Чарльз Диккенс - Наш общий друг. Часть 3

— Вопросъ не такъ поставленъ, — поправляетъ упрямый Мортимеръ. — Я формулирую его такъ: честно или нечестно поступаетъ человѣкъ, описанной вами, леди Типпинсъ, женясь на отважной дѣвушкѣ (не говорю уже о ея красотѣ), которая спасла ему жизнь съ поразительнымъ присутствіемъ духа, — дѣвушкѣ, которую онъ высоко цѣнить, потому что она стоитъ того, которую онъ давно любилъ и которая горячо привязана къ нему?

— Но позвольте, — говорить Подснапъ съ почти одинаково взъерошенными воротничками и состояніемъ духа. — Прежде вопросъ: была ли эта молодая женщина лодочницей?

— Нѣтъ; но, кажется, ей случалось грести, когда она выходила на рѣку въ лодкѣ со своимъ отцомъ.

Общій взрывъ протеста противъ молодой женщины. Бруэръ качаетъ головой. Бутсъ качаетъ головой. Буфферъ качаетъ головой.

— И далѣе, мистеръ Ляйтвудъ, — продолжаетъ Подснапъ съ быстро возростающимъ негодованіемъ въ своихъ головныхъ щеткахъ, — другой вопросъ: была ли она фабричной работницей?

— Несовсѣмъ, но она занимала какое-то мѣсто на писчебумажной фабрикѣ, насколько мнѣ извѣстно.

Опять общій протестъ. Бруэръ говорить: «О, Боже!». Буфферъ говорить: «О, Боже!». Бутсъ говорить: «О, Боже» — всѣ трое несомнѣнно протестующимъ тономъ.

— Ну, такъ я могу только сказать, — говорить Подснапъ, отмахивая въ сторону эту тему своей правой рукой, — что у меня къ горлу подступаетъ отъ такого брака, — что онъ оскорбляетъ меня, — что меня тошнитъ отъ него, и я ничего больше не хочу о немъ знать.

(«Ужъ не ты ли голосъ общества?» думаетъ Мортимеръ, отъ души забавляясь.)

— Слушайте, слушайте! — кричитъ леди Тимминсъ. — Ваше мнѣніе объ этомъ mésalliance, досточтимая подруга и коллега досточтимаго члена, только что державшаго рѣчь?

Мистрисъ Подснапъ того мнѣнія, что «въ такихъ дѣлахъ должно быть равенство положенія и состоянія, и что человѣкъ, вращающійся въ обществѣ, долженъ выбирать себѣ въ подруги женщину, вращающуюся въ обществѣ и способную играть въ немъ роль… свободно и изящно». На этомъ мистрисъ Подснапъ умолкаетъ, тонко давая понять, что каждому такому человѣку слѣдуетъ искать прекрасную женщину, похожую на нее, насколько это достижимо.

(«Можетъ быть это ты — голосъ общества?» думаетъ Мортимеръ.)

Затѣмъ леди Типпинсъ обращается за мнѣніемъ къ подрядчику, дающему хлѣбъ пяти стамъ тысячамъ человѣкъ. Этотъ властитель находитъ, что человѣку, о которомъ идетъ рѣчь, слѣдовало бы просто купить молодой женщинѣ лодку и упрочить за нею небольшой годовой доходъ. Вѣдь весь вопросъ тутъ сводится на бифштексы и на портеръ. Вы покупаете молодой женщинѣ лодку. Очень хорошо. Вмѣстѣ съ тѣмъ вы обезпечиваете ей нѣкоторый годовой доходъ. Этотъ доходъ вы выражаете въ фунтахъ стерлинговъ, но въ сущности это не что иное, какъ столько-то бифштексовъ и столько-то пинтъ портеру. Съ одной стороны, молодая женщина имѣетъ лодку. Съ другой стороны, она потребляетъ столько-то бифштексовъ и столько-то пинтъ портеру въ годъ. Эти бифштексы и этотъ портеръ служатъ топливомъ для жизненной машины молодой женщины. Они даютъ ей опредѣленное количество силы для управленія лодкой. Эта сила вырабатываетъ опредѣленное количество денегъ. Приложивъ эти деньги къ небольшому годовому доходу молодой женщины, вы получите общую сумму ея годового дохода. Вотъ какъ, по мнѣнію подрядчика, слѣдуетъ на это смотрѣть.

