Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 2

— Нѣтъ, нѣтъ, пожалуйста, оставьте!

— И этотъ негодяй, — заоралъ Ламль, остановившись, выпячивая грудь до послѣднихъ предѣловъ возможности, — и этотъ негодяй воображаетъ — потому только, что я избралъ его изъ всѣхъ извѣстныхъ мнѣ молодыхъ людей для выгодной аферы, и потому еще, что въ конторкѣ у меня на дому лежитъ написанная его рукой грязная бумажонка съ обязательствомъ уплатить какую-то жалкую сумму, когда состоится одно дѣльце, которое можетъ состояться не иначе, какъ при содѣйствіи моемъ и моей жены, — этотъ негодяй Фледжби воображаетъ, что онъ можетъ говорить дерзости мнѣ, Ламлю!.. Дайте мнѣ вашъ носъ, сэръ!

— Нѣтъ, постойте! Я прошу у васъ извиненія, — сказалъ униженно Фледжби.

— Что вы сказали, сэръ? — спросилъ Ламль, какъ будто не понявъ его отъ чрезмѣрнаго гнѣва.

— Я прршу извиненія, — повторилъ Фледжби.

— Повторите громче, сэръ! Отъ справедливаго негодованія, естественнаго при такихъ обстоятельствахъ у всякаго джентльмена, у меня кровь бросилась въ голову: я не слышу, что вы говорите.

— Я говорю, — пояснилъ еще разъ Фледжби съ усиленной учтивостью, — что я прошу у васъ извиненія.

Мистеръ Ламль успокоился.

— Какъ человѣкъ честный, я обезоруженъ, — сказалъ онъ, бросаясь на стулъ.

Мистеръ Фледжби тоже сѣлъ, хотя не такъ рѣшительно, и незамѣтно отняль руку отъ носа. Своего рода естественная робость мѣшала ему высморкаться немедленно послѣ того, какъ носъ его принялъ было столь деликатный, чтобы не сказать, публичный характеръ, но мало-по-малу онъ превозмогъ это чувство.

— Ламль, — сказалъ онъ униженно, высморкавъ предварительно носъ, — Ламль, надѣюсь, мы друзья попрежнему?

— Фледжби, — отвѣчалъ Ламль, — ни слова больше объ этомъ.

— Я, кажется, зашелъ слишкомъ далеко и раздосадовалъ васъ, но я это сдѣлалъ безъ злого умысла.

— Ни слова больше, ни слова! — повторилъ величественно мистеръ Ламль. — Дайте мнѣ… (Фледжби вздрогнулъ) дайте мнѣ вашу руку!

Они пожали другъ другу руки, и мистеръ Ламль не могъ скрыть своей радости. Онъ былъ такой же трусъ, какъ и Фледжби, и ему тоже грозила опасность пострадать отъ него, если бъ онъ не нашелся во-время и не рѣшился поступить сообразно съ тѣмъ, что подмѣтилъ въ глазахъ Фледжби.

Завтракъ окончился въ полномъ согласіи. Было рѣшено, что супруги Ламль будутъ неослабно вести свою интригу, подвигая впередъ любовныя дѣла Фледжби и упрачивая ему побѣду. Фледжби, съ своей стороны, смиренно допуская, что онъ не обладаетъ искусствомъ быть пріятнымъ въ обществѣ, просилъ, чтобы его искусные союзники пособили ему.

Какъ мало зналъ мистеръ Подснапъ о кознямъ и ловушкахъ, окружавшихъ его «молодую особу!» Онъ считалъ ее въ совершенной безопасности въ храмѣ подснаповщины, ожидающею наступленія того момента, когда она, Джорджіана, обратится къ нему, Фицъ-Подснапу, и когда онъ надѣлитъ ее мірскими благами отъ своихъ щедротъ. Краска залила бы щеки его образцовой «молодой особы», если бы въ дѣлѣ подобнаго рода она рѣшилась поступить не такъ, какъ ей указано властью предержащей, и воспользоваться мірскими благами не такъ, какъ это предрѣшено тою же властью. Кто отдаетъ сію жену въ супружество сему мужу? — Я, Подснапъ. Да погибнетъ же всякая дерзкая мысль, будто какое-либое мелкое твореніе осмѣлится вмѣшаться въ этотъ вопросъ!

