Чарльз Диккенс - Замогильные записки Пикквикского клуба

— Чу! — сказал Перкер. — Это, должно быть, один из ваших праздношатающихся приятелей, мистер Джингль, если не ошибаюсь. Хотите его видеть, почтеннейший?

— Вы как об этом думаете? — спросил мистер Пикквик.

— Мне кажется, вам не мешает взглянуть на него. Эй, сэр, как бишь вас? Можете войти.

Повинуясь этому бесцеремонному приглашению, Джингль и Троттер вошли в комнату и, увидев мистера Пикквика, остановились с некоторым смущением у порога.

— Чу? — сказал Перкер. — Знаете ли вы этого джентльмена?

— О, вечно не забыть! — отвечал Джингль, выступая вперед. — Мистер Пикквик… бесценный благодетель… спаситель жизни… сделал из меня человека… не раскаетесь в этом, сэр.

— Очень рад слышать это, — сказал мистер Пикквик. — Вы, кажется, поправились в своем здоровье, мистер Джингль?

— Всем вам обязан, сэр… великая перемена… в тюрьме было душно… воздух нездоровый… очень, — сказал Джингль, качая головой.

Он был одет прилично и опрятно, так же как неразлучный его приятель, Иов Троттер, который стоял позади, вытянувшись в струнку и устремив оловянные глаза на мистера Пикквика.

— Когда ж они едут в Ливерпуль? — спросил мистер Пикквик, обращаясь к адвокату.

— Сегодня вечером, сэр, в семь часов, — сказал Иов, делая шаг вперед. — Мы отправляемся из Сити, сэр, в дилижансе.

— Билеты на места взяты?

— Да, сэр.

— Вы твердо решились ехать?

— Да, сэр, — отвечал Иов.

— Что касается экипировки, необходимой для Джингля, — сказал Перкер громко, обращаясь к мистеру Пикквику, — я уже принял на себя устроить это дело. Мы выдали ему вперед третное жалованье из той ежегодной суммы, которую он будет получать в Демераре. Этого достанет на все его издержки, и я решительно не одобряю всякой дальнейшей помощи с вашей стороны, как скоро она не будет основываться на собственных его трудах и хорошем поведении, сэр.

— Без сомнения, — подхватил Джингль с великой твердостью. — Светлая голова… человек деловой… справедливо, сэр… да.

— Вы удовлетворили его кредитора, выкупили его платье у ростовщика, освободили его из тюрьмы, заплатили за него на корабле, — продолжал Перкер, не обращая никакого внимания на замечание Джингля: — все это стоило вам около пятидесяти фунтов, сэр, и потеря этой суммы — вещь немаловажная.

— Потери не будет, — быстро перебил Джингль. — Все заплачу… займусь делами… накоплю… возвращу все до фартинга. Желтая горячка разве… нечего делать… не то…

Здесь мистер Джингль остановился, ударил тулью своей шляпы, провел рукой по глазам и сел.

— Он хочет сказать, — заметил Иов, выступив вперед, — что он заплатит все эти деньги, если не сделается жертвой желтой горячки. И я уверен, что он сдержит это слово, мистер Пикквик, вот увидите. Если угодно, я готов подтвердить это под клятвой, — заключил Иов с великой энергией.

— Хорошо, хорошо, — сказал мистер Пикквик, — не станем распространяться об этом. Советую вам, мистер Джингль, не заводить знакомства с такими господами, как сэр Томас Блазо, с которым вы играли в крикет. Иначе легко станется, что вы опять расстроите свое здоровье.

Джингль улыбнулся при этой выходке, но тем не менее на лице его отразилась высшая степень расстройства. Мистер Пикквик поспешил переменить разговор.

— A не знаете ли вы, что случилось с тем вашим приятелем, с которым вы познакомили меня в Рочестере?

— С горемычным Яшей?

— Да.

Джингль покачал головой.

— Мошенник первой степени… гений плутовства… Иову родной брат.

— Брат Иова! — воскликнул мистер Пикквик. — Да, да, сходство между ними действительно есть.

— Да, сэр, нас всегда считали похожими друг на друга, — сказал Иов, бросая вокруг себя косвенные взгляды: — только характер у меня всегда был серьезный, а его считали весельчаком. Он переселился в Америку, сэр, вследствие крайней запутанности своих делишек на здешней почве. С той поры мы ничего не слыхали о нем.

— А! Так вот почему я не получил от него «страницы из романа действительной жизни», которую он обещал мне в ту пору на другой день поутру, когда, по-видимому, мелькала у него мысль броситься в реку с Рочестерского моста! — сказал мистер Пикквик, улыбаясь. — Не знаю только, притворялся ли он, или нет.

— Разумеется, притворялся, — подхватил Иов. — Он мастер на все руки. Это еще слава богу, что вы отделались от него так дешево. При других обстоятельствах, он мог быть для вас опаснее, чем, — Иов взглянул на Джингля, засеменил ногами и окончательно прибавил: — чем… чем даже я сам.

— Благодатная семейка! — сказал Перкер, запечатывая письмо, которое он только что окончил.

— Да, сэр, — отвечал Иов, — мы таки можем похвастаться своей породой.

— Это и видно, — сказал адвокат, улыбаясь. — Передайте это письмо нашему агенту в Ливерпуле, и советую вам остепениться, господа, когда вы будете в Вест-Индии. Подумайте об этом серьезнее теперь, когда время не ушло: иначе вас повесят на первой виселице, как, впрочем, я нисколько не сомневаюсь в этом. Можете теперь идти, если хотите: мы должны потолковать с мистером Пикквиком о многих других делах, и время для нас драгоценно. Ступайте.

Сказав это, Перкер указал на дверь, в изъявление того, что визит этих господ должен быть приведен к концу. Джингль еще колебался несколько минут, но Иов Троттер взял его за руку и пошел с ним из дверей.

— Достойная чета! — сказал Перкер, когда дверь за ними затворилась.

— Как вы думаете, Перкер, — спросил мистер Пикквик, — можно ли надеяться на их исправление?

Перкер с сомнением пожал плечами; но, заметив беспокойство мистера Пикквика, сказал:

— Надеяться можно, в этом спору нет, почтеннейший. Оба они в настоящую минуту весьма искренне раскаиваются в своих поступках: но здесь надобно взять в расчет, что на них еще сильно действует воспоминание о невыгодах тюремной жизни. Придет пора, когда это воспоминание исчезнет мало-помалу, и что именно тогда выйдет из них — этого ни я, ни вы, почтеннейший, сказать не в состоянии. Но, как бы то ни было, почтеннейший, — прибавил Перкер, положив руку на плечо мистера Пикквика, — благодеяние ваше заслуживает всякого уважения, какими бы последствиями оно ни сопровождалось. Не берусь решить, лучше или хуже поступают те господа, которые, из опасения быть обманутыми, никогда, или почти никогда не протягивают руки страждущему ближнему; но если бы эти два человека отличились каким-нибудь мошенничеством сегодня или завтра — и тогда я ни на волос не изменил бы своего мнения о вашем великодушном поступке.

Окончив эти замечания, Перкер придвинул свой стул к письменному столу и выслушал с напряженным вниманием рассказ мистера Пикквика об упрямстве старика Винкеля в Бирмингеме.