Прелестная поработительница сердецъ впадаетъ въ легкую дремоту во время этого разъясненія, и никому не хочется ее будить. Къ счастью, она просыпается сама и предлагаетъ тотъ же вопросъ странствующему предсѣдателю. Сей странникъ можетъ обсуждать предложенный вопросъ только съ личной точки зрѣнія. Если бы такая молодая женщина, какую только что описывали, спасла ему жизнь, онъ былъ бы ей очень за это признателенъ, но не женился бы на ней, а доставилъ бы ей мѣсто на телеграфѣ, гдѣ молодыя женщины очень полезны.

А что объ этомъ думаетъ блестящій геній трехсотъ семидесяти пяти тысячъ фунтовъ стерлинговъ безъ шиллинговъ и пенсовъ? Онъ не можетъ сказать, что онъ думаетъ, не освѣдомившись предварительно, были ли у молодой женщины деньги.

— Нѣтъ, — говоритъ Ляйтвудъ упрямымъ тономъ, — денегъ не было.

— Сумасшествіе и сентименты, — таковъ сжатый вердиктъ финансоваго генія. — Человѣкъ можетъ сдѣлать за деньги все въ предѣлахъ законности. Но даромъ? — Чепуха!

Что же говоритъ Бутсъ?

Бутсъ говоритъ, что онъ не взялъ бы за это меньше двадцати тысячъ.

А что говоритъ Бруэръ?

Бруэръ говоритъ то же, что Бутсъ.

А Буфферъ что говоритъ?

Буфферъ говорить, что онъ знаегь человѣка, который женился на банщицѣ и сбѣжалъ отъ нея.

Леди Типпинсъ въ полной увѣренности, что она отобрала голоса всего комитета (никому и въ голову не пришло спросить мнѣнія Вениринговъ), какъ вдругъ, оглянувъ столъ въ свой лорнетъ, она замѣчаетъ мистера Твемло, который сидитъ, прижавъ руку ко лбу.

— Ахъ, Господи! Моего Твемло забыли!.. Мой дорогой! Душа моя! Вашъ голосъ?

Мистеру Твемло, видимо, не по себѣ въ ту минуту, когда онъ отнимаетъ руку это лба и отвѣчаетъ:

— Я склоненъ думать, что это вопросъ чувствъ джентльмена.

— Джентльменъ, вступающій въ такой бракъ, не можетъ имѣть чувствъ! — вспыхиваетъ Подснапъ.

— Простите, сэръ, я съ вами не согласенъ, — говоритъ Твемло не совсѣмъ такъ кротко, какъ обыкновенно. — Если признательность, уваженіе и любовь заставили этого джентльмена (какъ я предполагаю) жениться на этой леди…

— На этой леди! — подчеркиваетъ Подснапъ.

— Сэръ! — обращается къ нему Твемло, не замѣчая, что у него вылѣзла манжетка изъ рукава. — Вы повторили это слово. Повторю и я. Да, леди. Какъ бы вы назвали ее, позвольте васъ спросить, если бы между нами присутствовалъ тотъ джентльменъ, ея мужъ?

Вопросъ затрудительный, и потому мистеръ Подснапъ, недолго думая, отбрасываетъ его въ сторону безмолвнымъ взмахомъ руки.

— Я говорю, — снова начинаетъ Твемло: — если такія чувства заставили этого джентльмена жениться на этой леди, то я считаю его вдвойнѣ джентльменомъ за такой поступокъ, а ее вдвойнѣ леди. Говоря: джентльменъ, я понимаю это слово въ смыслѣ той степени благородства, какой можетъ достигнуть всякій человѣкъ. Чувства джентльмена для меня священны, и, сознаюсь, мнѣ становится не по себѣ, когда ихъ дѣлаютъ предметомъ забавы и глумленія.

— Хотѣлъ бы я знать, согласенъ ли вашъ высокородный родственникъ съ вашимъ мнѣніемъ? — издѣвается Подснапъ.

— Мистеръ Подснапъ, позвольте! — говоритъ рѣзко Твемло. — Быть можетъ, онъ согласенъ, а можетъ быть — и нѣтъ. Этого я не знаю. Но и ему я не позволилъ бы предписывать мнѣ законы по вопросу столь деликатнаго свойства, насчетъ котораго я имѣю свое, совершенно опредѣленное, мнѣніе.