Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пикквикского клуба

— Знаете ли вы крепость Питта?

— Да, я видел ее вчера.

— Пройдя город, вы потрудитесь повернуть налево с большой дороги и обогнуть главный угол крепости; я буду ждать вас в безопасном месте, и дело авось устроится так, что никто нам не помешает.

— Это мы увидим! — думал мистер Винкель, бросая мужественный взгляд на секунданта своего противника.

— Больше, кажется, ничего не нужно? — сказал офицер.

— Ничего, я полагаю.

— Прощайте, сэр.

— Прощайте.

И офицер, насвистывая веселую песню, вышел из залы.

Завтрак наших героев, против обыкновения, был очень невесел. Мистер Топман, после похождений вчерашней ночи, остался в постели; Снодграс в глубине души предавался поэтическим размышлениям, получившим на этот раз весьма угрюмый характер, и даже сам президент обнаруживал необыкновенную склонность к молчанию и содовой воде. Мистер Винкель нетерпеливо выжидал удобного случая для объяснений, и случай скоро представился: он и мистер Снодграс отправились вдвоем на поэтическую прогулку под предлогом обозрения достопримечательностей города.

— Снодграс, — начал мистер Винкель, когда они вышли за ворота, — Снодграс, любезный друг, могу ли я положиться на твою скромность?

Предложив этот вопрос, он был глубоко убежден, что любезный друг при первой возможности разболтает вверенную тайну. Поэты — народ болтливый, это всем известно; а Снодграс был великий поэт.

— Совершенно можешь, — отвечал мистер Снодграс, — хочешь, я дам клятву…

— Нет, нет, — прервал мистер Винкель, пораженный страшной возможностью удержать на привязи поэтический язык своего приятеля, — не клянись, мой друг, не клянись: это совсем не нужно.

Мистер Снодграс медленно опустил руку, поднятую к небесам во изъявление готовности дать клятву.

— Мне нужна твоя помощь, любезный друг, в одном важном деле… в деле чести, — сказал мистер Винкель.

— И ты ее получишь — вот тебе моя рука! — отвечал восторженный поэг.

— У меня дуэль, Снодграс, дуэль на жизнь и смерть с мистером Слеммером, доктором девяносто седьмого полка, — сказал мистер Винкель, желая представить свое дело в самом торжественном свете; — мы условились с его секундантом сойтись сегодня вечером, на закате солнца.

— Очень хорошо: я буду твоим секундантом.

Такая готовность со стороны приятеля несколько изумила дуэлиста. Чужая беда встречается, по большей части, с удивительным хладнокровием посторонними людьми: мистер Винкель выпустил из вида это обстоятельство и судил о чувствованиях друга по биению своего собственного сердца.

— Последствия, мой друг, могут быть ужасны, — заметил мистер Винкель.

— Ну, этого нельзя сказать заранее, — отвечал поэтический Снодграс.

— Доктор, я полагаю, отличный стрелок.

— Очень может быть: все военные стреляют хорошо, но ведь и ты авось не дашь промаха в десяти шагах.

— Разумеется.

Снодграс был удивительно спокоен, и поэтическое лицо его, к великой досаде мистера Винкеля, начинало выражать торжественную решимость. Надлежало сообщить разговору другой оборот.

— Любезный друг, — сказал мистер Винкель трогательным и дрожащим голосом, испустив глубочайший вздох из своей груди и устремив свой взор к небесам, — любезный друг, если роковая пуля сразит мое сердце и я бездыханен упаду к ногам своего безжалостного противника, ты должен принять на себя священную обязанность известить обо всем моего отца: скажи, что я пал на поле чести, и вручи ему от меня мое последнее письмо.

Но и эта красноречивая выходка не имела вожделенного успеха: поэт, приведенный в трогательное умиление, изъявил готовность составить обо всем подробнейший отчет и лично вручить печальное письмо отцу убитого друга.

— Но если я паду, — продолжал мистер Винкель, — или если доктор Слеммер падет от моих рук, ты неизбежно в том и другом случае сам будешь замешан в это дело как свидетель преступления и можешь подвергнуться большим неприятностям. Об этом я не могу подумать без содрогания.

При этом маневре мистер Снодграс задрожал и побледнел, но, руководимый чувством бескорыстной дружбы, скоро оправился от своего волнения и отвечал твердым голосом:

— Что делать! Неприятности нелегко перенести, но для друга я готов в огонь и воду.

Мистер Винкель внутренно посылал к черту эту бескорыстную дружбу, и отчаяние сильно овладело его душой, когда они продолжали таким образом гулять по улицам города. Он ухватился за последнее средство:

— Снодграс! — вскричал он вдруг, останавливаясь посреди дороги и с жаром ухватясь за руку своего приятеля. — Ты уж, пожалуйста, не компрометируй меня в этом деле, не извещай об этом полицию, не обращайся к местным властям с просьбой посадить под арест меня и мистера Слеммера, доктора девяносто седьмого полка, который живет теперь в Четемских казармах, недалеко от крепостного вала. Другой бы на твоем месте принял все возможные меры для предотвращения этой дуэли, мой друг.

— Ни за что на свете! — воскликнул мистер Снодграс с величайшим энтузиазмом.

Прощай, последняя надежда! Благодаря преданности своего друга мистер Винкель принужден сделаться одушевленной мишенью для смертоносного выстрела какого-то злодея, которого он не видал и в глаза! Холодный пот заструился по его лбу.

Покончив таким образом эти предварительные объяснения, друзья наши купили пистолеты с достаточным количеством пороха и пуль и поспешили воротиться в гостиницу «Золотого Быка». Все остальное время мистер Винкель горевал о своей судьбе, между тем как приятель его усердно занимался приведением в исправное состояние смертоносных орудий.

Наступил вечер, холодный и туманный. Не дожидаясь сумерек, пикквикисты поспешили отправиться на поле чести. Мистер Винкель, для избежания посторонних наблюдений, завернулся в огромную шинель; мистер Снодграс тащил под своими полами смертоносные орудия.

— Все ли ты взял? — спросил мистер Винкель взволнованным тоном.

— Все, кажется, — отвечал мистер Снодграс, — я принял меры, чтоб можно было сделать несколько зарядов, на случай промаха или осечки. В этом ящике четверть фунта пороха; пули завернуты в двух номерах здешней газеты.

Такое выражение дружеского чувства заслуживало, конечно, самой высшей благодарности; но мистер Винкель молчал, вероятно, от избытка душевного волнения. Он шел довольно медленно за спиной своего друга.

— Мы придем как раз вовремя, — сказал мистер Снодграс, когда они были за городской заставой, — солнце только что начинало закатываться.

«Так, вероятно, закатится и последний час моей жизни!» — думал мистер Винкель, бросая болезненный взгляд на заходящее светило. — Вот и секундант! — воскликнул он с замиранием сердца, сделав несколько шагов.