Грэм Грин - Избранное

Даже клятва Гиппократа не обязывает идти на самоубийство, сказал себе доктор Пларр. Когда он был ребенком, отец читал ему о героях, о спасении раненых под огнем, о том, как капитан Отс [255] Участник экспедиции Р. Скотта к Южному полюсу; в надежде спасти своих товарищей ушел в метель из палатки и погиб. уходит из палатки в метель. «Стреляйте, хоть я и стара, коль так велит вам долг» [256] Строки из баллады американского поэта Д. Г. Уитьера (1807–1892) «Барбара Фритчи», героиня которой, девяностолетняя старуха, несмотря на угрозы южан, отказывается снять флаг северных штатов. — в те дни это было одним из его любимых стихотворений.

Он вышел в соседнюю комнату. В темноте ничего нельзя было разглядеть. Он прошептал:

— Вы не спите?

— Нет.

— Как ваша лодыжка?

— Ничего.

— Я принесу свечу и сменю повязку.

— Не надо.

— Солдаты нас окружили, — сказал доктор Пларр. — Не теряйте надежду.

— Надежду на что?

— Только один из них действительно хочет вашей смерти.

— Да? — равнодушно откликнулся голос из темноты.

— Акуино.

— И вы, — сказал Чарли Фортнум, — вы! Вы тоже ее хотите.

— Чего ради?

— Вы слишком громко разговариваете, Пларр. Не думаю, чтобы вы так громко говорили в поместье, даже когда я был в поле, за милю оттуда. Вы всегда были чертовски осторожны — боялись, чтобы не услышали слуги. Но наступает минута, когда даже у мужа открываются уши. — В темноте послышался шорох, словно он пробовал приподняться. — Я ведь думал, Пларр, что у врачей должен быть кодекс чести, но это, конечно, чисто английское представление, а вы ведь только наполовину англичанин, ну а другая половина…

— Не знаю, что вы подслушали, — сказал доктор Пларр. — Вы либо неправильно поняли, либо вам что-то приснилось.

— Наверно, вы думали, какое, черт побери, это имеет значение, она ведь всего только проститутка из дома матушки Санчес? Сколько она вам стоила? Что вы ей подарили, Пларр?

— Если хотите знать, — вспыхнув от злости, сказал доктор Пларр, — я подарил ей солнечные очки от Грубера.

— Те самые очки? Она их очень берегла. Считала шикарными, ну вот, а теперь ваши друзья разбили их вдребезги. Какая вы свинья, Пларр. Ведь это все равно что изнасиловать ребенка.

— Ну, положим, это было куда легче.

Доктор Пларр не сообразил, что стоит рядом с гробом. И не заметил в темноте, что на него занесли кулак. Удар пришелся по шее и заставил поперхнуться. Доктор Пларр отступил и услышал, как заскрипел гроб.

— Боже мой, — сказал Чарли Фортнум, — я опрокинул бутылку. — И добавил: — А там еще оставалась целая норма. Я берег ее для…

Рука зашарила по полу, дотронулась до туфли доктора Пларра и отдернулась.

— Я принесу свечу.

— Ну нет, не надо. Не хочу больше видеть вашу подлую рожу.

— Вы смотрите на такие вещи слишком серьезно. Все ведь в жизни бывает, Фортнум.

— Вы даже не делаете вид, что ее любите.

— Не делаю.

— Наверно, вы бывали с ней в публичном доме, вот и думали…

— Я же говорил вам — я ее там видел, но никогда с ней не был.

— Я спас ее оттуда, а вы стали толкать ее назад.

— Я этого не хотел, Фортнум.

— Не хотели и того, чтобы вас вывели на чистую воду. Думали устроиться подешевле, не платить денег за свои удовольствия.

— Какой смысл закатывать сцену? Я считал, что все быстро кончится и вы ничего не узнаете. Ведь ни она, ни я не любим друг друга. Любовь — вот единственная опасность, Фортнум.

— Я любил.

