Чарльз Диккенс - Замогильные записки Пикквикского клуба

— Позвольте теперь спросить вас, мистер Вилкель: не были ли вы в комнатах ответчика на Гозуэльской улице в одно достопамятное утро, в июле прошлого года?

— Был.

— Не находились ли тогда с вами еще два человека: один по имени Топман, а другой по имени Снодграс?

— Да, я пришел к мистеру Пикквику со своими друзьями.

— Здесь ли они теперь?

— Здесь, — отвечал мистер Винкель и тут же обратил свои глаза к тому месту, где были его друзья.

— Сделайте одолжение, мистер Винкель, будьте внимательнее к моим словам; успеете наглядеться после на своих друзей, — сказал мистер Скимпин, окидывая выразительным взором скамью присяжных. — Друзья ваши могут объявить свои показания без предварительного соглашения с вами, если только вы еще не успели сговориться. Теперь, сэр, не угодно ли вам объявить по чистой совести господам присяжным, что изволили вы усмотреть в комнате мистера Пикквика, когда пришли к нему со своими друзьями? Скорее, сэр, нечего тут обдумывать: закон откроет истину рано или поздно.

— Ответчик, мистер Пикквик, держал свою хозяйку в объятиях, то есть обхватив ее стан своими обеими руками, — отвечал мистер Винкель, переминаясь и заикаясь, — миссис Бардль, казалось, была в обмороке.

— Не произносил ли тогда ответчик каких-нибудь слов?

— Он называл миссис Бардль добрым созданием, и я слышал, как он увещевал ее успокоиться, говоря, между прочим: хорошо ли это будет, если кто-нибудь придет в его квартиру и застанет их в этом положении?

— И вы утверждаете клятвенно, что он именно произносил эти слова?

— Да.

— Довольно!

И мистер Скимпин сел на скамью адвокатов с торжествующим лицом.

Таким образом дело мистера Пикквика запутывалось с минуты на минуту, и трудно было сообщить ему счастливый оборот. Но мистер Функи попытался.

— Я думаю, мистер Винкель, — сказал мистер Функи, — что мистер Пикквик уже немолодой человек?

— О, да, совсем немолодой, — отвечал мистер Винкель, — он мог бы быть моим отцом.

— Вы сказали моему ученому товарищу, мистер Винкель, что вы уже давно знакомы с мистером Пикквиком. Случалось ли вам когда-нибудь замечать или слышать, что он обнаруживал намерение вступить в брак?

— О, никогда, никогда! — отвечал мистер Винкель с такой запальчивостью, что опытный юрист, на месте мистера Функи, тотчас же бы озаботился вывести его из свидетельской ложи.

Дурные свидетели, по юридической теории, бывают двух родов: свидетели упрямые, от которых с трудом добьешься какого-нибудь звука, и свидетели запальчивые, обнаруживающие неуместную страсть к словоохотливости. Мистер Винкель, смотря по обстоятельствам, мог принадлежать к обоим разрядам. Функи не понимал этого.

— Я пойду дальше, сэр, — продолжал мистер Функи чрезвычайно ласковым и одобрительным тоном. — Случалось ли вам из отношений мистера Пикквика к женскому полу выводить заключение, что он, по какому бы то ни было поводу, одобрял женитьбу стариков?

— Никогда, никогда! — отвечал мистер Винкель.

— Как он вообще обходится с женщинами?

— Учтиво, учтиво.

— Но эта учтивость противоречит ли в нем степенности человека, достигшего в своем возрасте преклонных лет?

— Нет, не противоречит. Нисколько.

— Стало быть, вы хотите сказать, что мистер Пикквик обходится с женщинами, как отец со своими дочерьми?

— Именно так. Как отец со своими дочерьми?

— И вы никогда в отношениях его с ними не замечали никакого предосудительного поступка? — сказал мистер Функи, готовясь уже сесть на свое место, потому что сержант Сноббин сильно начинал хмуриться при этих вопросах.

— Ни… ни… никогда, — отвечал заикаясь мистер Винкель, — кроме разве одного незначительного случая, который, впрочем, легко можно объяснить столкновением непредвиденных обстоятельств.

По свойству всех этих вопросов, не имевших прямой связи с сущностью дела, сержант Бузфуц имел полное право остановить и свидетеля, и допросчика при самом начале вторичного допроса; но он этого не сделал, рассчитывая весьма благоразумно, что словоохотливость Винкеля может быть полезной для его целей. Лишь только последние слова сорвались с языка неосторожного свидетеля, мистер Функи опрометью бросился к адвокатской скамейке, и сержант Сноббин приказал Винкелю сойти со ступеней свидетельской ложи, что он и поспешил выполнить с полной готовностью; но в ту самую пору, как мистер Винкель был уже на последней ступени, сержант Бузфуц круто повернул его назад.

— Остановитесь, мистер Винкель, остановитесь, — сказал сержант Бузфуц. — Милорд, не угодно ли вам спросить этого господина, что собственно разумеет он под тем незначительным случаем, который, по его словам, делает в известной степени предосудительными отношения старого Пикквика к женскому полу?

— Вы слышите, милостивый государь, чего требует от вас ученый друг мой? — сказал вице-президент, обращаясь к несчастному мистеру Винкелю, трепещущему и бледному, как смерть.

— Благоволите, сэр, изложить подробности этого незначительного случая.

— Милорд, — сказал мистер Винкель, — мне… я… да… мне бы не хотелось, милорд…

— Очень может быть, но вы должны, сэр, — отвечал судья повелительным тоном.

И среди глубокого безмолвия, водворившегося в судебной палате, мистер Винкель, объясняя незначительный случай, рассказал со всеми подробностями, как почтенный старец, годившийся ему в отцы, забрался ночью в спальню незамужней леди, потерявшей по этому поводу своего жениха, и как по тому же самому поводу он, Пикквик и все его друзья были представлены перед грозные очи мистера Нупкинса, городского мэра в Ипсвиче.

— Оставьте свидетельскую ложу, сэр, — сказал сержант Сноббин.

Быстро оставил ложу мистер Винкель и еще быстрее побежал в гостиницу «Коршуна и Джорджа», где, через несколько часов, трактирный слуга нашел его в самой печальной и безотрадной позе: несчастный лежал на кушетке, схоронив свою голову между подушками, и страшные стоны вырывались из его груди!

Треси Топман и Август Снодграс, потребованные к допросу, подтвердили во всей силе свидетельство своего несчастного друга, после чего скорбь и тоска овладели их чувствительными сердцами.

Возвели на верхнюю ступень Сусанну Сандерс и допросили ее: сперва сержант Бузфуц, потом вторично сержант Сноббин. Результаты оказались удовлетворительные, Сусанна Сандерс говорила всегда и верила душевно, что мистер Пикквик женится на миссис Бардль. Знала, что после июльского обморока это дело считали решенным на их улице, и последнему мальчишке было известно, что скоро будет свадьба. Слышала это собственными ушами от миссис Модбери, содержательницы катка, и от миссис Бонкин, привилегированной прачки. Слышала также, как мистер Пикквик спрашивал малютку, желает ли он иметь другого отца. Заподлинно не знала, что миссис Бардль стояла в ту пору на короткой ноге с булочником на Гозуэлльской улице, но знала наверное, что булочник тогда был холостой человек, а теперь женат. Не могла объявить под присягой, что миссис Бардль была тогда влюблена в этого булочника, но думала, однако ж, что сам булочник не был влюблен в миссис Бардль, иначе он женился бы на ней. Была уверена, что миссис Бардль лишилась чувств в июльское утро оттого, что мистер Пикквик просил ее назначить день свадьбы. Знала, что и сама она, Сусанна Сандерс, упала в глубокий обморок, когда мистер Сандерс, в качестве жениха, попросил ее о назначении этого дня, и верила сердечно, что всякая порядочная женщина с душой и сердцем непременно должна при таких обстоятельствах падать в обморок. Слышала, что мистер Пикквик гладил малютку по головке, дарил ему деньги и принимал деятельное участие в его детских забавах.