Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пикквикского клуба

— Поставьте стул для леди и ступайте из комнаты.

— Слушаюсь.

— Теперь, сударыня, не угодно ли вам изложить сущность вашего дела? — сказал судья.

— О, это весьма неприятное дело, сэр, — сказала мисс Уизерфильд.

— Очень может быть, сударыня, на свете все бывает. Прошу вас успокоиться.

Чело грозного судьи постепенно разгладилось, и он бросил на интересную леди благосклонный взгляд. Мисс Уизерфильд молчала.

— Однако ж, не теряя времени, прошу вас изложить скорее, в чем состоят законные основания вашего дела.

Судейские мысли взяли, очевидно, верх над нежными чувствами мужчины, мистер Нупкинс сообщил суровое выражение своему лицу.

— С прискорбием и страхом я должна вам объявить, сэр, — сказала мисс Уизерфильд, испустив глубокий вздох, — что некоторые джентльмены замышляют здесь дуэль.

— Здесь, сударыня! — воскликнул грозный судья. — Здесь, сударыня!

— В Ипсвиче.

— В Ипсвиче, сударыня — дуэль в Ипсвиче! — повторил судья, озадаченный неожиданной вестью. — Но это невозможно, сударыня, подобные события не могут иметь места в этом городе, никак. О, боже мой, да знаете ли вы о неутомимой деятельности здешнего начальства? Случалось ли вам слышать, как я, не щадя ни здоровья, ни даже собственной жизни, предупреждаю здесь все беспорядки? И слышали ли вы, милостивая государыня, как я еще недавно собственным моим личным присутствием предупредил кулачный бой, который уже готов был обнаружиться в самых страшных размерах? Дуэль в Ипсвиче! Нет, не может быть, вы ошибаетесь, сударыня, когда думаете, что какие-нибудь сорванцы могут безнаказанно нарушать спокойствие мирных граждан.

— Но, к несчастью, сэр, мое объявление слишком справедливо, — возразила взволнованная леди, — ссора происходила на моих глазах.

— Это удивительно, непостижимо, — воскликнул изумленный судья. — Моззель!

— Чего изволите?

— Послать за мистером Джинксом: пусть он немедленно придет ко мне.

— Слушаю.

Моззель удалился. Через несколько минут в комнату вошел джентльмен средних лет, бледный, остроносый, с всклокоченными волосами и в грязном платье. Это был клерк мэра.

— Мистер Джинкс, — начал судья, — мистер Джинкс.

— Сэр, — сказал Джинкс.

— Вот эта почтенная леди, мистер Джинкс, пришла с известием, будто в нашем городе замышляется дуэль.

Мистер Джинкс, не вникнув хорошенько в сущность дела, улыбнулся подобострастной улыбкой.

— Чему ж вы смеетесь, мистер Джинкс? — спросил грозный судья.

Озадаченный клерк мгновенно принял степенный и важный вид.

— Мистер Джинкс, — сказал судья, — вы глупец, сэр.

Мистер Джинкс вздрогнул и тут же закусил кончик своего пера.

— Вы, может быть, нашли комическую сторону в этом объявлении, сэр; но я вам скажу, мистер Джинкс, что вы глупец! К чему смеяться там, где ничего нет и не может быть смешного?

Голодный писарь испустил глубокий вздох и бросил на своего начальника умоляющий взгляд. Было ясно, что он сознавал свою вину. Получив приказ взять показание на бумаге, он сел за стол и принялся записывать.

— Этот Пикквик, говорите вы, главный зачинщик, — спросил судья, когда показание было взято.

— Да, сэр, — сказала мисс Уизерфильд.

— A другой буян, как бишь его — мистер Джинксон?

— Топман, сэр.

— Это второй зачинщик?

— Да, сэр.

— Потом, сударыня, один из них убежал.

— Точно так.

— Очень хорошо, — сказал судья, — дело объяснилось само собою. Два лондонских головореза прибыли с злодейскими умыслами в провинциальный город, воображая, что глаз закона задремал и правосудие умолкло за пределами столицы. Они ошибаются. Взять констеблей, мистер Джинкс. — Моззель.

— Чего угодно вашей чести?

— Груммер здесь?

— Здесь, ваша честь.

— Послать Груммера.

Моззель удалился и через минуту ввел за собою пожилого джентльмена в огромнейших ботфортах. К числу его особенностей принадлежали: нос, имевший бутылочную форму, хриплый и басистый голос, длиннополый сюртук табачного цвета и глаза, разбегавшиеся во все стороны.

— Груммер, — сказал судья.

— Я здесь, — отвечал Груммер.

— Все ли спокойно в городе?

— Все. Народное волнение немного улеглось — мальчишки ушли играть в крикет.

— Строгие меры необходимы для этих негодяев, — сказал судья решительным тоном.

— Точно так, сэр, — сказал Джинкс.

— Очень хорошо, — сказал судья, отмечая констеблей! Вы представьте ко мне этих негодяев сегодня перед обедом. Приказываю вам арестовать их в гостинице «Большого белого коня». Вы помните, какие распоряжения были мною лично сделаны относительно кулачных бойцов?

Мистер Груммер поспешил заметить с подобострастным поклоном, что он никогда не забудет этого замечательного факта.

— Дуэли запрещены законом, мистер Джинкс?

— Запрещены.

— Очень хорошо. Груммер, возьмите стражу и арестуйте немедленно этих негодяев. — Моззель.

— Что прикажете!

— Покажите дорогу этой леди.

Мисс Уизерфильд поклонилась и вышла, преисполненная глубоким уважением к обширной учености городского мэра. Мистер Нупкинс пошел завтракать, повторив еще раз свои грозные приказания относительно лондонских головорезов.

Между тем невинный мистер Пикквик и его друзья, не предчувствуя грозы, собиравшейся над их головами, спокойно сидели за обеденным столом и разговаривали дружелюбно о разных житейских предметах назидательного свойства. Уже мистер Пикквик начал рассказывать о своих забавных похождениях в продолжение предшествующей ночи, как вдруг дверь отворилась, и в комнату весьма невежливо заглянула какая-то фигура. Глаза, принадлежавшие этой фигуре, остановились прежде всего на особе ученого мужа и, казалось, вполне были удовлетворены результатом своих наблюдений, потому что вслед за тем туловище сказанной фигуры ввалилось в комнату, к великому изумлению всех находившихся в ней джентльменов. Само собою разумеется, что это был не кто другой, как сам мистер Груммер.

Мистер Груммер любил везде и во всем систематический порядок, бывший необходимым следствием способности углубляться в свой специальный предмет. Первым его делом было запереть дверь изнутри, вторым — выполировать свой лоб и щеки шелковым платком, третьим — поставить свою шляпу вместе с шелковым платком на ближайший стул, и, наконец, четвертым — вынуть из кармана коротенький жезл и устремить его на особу президента Пикквикского клуба.

Мистер Снодграс опомнился прежде всех и поспешил прервать всеобщее молчание. Он пристально взглянул на мистера Груммера и произнес выразительным тоном:

— Это не общая комната, сэр. Вы ошиблись. Это наша, частная комната.

— В глазах закона нет ни общих, ни частных комнат, — отвечал с важностью мистер Груммер.