Тобайас Смоллет - Путешествие Хамфри Клинкера. Векфильдский священник

Казалось, веселость и хорошее расположение духа торжествовали над телесными немощами собравшихся, Они были даже настолько философы, что подшучивали над собственными бедами; такова сила дружбы — превосходнейшего целебного лекарства в жизни. Однако потом я узнал, что у всех у них бывали минуты, даже часы, тревожные. Каждый из них при последующих наших встречах сетовал на свои обиды, и все они в сущности роптали. Все они, — и не только потому, что с каждым из них случилась беда, — почитали себя неудачливыми в лотерее жизни. Болдерик жаловался, что в награду за свою долгую и трудную службу он получает только половинное жалованье контр-адмирала. Полковник был обижен тем, что его обогнали на службе генералы-выскочки, из коих некоторые служили под его начальством; по натуре был он человеком щедрым и с трудом мог жить на ежегодную ренту, за которую продал свой патент {22} 22 Стр. 79. … ренту, за которую продал свой патент. — Патент на офицерский чин. Ни в одной капиталистической стране не был закрыт людям неимущим доступ в офицерство с такой откровенностью, как это имело место в Англии. Это было достигнуто введением официальной продажи государством офицерских чинов, вскоре после так называемой «славной революции» 1688 г. Такая система надежно защищала господствующие классы от проникновения их классовых противников в состав офицерства, но, с другой стороны, столь понижала боеспособность командного состава, что весьма скоро войны с Францией заставили правительство отменить продажу патентов. Тем не менее она продолжала фактически существовать, и с 1711 г. снова официально была разрешена при королеве Анне, а при Георге I в 1720 г. был утвержден новый тариф с еще более высокими расценками на все офицерские чины. Только в семидесятых годах прошлого века продажа патентов на офицерские чины была окончательно воспрещена. . Что же до баронета, то, погрязши в долгах после избирательной борьбы, он вынужден был отказаться от своего места в парламенте, а также от права представительства графства и отдать свое имение в опеку. Но огорчения его, виновником коих был он сам, растрогали меня гораздо меньше, чем огорчения двух других, столь достойно подвизавшихся на широкой арене, а ныне вынужденных влачить скучную жизнь и вариться до конца своих дней в этом котле праздности и ничтожных дел.

Они уже давно отказались от лечения водами, убедившись в их бесполезности. По состоянию своего здоровья они не могут забавляться городскими увеселениями. Как же они ухитряются коротать здесь время? Поутру они ковыляют в залы или в кофейню, где играют в вист либо судят да рядят над «Дженерал адвертайзер» {23} 23 «Дженерал адвертайзер » — лондонская газета, основанная в 1726 г. и называвшаяся «Лондон дейли пост энд Дженерал адвертайзер» — «Лондонская ежедневная почта и Всеобщий листок объявлений». В том году, к которому относятся события, упоминаемые в романе, газета уже давно (с 1752 г.) называлась «Паблик адвертайзер». Смоллет не случайно назвал эту газету, оппозиционную королевскому двору, ибо именно над ней «судили да рядили» посетители кофейни, считавшие себя незаслуженно обойденными правительством. , а вечера убивают где-нибудь в гостях среди брюзгливых калек и выживших из ума старух. Так-то обстоит дело со многими людьми, которым, казалось, было уготовано лучшее будущее.

Лет десять назад немало достойных, но небогатых семейств, помимо тех, какие приезжали сюда для лечения, селились на жительство в Бате, где тогда можно было жить с удобствами и даже одеваться весьма нарядно, тратя на все это небольшие деньги. Но в безумные наши дни это место стало им не по средствам, и теперь они вынуждены подумать о переезде в другой город. Кое-кто уже бежал в горы Уэльса, другие укрылись в Экзетере. Там, разумеется, их настигнет поток роскоши и излишеств, который заставит их переезжать с места на место до самого Конца земли {24} 24 Конец земли — самая крайняя западная точка Англии в юго-западном графстве Корнуэлл; гранитная скала с рифом, уходящим в море. ; а там, конечно, они должны будут сесть на корабль и отплыть в другие страны.

Бат стал помойной ямой распутства и вымогательства. Каждая вещь домашнего обихода чрезвычайно поднялась в цене — обстоятельство, коему нельзя удивляться, если вспомнить, что все здешние жители, у которых есть хотя бы самые ничтожные деньги, чванятся тем, что держат открытый стол, полагая, будто их славе споспешествует потаканье плутовству слуг, находящихся в заговоре с рыночными торговцами, которые, стало быть, получают столько, сколько запросят.

Есть здесь богатый выскочка, который платит повару семьдесят гиней в неделю за то, что тот ему готовит только обед. Это чудовищное безумие столь заразительно, что его не избегли даже отбросы человечества. Я знаю, что некий надсмотрщик над неграми с Ямайки заплатил хозяину одной из зал за один только чай и кофе для приглашенных шестьдесят пять гиней, а наутро таинственно исчез из Бата, причем его гости понятия не имели, кто он такой, и даже не пытались узнать его имя.

Такие случаи бывают нередко, и каждый день изобилует такими несуразностями, слишком непристойными, чтобы мыслящий человек мог ими позабавиться.

Но я чувствую, что хандра быстро надвигается на меня, а посему я ради вас кончаю письмо, дабы вы, дорогой Дик, не имели повода проклинать переписку с вашим

М. Брамблом.

Бат , 5 мая

Мисс Летиции Уиллис, в Глостер

Дорогая моя Летти!

Двадцать шестого числа прошлого месяца я послала вам с почтовой каретой длинное письмо, из которого вы можете узнать о нашем житье в Бате. Теперь же, пользуясь сей оказией, посылаю вам две дюжины колец из Бата и прошу вас взять себе шесть самых лучших, а остальные раздайте по своему усмотрению молодым леди, нашим подругам. Не знаю, одобрите ли вы девизы, из которых некоторые мне не совсем по вкусу, но я принуждена была купить уже готовые кольца.

Я досадую, что ни вы, ни я не получали больше никаких вестей от некой ведомой вам особы, но, право же, это не может быть умышленным пренебрежением! О дорогая моя Уиллис! У меня рождаются фантастические мысли и меланхолические сомнения, которым, однако, не имея сведений, было бы не великодушно предаваться.

Дядюшка, подаривший мне очень красивый гранатовый убор, поговаривает о поездке в Лондон для нашего увеселения; что, как можете вы себе представить, будет весьма приятно; но мне так нравится Бат, что, смею надеяться, он не помыслит о том, чтобы уехать отсюда до конца сезона, и однако, — говорю по секрету вам, как другу, — с тетушкой моей произошло нечто такое, что, вероятно, сократит срок пребывания нашего здесь.