Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пикквикского клуба

Мистер Пикквик знал весьма хорошо, что деревья — опасные соседи в продолжение грозы. Дерево было у него по правую руку, дерево по левую, дерево спереди и дерево сзади. Оставаться неподвижным на одном и том же месте значило сделаться вероятной жертвой громового удара, забежать на середину сада оказывалось неудобным вследствие полицейского дозора. Раз или два мистер Пикквик пытался перелезть через стену; но так как теперь не было у него других ног, кроме данных ему природой, то несчастная попытка имела только следствием весьма неприятные царапины на коленях и крупные капли пота на благородном челе.

— Ужасно, ужасно! — воскликнул мистер Пикквик, задыхаясь от внутреннего волнения после безуспешных упражнений.

Он взглянул на дом, мрачный и спокойный. Отсутствие всякого движения служило несомненным признаком, что все улеглись спать. Не время ли опять возобновить сигнал?

Мистер Пикквик прокрался на цыпочках по мокрому щебню и, взойдя на галерею, тихонько постучался в дверь. Он притаил дыхание, насторожил чуткий слух и приставил правый глаз к замочной щели. Никакого ответа: очень странно. Он стукнул еще немного посильнее и приставил левый глаз к той же щели. Послышался легкий шепот и затем робкий оклик:

— Кто там?

— Опять не Иов! — подумал мистер Пикквик, торопливо отпрядывая вдоль стены. — Это женский голос.

Едва успел он дойти до этого заключения, как вдруг отворилось наверху окно и четыре женских голоса закричали разом:

— Кто там?

Мистер Пикквик не смел пошевелить ни рукой, ни ногой. Очевидно, что весь дом пробудился от сна. Он решился стоять неподвижно на своем месте, пока затихнет эта страшная тревога, и потом, употребив отчаянное усилие, перескочить через стену или погибнуть у забора.

Лучше, разумеется, ничего не мог придумать первый мудрец на свете; но, к несчастью, расчет мистера Пикквика основывался на предположении, что робкие женщины не посмеют отворить двери в другой раз. Представьте же себе его изумление и ужас, когда он услышал звук железного засова, звон защелки, и потом увидел обоими глазами, что дверь отворяется постепенно шире и шире! Он забился в уголок, отступая шаг за шагом. Дверь отворялась шире и шире.

— Кто там? — взвизгнул многочисленный хор тоненьких голосков, принадлежавших незамужней леди, основательнице заведения, трем гувернанткам, пяти служанкам и трем дюжинам молоденьких девушек, пансионерок, высыпавших на лестницу в папильотках и белых простынях.

Скажите по совести, мог ли мистер Пикквик откровенно отвечать на этот эксцентрический вопрос? Нет, разумеется. Он стоял молча и едва дышал.

И среди ночного безмолвия хор девиц завопил дискантом: «Боже мой! Как мне страшно!»

— Кухарка! — сказала леди-настоятельница Вестгета, принявшая предосторожность стать на верхней лестничной ступени, позади пансионерок и служанок. — Кухарка, перешагните через порог и посмотрите, что там в саду.

— Нет, сударыня, покорно вас благодарю, — отвечала кухарка, — у меня не две головы на плечах.

— Боже мой, как она глупа! — воскликнули три дюжины девиц.

— Кухарка! — повторила леди-настоятельница с великим достоинством. — Укоротите свой дерзкий язык. Я приказываю вам немедленно перешагнуть через порог.

Здесь кухарка принялась плакать, и судомойка, вступясь за нее, сказала: «Как не стыдно вам, сударыня!» За что, как и следует, обещались судомойку прогнать со двора.

— Слышите вы, кухарка? — сказала леди-настоятельница, сердито топая ногой.

— Как вы смеете ослушаться начальницы? — вскричали три гувернантки.

— Какая она бесстыдница, эта бессовестная кухарка! — заголосили тридцать шесть пансионерок.

Подстрекаемая такими энергичными побуждениями, кухарка, вооруженная свечой, сделала два шага вперед и немедленно объявила, что в саду нет никого и что шум, вероятно, произошел от ветра. Мало-помалу дверь снова начала затворяться, как вдруг одна из воспитанниц, случайно бросившая взгляд через дверные петли, испустила пронзительный визг и снова переполошила весь дом.

— Что это сделалось с мисс Смитерс? — сказала содержательница пансиона, когда упомянутая мисс Смитерс продолжала корчиться в истерических припадках.

— Боже мой, что с вами, мисс Смитерс? — заголосили тридцать пять молодых девиц.

— Ох!.. Мужчина… мужчина там… за дверью! — визжала мисс Смитерс.

Услышав эту поразительную весть, содержательница пансиона в ту же минуту удалилась в свою спальню, заперлась двойным ключом и с превеликим комфортом упала в обморок на своей постели. Пансионерки, гувернантки и служанки попадали на лестничных ступенях друг на друга, и никогда свет не производил такого обилия визгов, криков, обмороков, возни и толкотни.

Забывая собственную опасность, мистер Пикквик храбро выступил из своей засады и, остановившись в дверях, произнес громогласно:

— Милостивые государыни!.. Милые мои!

— Ах! Ах! Он называет нас милыми! — вскрикнула старшая гувернантка, знаменитая своим необыкновенным безобразием. — Ах, злодей!

— Милостивые государыни, — проревел еще раз мистер Пикквик, доведенный до отчаяния опасностью своего положения. — Выслушайте меня. Я не вор. Я пришел, собственно, к вашей начальнице.

— Ах, злодей, злодей! — закричала другая гувернантка. — Он пришел к мисс Томкинс!

Последовал общий визг, оглушительный и страшный для непривычного уха.

— Бейте тревогу, звоните в колокол! — возопили двенадцать голосов.

— Погодите, умоляю вас, — говорил несчастный мистер Пикквик. — Милостивые государыни, посмотрите на меня, вглядитесь пристально в мое лицо. Похож ли я на вора? Милостивые государыни, вы можете меня связать, если угодно, скрутить руки и ноги и запереть меня в темный чулан. Только наперед, умоляю, выслушайте меня.

— Как вы попали в наш сад? — пролепетала горничная, начинавшая приходить в себя.

— Позовите начальницу этого заведения, и я объясню ей все, клянусь честью, все объясню, — сказал мистер Пикквик, надрывая свою грудь до последней степени силы. — Но успокойтесь наперед, позовите свою начальницу, и вы услышите все… все!

Была ли причиной кроткая наружность мистера Пикквика, его нежное и ласковое обращение, или вмешалось сюда непреодолимое, врожденное женским душам любопытство услышать какую-нибудь тайну, только нашлись в этом обществе четыре рассудительные особы, устоявшие против истерических припадков. Желая вполне удостовериться в искренности смиренного джентльмена, они предложили ему род домашнего ареста, и мистер Пикквик согласился по доброй воле отправиться в темный чулан, где хранились детские шляпки и сумки с сухарями. Решено, что из этого убежища будут производиться переговоры запертого мужчины с начальницей пансиона. Это успокоило всех других девиц и даже самую мисс Томкинс, которая, наконец, успела очнуться от обморока в своей спальне. Когда мисс Томкинс сошла вниз, конференция открылась таким образом: