Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пикквикского клуба

— Йо-йо-йо-йо-йой! — заливался первый ямщик.

— Йо-йо-йо-йо-йой! — заливался второй.

— Йо-йо-йо-йо-йой! — завторил сам старик Уардль, выставив из окна кареты свою голову и половину бюста.

— Йо-йо-йо-йо-йой! — заголосил сам мистер Пикквик, не имея, впрочем, ни малейшего понятия о том, какой смысл должен заключаться в этом оглушающем крике.

И вдруг карета остановилась.

— Что это значит? — спросил мистер Пикквик.

— Подъехали к шоссейной заставе, — отвечал Уардль, — надобно здесь расспросить о беглецах.

Минут через пять, употребленных на перекличку, вышел из шоссейной будки почтенный старичок с седыми волосами, в белой рубашке и серых штанах. Взглянув на луну, он зевнул, почесал затылок и отворил ворота.

— Давно ли здесь проехала почтовая карета? — спросил мистер Уардль.

— Чего?

Уардль повторил свой вопрос.

— То есть вашей милости, если не ошибаюсь, угодно знать, как давно по этому тракту проскакал почтовый экипаж?

— Ну да.

— A я сначала никак не мог взять в толк, о чем ваша милость спрашивать изволит. Ну, вы не ошиблись, почтовый экипаж проехал… точно проехал.

— Давно ли?

— Этого заподлинно не могу растолковать. Не так чтобы давно, а пожалуй, что и давно… так себе, я полагаю, где-то между этим.

— Какой же экипаж? Карета?

— Да, была и карета. Кажись, так.

— Давно ли она проехала, мой друг? — перебил мистер Пикквик ласковым тоном. — С час будет?

— Пожалуй, что и будет.

— Или часа два?

— Немудрено, что и два.

— Ступайте, ребята, черт с ним! — закричал сердитый джентльмен. — От этого дурака во сто лет ничего не узнаешь?

— Дурака! — повторил старик, оскаливая зубы и продолжая стоять посреди дороги, между тем как экипаж исчезал в отдаленном пространстве. — Сам ты слишком умен: потерял ни за что, ни про что целых пятнадцать минут и ускакал, как осел! Если там впереди станут тебя дурачить так же, как и я, не догнать тебе другой кареты до апреля месяца. Мудрено ли бы догадаться старому хрычу, что здесь получено за молчок малую толику? Скачи себе: ни лысого беса не поймаешь! Дурак!

И долго почтенный старичок самодовольно скалил зубы и почесывал затылок. Наконец, затворил он ворота и вошел в свою будку.

Карета между тем без дальнейших остановок продолжала свой путь до следующего станционного двора. Луна, как предсказал Уардль, скоро закатилась; многочисленные ряды мрачных облаков, распространяясь по небесному раздолью, образовали теперь одну густую черную массу, и крупные капли дождя, постукивая исподволь в окна кареты, казалось, предсказывали путешественникам быстрое приближение бурной ночи. Противный ветер бушевал в неистовых порывах по большой дороге и печально гудел между листьями деревьев, стоявших по обеим сторонам. Мистер Пикквик плотнее закутался шинелью, забился в угол кареты и скоро погрузился в глубокий сон, от которого только могли пробудить его остановка экипажа, звон станционного колокола и громкий крик старика Уардля, нетерпеливо требовавшего новых лошадей.

Встретились неприятные затруднения. Ямщики спали на сенных сушилах богатырским сном, и станционный смотритель едва мог разбудить их через пять минут. Потом — долго не могли найти ключа от главной конюшни, и когда, наконец, ключ был найден, сонные конюхи вынесли не ту сбрую и вывели не тех лошадей. Церемония запряжки должна была начаться снова. Будь здесь мистер Пикквик один, погоня, без всякого сомнения, окончилась бы этой станцией; но старик Уардль был неугомонен и упрям: он собственными руками помогал надевать хомуты, взнуздывать лошадей, застегивать постромки, и, благодаря его хлопотливым распоряжениям, дело подвинулось вперед гораздо скорее, чем можно было ожидать.

Карета помчалась опять по большой дороге; но теперь перед нашими путешественниками открывалась перспектива, не имевшая в себе никаких привлекательных сторон. До следующей станции было пятнадцать миль; ночь темнела больше и больше с каждой минутой; ветер завыл, как голодный волк, и тучи разразились проливным дождем. С такими препятствиями бороться было трудно. Был час за полночь, и прошло почти два часа, когда карета подъехала, наконец, к станционному двору. Здесь, однако ж, судьба, по-видимому, сжалилась над нашими путешественниками и оживила надежды в их сердцах.

— Давно ли воротилась эта карета? — закричал старик Уардль, выпрыгивая из своего собственного экипажа и указывая на другой, стоявший посреди двора и облепленный свежей грязью.

— Не больше четверти часа, сэр, — отвечал станционный смотритель, к которому был обращен этот вопрос.

— Леди и джентльмен?

— Да, сэр.

— Пожилая леди, худое лицо, костлявая?

— Да.

— Джентльмен сухопарый, высокий, тонконогий, словно вешалка?

— Да, сэр.

— Ну, Пикквик, это они, они! — воскликнул мистер Уардль.

— Они, жаловались, что немножко запоздали, — проговорил станционный смотритель.

— Они, Пикквик, ей-богу, они! — кричал мистер Уардль. — Четверку лошадей — живей! Мы их настигнем, прежде чем доедут они до станции. Каждому по гинее, ребята, пошевеливайтесь!

И в состоянии необыкновенного возбуждения физических сил пожилой джентльмен засуетился и запрыгал по широкому двору, так что его суетливость заразительно подействовала на самого Пикквика, который тоже, приподняв подол длинной шинели, перебегал от одной лошади к другой, кричал на ямщиков, махал руками, притрагивался к дышлу, хомутам в несомненном и твердом убеждении, что от всех этих хлопот приготовления к поездке должны сократиться по крайней мере вполовину.

— Влезайте, влезайте! — кричал мистер Уардль, впрыгивая в карету и захлопывая дверцу с правой стороны. — Живей, Пикквик, живей!

И прежде чем мистер Пикквик сообразил, о чем идет речь, дюжая рука одного из ямщиков втолкнула его в карету с левой стороны, захлопнула дверцу, и экипаж стремглав помчался со двора.

— Вот мы и пошевеливаемся! — сказал пожилой джентльмен одобрительным тоном.

Они точно шевелились, и мистер Пикквик чувствовал всю силу исполинских движений, когда его начало перебрасывать с одной стороны на другую.

— Держитесь крепче! — сказал Уардль, когда мистер Пикквик толкнулся однажды своей головой об его плечо.

— В жизнь никогда я не чувствовал такой встряски, — отвечал бедный мистер Пикквик.

— Ничего, ничего, мы их нагоним! Держитесь крепче.

Мистер Пикквик забился в утол. Карета помчалась еще быстрее.

Так промчались они около трех миль. Наконец, мистер Уардль, наблюдавший из окна минуты две или три, обратил на мистера Пикквика свое лицо, обрызганное грязью, и вскричал нетерпеливым тоном:

— Вот они!

Мистер Пикквик высунул свою голову из окна. Так точно: карета, заложенная четверкой лошадей, мчалась во весь галоп на небольшом расстоянии от них.