отъ безсонницы и отъ горя.

— Давно бы такъ! — отозвалась на это мистрисъ Боффинъ. — Успокойтесь, мой другъ. Не будемъ больше говорить объ этомъ. На вашемъ мѣстѣ всякій, можетъ быть, сказалъ бы то же, и то же чувствовалъ бы, что чувствуете вы.

— Благослови васъ Богъ! — проговорила бѣдная старуха, протягивая ей руку.

— А теперь выслушайте меня, Бетти, — сказала добрая женщина, ласково принимая ея руку, — выслушайте, что я надумала и что мнѣ слѣдовало сказать вамъ въ самомъ началѣ, будь я поумнѣе да половчѣе. Мы хотимъ помѣстить Джонни въ такое мѣсто, куда никого не берутъ, кромѣ дѣтей. Это больница для дѣтей. Тамъ лучшіе доктора и опытныя няни всю жизнь свою только и дѣлаютъ, что ходятъ за больными дѣтьми, забавляютъ дѣтей, утѣшаютъ и лѣчатъ.

— Неужто есть такое мѣсто на свѣтѣ? — спросила съ удивленіемъ Бетти.

— Есть, Бетти, повѣрьте моему слову. Вы сами увидите, что я не лгу. Если бы милому мальчику было лучше лежать въ моемъ домѣ, я бы взяла его къ себѣ. Но, право, у меня ему не будетъ лучше.

— Такъ возьмите его, возьмите, куда хотите, моя дорогая! — воскликнула Бетти, горячо цѣлуя руки мистрисъ Боффинъ. — У меня есть чутье, и я не могу не вѣрить вашему лицу и вашему голосу. Я буду имъ вѣрить, пока я вижу и слышу.

Какъ только была одержана эта побѣда, Роксмитъ поспѣшилъ воспользоваться ею, ибо онъ видѣлъ, какъ много было упущено времени и какъ пагубно это отразилось на ребенкѣ. Онъ послалъ Слоппи сказать кучеру, чтобъ тотъ подавалъ карету; затѣмъ попросилъ Бетти хорошенько закутать ребенка, убѣдилъ ее надѣть шляпку, собралъ игрушки, объяснивъ больному малюткѣ, что эти сокровища поѣдутъ вмѣстѣ съ нимъ, и устроилъ все такъ живо, что къ тому времени, когда явилась карета, всѣ были готовы и черезъ минуту тронулись въ путь. Слоппи оставили дома, и бѣдный малый облегчилъ свою переполненную душу пароксизмомъ катанья бѣлья.

Великолѣпный конь на полозьяхъ, Ноевъ ковчегъ, желтая птичка и гвардейскій офицеръ были такъ же радушно приняты въ дѣтской больницѣ, какъ и ихъ маленькій владѣлецъ. Но докторъ шепнулъ мистеру Роксмиту: «Надо бы нѣсколькими днями пораньше. Теперь слишкомъ поздно».

Всѣхъ ихъ ввели въ свѣтлую, хорошо провентилированную комнату, гдѣ Джонни очнулся отъ сна или отъ забытья и увидѣлъ себя на покойной кроваткѣ съ прилаженной надъ нею въ видѣ столика неширокой доской, на которой уже стояли и Ноевъ ковчегъ, и гордый конь на полозьяхъ, и желтая птичка, и посрединѣ самъ офицеръ англійской гвардіи, отправляющій свои обязанности совершенно такъ же удовлетворительно для отечества, какъ и на настоящемъ парадѣ. Въ головахъ кроватки висѣла раскрашенная хорошенькая картина, изображавшая точно двойника Джонни, сидящаго на колѣняхъ у ангела. О, какъ хорошо было тутъ лежать и смотрѣть! Джонни вдругъ сдѣлался членомъ цѣлой маленькой семьи. Сколько ихъ тутъ лежало на такихъ же маленькихъ покойныхъ кроваткахъ! Только двое не лежали, а сидѣли на креслицахъ за столомъ у камина и играли въ домино. И на всѣхъ кроваткахъ прилажены доски вмѣсто столовъ, а на нихъ стоятъ кукольные домики, шершавыя собачки, умѣющія лаять, хотя — странная вещь — ихъ лай удивительно похожъ на чириканье пріѣхавшей съ Джонни желтой птички; стоятъ и оловянныя войска, и мавританскіе акробаты, и деревянные чайные сервизы, и чего только нѣтъ!