Въ этотъ день былъ праздникъ, и Фледжби до самаго полудня не могъ возстановить ни равновѣсія своей души, ни обычной температуры своего носа. Въ Сити онъ направился только послѣ полудня, прошелъ противъ вытекавшаго оттуда живого потока и, только повернувъ въ предѣлы Сентъ-Мернакса, обрѣлъ наконецъ миръ и тишину. Стоявшій тамъ желтый оштукатуренный домъ съ выдавшимся впередъ верхнимъ этажемъ былъ тихъ, какъ и все кругомъ. Шторы на окнахъ были спущены, и надпись «Побсей и К°» въ окнѣ конторы въ нижнемъ этажѣ, казалось, дремала, выглядывая на спящую улицу.

Фледжби постучался и позвонилъ, опять позвонилъ и опять постучался, но никто не отворялъ. Фледжби перешелъ черезъ узенькую улицу и посмотрѣлъ вверхъ на окна дома, но изъ нихъ никто не посмотрѣлъ на Фледжби. Онъ разсердился, снова перешелъ улицу и дернулъ за ручку колокольчика такъ, какъ будто она была носомъ дома и напоминала ему то, чего онъ самъ чуть-чуть не испыталъ недавно. Затѣмъ его ухо, прижатое къ замочной скважинѣ, повидимому, доложило ему, что внутри что-то движется. Приложенный послѣ того къ замочной скважинѣ глазъ, очевидно, подтвердилъ показаніе уха, потому что Фледжби снова сердито дернулъ за носъ дома и дергалъ, дергалъ, дергалъ до тѣхъ поръ, пока не показался человѣческій носъ изъ отворившагося темнаго входа.

— Что это вы, сэръ! — закричалъ Фледжби. — Что это вы за штуки разыгрываете?!

Онъ говорилъ это старику-еврею, въ старомъ сюртукѣ съ длинными фалдами и широкими карманами. Почтенный джентльменъ имѣлъ плѣшивую голову съ свѣтящейся маковкой и съ длинными сѣдыми прядями волосъ, спускавшимися по обѣ стороны лица и сливавшимися съ сѣдой бородой. Съ выраженіемъ смиренной покорности, онъ, по восточному, преклонилъ голову и вытянулъ руки ладони книзу, какъ бы умилостивляя гнѣвъ повелителя.

— Что вы тамъ такое дѣлали? — спросилъ Фледжби все такъ же сердито.

— Великодушный мой хозяинъ, по случаю праздника я никого не ждалъ, — отвѣтилъ еврей умоляющимъ тономъ.

— Пропади они — ваши праздники! — сказалъ Фледжби, входя. — Какое вамъ дѣло до праздниковъ?.. Затворите дверь.

Съ прежнимъ выраженіемъ покорности на лицѣ старикъ повиновался. Въ прихожей висѣла его порыжѣлая шляпа съ большими полями и низкой тульей, такая же ветхая, какъ и его сюртукъ; въ углу при ней стоялъ посохъ, — не трость, а настоящій посохъ. Фледжби вошелъ въ контору, усѣлся на свой конторскій табуретъ, и заломилъ на бекрень свою шляпу. На полкахъ въ конторѣ стояли разнообразныя картонныя коробочки, а по стѣнамъ висѣли нитки поддѣльныхъ бусъ. Тутъ были еще образцы дешевыхъ стѣнныхъ часовъ и дешевыхъ вазъ для цвѣтовъ — все заграничный товаръ.

Сидя на табуретѣ въ шляпѣ на бекрень и покачивая ногой, Фледжби представлялъ своею молодостью невыгодный для него контрастъ со старостью еврея, стоявшаго передъ нимъ съ обнаженной головой и опущенными глазами, поднимавшимися лишь тогда, когда онъ говорилъ. Платье на немъ было поношенное и имѣло рыжій цвѣтъ, какъ и его шляпа въ прихожей, но, и оборванный, онъ не казался презрѣннымъ, между тѣмъ Фледжби, хоть и щеголь, все-таки казался презрѣннымъ,

— Вы такъ и не сказали мнѣ, что вы дѣлали, сэръ, — пробурчалъ Фледжби, почесывая себѣ голову краемъ шляпы.

— Сэръ, я дышалъ свѣжимъ воздухомъ.

— Въ погребѣ? Потому и не слыхали звонковъ?

— На крышѣ.

— Вотъ такъ способъ вести торговлю, чортъ возьми!