Герберт Уэллс - Грядущие дни

— Вижу, вы юноша решительный, — сказал он, — и к тому же полудикарь. Я старался исполнить свой профессиональный долг по отношению к клиенту. Но если вы решились принудить меня…

— Не вздумайте лукавить!

— Я не стану рисковать головой из-за такого пустячного дела.

— А потом?

— Гипнотизеры и врачи не любят скандалов. Вам нечего бояться нескромности. Я ведь не дикарь. И вообще мне все это надоело. Вдобавок через день-другой я уже прощу вам…

— Спасибо. Теперь, когда мы обо всем сговорились, вам нет надобности больше лежать на полу.

За сто лет, с 1800 по 1900 год, мир изменился значительно больше, чем за предыдущие пять веков. Этот век — девятнадцатый век — был новой эпохой в истории человечества, — эпохой, когда выступили на сцену большие города и кончился старый строй тихой сельской жизни.

В начале девятнадцатого века большая часть людей еще вела сельский образ жизни, как было унаследовано от отцов и дедов. Они обитали в маленьких городках, в селах и занимались земледелием или несложными ремеслами, непосредственно связанными с сельским хозяйством земледельцев. Они мало путешествовали и редко удалялись от места своей работы, ибо средства сообщения были тогда еще медленны и плохи. Путешествовать приходилось пешком, или на грубых судах под жалкими парусами, или, наконец, на лошадях, и самая большая скорость была шестьдесят миль в день. Подумайте только — шестьдесят миль в день!

Там и сям в эту ленивую эпоху какой-нибудь город — например, столица или гавань, — развивался, становился немного больше соседних городов. Но все-таки можно было пересчитать по пальцам все города с населением более 100 000 человек,

Так было еще в самом начале девятнадцатого века.

За сто лет развитие железных дорог, телеграфов, паровых судов и сложных машин изменило этот порядок вещей до полной неузнаваемости. В больших городах как-то внезапно возникли огромные магазины, пестрые приманки, разнообразные удобства — и все это сразу оттеснило сельскую жизнь на задний план. С развитием машин спрос на рабочие руки уменьшился, местные рынки переполнились предложением труда. Человечество стало притекать в крупные центры; большие города быстро росли за счет деревни.

Многие писатели времен королевы Виктории упоминают об этом притоке людей в города. Они отмечают повсюду — в Англии и Америке, в Китае и Индии — одно и то же явление — огромный рост немногих городских центров и опустение сел.

Но немногие из них понимали полную неизбежность этого явления и ясно видели, что при новых путях сообщения иначе и быть не может. И вот самые смешные, ребяческие средства пускались в ход для того, чтобы одолеть таинственный магнетизм больших городов и удержать население на старых местах.

Однако все перемены девятнадцатого века были только началом нового порядка вещей. Первые большие города нового времени отличались большими неудобствами, они были тесны и черны от дыма и полны заразы. Введение новых способов постройки и отопления уничтожило эти неудобства.

В двадцатом веке ход изменений шел еще быстрее, чем в девятнадцатом. А в двадцать первом стремительный рост людских изобретений совершенно затмил тихое, идиллическое время Виктории.

На первом плане нужно поставить новые пути сообщения, которые совершенно перевернули всю человеческую жизнь.

Первым шагом были железные дороги. Но к 2000 году они совершенно вышли из употребления. Линии дорог со снятыми рельсами представляли собой теперь только бесполезные насыпи и длинные рвы. Старые мощеные дороги, варварски уложенные щебнем, грубо утрамбованные ручным молотом или неуклюжим катком, полные разного сора, избитые конскими копытами и колесами телег, уступили место гладким путям с настилкой из особого вещества, названного идамитом, по имени изобретателя. В истории человечества идамит занимает место рядом с книгопечатанием и паром. Каждое из этих трех нововведений послужило началом особой эпохи.

Когда Идам сделал свое изобретение, он, по-видимому, думал только о том, чтобы найти дешевый суррогат каучука, его состав стоил несколько шиллингов за тонну. Но результатов изобретения нельзя никогда предвидеть заранее. Гений другого человека, по имени Уорминг, указал на возможность использования этого материала не только для колесных шин, но также и для настилки дорог. Уорминг и организовал огромную сеть идамитовых путей, которая в течение очень короткого времени опутала собою весь земной шар.

Эти пути разделялись продольно на несколько полос. Две крайние полосы слева и справа были назначены для велосипедистов и для всех других экипажей со скоростью не больше 25 миль в час. Две следующие полосы назначались для скоростей до ста миль в час. Среднюю полосу Уорминг, несмотря на все насмешки критиков, оставил для проезда экипажей со скоростью больше ста миль в час.

В первые десять лет этой средней полосой не пользовались. Но еще при жизни Уорминга она наполнилась вереницей экипажей большой скорости. Это были экипажи очень легкой постройки; колеса у них были огромные — диаметром двадцать — тридцать футов, и скорость их с каждым годом все более приближалась к двумстам милям в час.

Одновременно с этим произошла и другая революция, не менее важная для жизни городов. Электрическое отопление вытеснило все другие способы. Уже с 2013 года под страхом наказания запрещалось разводить огонь, который не давал бы полного сгорания дыма. Потом все улицы, перекрестки и площади Лондона были покрыты крышей из новоизобретенного стекловидного вещества. Над всем Лондоном была теперь сплошная кровля.

Отменили устарелое запрещение строить дома выше определенной нормы. И Лондон из плоского моря мелких домов архаического вида принял цивилизованный вид и поднялся к небу. Городское управление, кроме обычных забот о водоснабжении, освещении и канализации, приняло на себя еще одну задачу — вентиляцию.

Слишком долго было бы описывать все изменения общественных и материальных условий за эти двести лет: появились летательные машины, частное хозяйство заменили огромные гостиницы, земледельцы переселились в города и оттуда стали выезжать ежедневно на работу, деревни совершенно опустели, но зато до огромных пределов расширились немногие уцелевшие города — во всей Англии осталось четыре города, каждый с населением больше десяти миллионов.

Вместо того чтобы описывать все это, мы должны вернуться к истории Дэнтона и Элизабет. Они опять были вместе, но все еще не могли вступить в брак — у Дэнтона не было денег. Элизабет, по обычаю, могла получить наследство своей матери только тогда, когда ей исполнится 21 год. Но ведь теперь Элизабет было только восемнадцать! Она не знала, что можно было возложить свои надежды на наличные деньги, а у Дэнтона не хватало духу, чтобы намекнуть ей об этом. Таким образом, их союз не мог осуществиться. Элизабет говорила, что она очень страдает, что только Дэнтон понимает ее горе и что без него она совершенно несчастна. Дэнтон повторял, что сердце его стремится к ней и днем и ночью. Они думали только о том, чтобы встречаться как можно чаще для разговоров об общем горе.