— Вы же получили бы ее обратно. И никогда бы ничего не узнали.

— Когда же это началось, Пларр?

— Когда я во второй раз ее встретил. У Грубера. И подарил ей солнечные очки.

— Куда вы ее повели? Назад к мамаше Санчес?

Эти настойчивые вопросы напомнили доктору Пларру, как пальцами выжимают из нарыва гной.

— Я повел ее к себе домой. Пригласил на чашку кофе, но она отлично понимала, что я под этим подразумеваю. Если бы не я, рано или поздно был бы кто-нибудь другой. Ее и мой швейцар знал.

— Слава богу, — сказал Фортнум.

— Почему?

— Нашел бутылку. Ничего не пролилось.

Было слышно, как Фортнум пьет. Доктор Пларр заметил:

— Лучше бы вы оставили немножко на тот случай…

— Я знаю, вы считаете меня трусом, но теперь я не очень-то боюсь умереть. Это куда легче, чем вернуться назад в поместье и дожидаться, когда у нее родится похожий на вас ребенок.

— Я этого не хотел, — повторил доктор Пларр. Злости больше не было, и защищаться он уже не мог. — Никогда ничего не выходит так, как хочется. Они же не собирались вас похитить. А я не собирался иметь ребенка. Можно подумать, что где-то сидит большой шутник, которому нравится из всего устраивать ералаш. Может, у темной стороны господа бога такое чувство юмора.

— У какой еще темной стороны?

— Это сумасшедшая выдумка Леона. Вот что вам следовало бы услышать, а вовсе не то, что вы услышали.

— Я не собирался подслушивать, просто хотел слезть с этого проклятого ящика и побыть с вами. Мне было тоскливо, а ваши наркотики больше не действуют. Я уже почти добрался до двери, когда услышал, как священник говорит, что вы ревнуете. Ревнует, подумал я, к кому же он ревнует? А потом услышал и вернулся на этот чертов ящик.

Однажды в дальней деревне доктору Пларру пришлось сделать срочную операцию, которой он делать еще не умел. Перед ним был выбор — пойти на риск или предоставить женщине умереть. Потом он испытывал такую же усталость, какую чувствовал теперь, а женщина все равно умерла. В изнеможении он опустился на пол. И подумал: я сказал все, что мог. Что еще я могу сказать? А женщина умирала долго — или так ему тогда показалось.

Фортнум сказал:

— Подумать только, я ведь написал Кларе, что вы будете присматривать за ней и за ребенком.

— Знаю.

— Откуда, черт возьми, вы можете это знать?

— Не только вы один здесь слушаете то, что не надо. И тут вмешался шутник. Я слышал, как вы диктовали Леону. Это меня разозлило.

— Разозлило? Почему?

— Наверно, Леон был прав — я и в самом деле ревную.

— Кого?

— Еще одна забавная неразбериха, а?

Он услышал, что Чарли Фортнум снова пьет.

— Даже вашей нормы вам не хватит на целую вечность, — сказал доктор Пларр.

— Вечность мне и не грозит. Почему я не могу вас ненавидеть, Пларр? Неужели из-за виски? Но я еще не пьян.

— Может, вы и пьяны. Немножко.

— Это ужасно, Пларр, но ведь мне больше не на кого их оставить. Хэмфрису я не доверяю…

— Если хотите уснуть, я сделаю вам укол морфия.

— Лучше не спать. Мне еще о многом надо подумать, а времени мало. Дайте мне побыть одному. Пора к этому привыкать, правда?

Доктору Пларру казалось, что их оставили совершенно одних. Враги от них отступились: громкоговоритель молчал, дождь прекратился, и, несмотря на тревожные мысли, доктор Пларр заснул, хотя то и дело просыпался. В первый раз он открыл глаза потому, что его разбудил голос отца Риваса. Священник стоял на коленях у двери, прижав губы к трещине в доске. Он, казалось, разговаривал с мертвым или с умирающим за порогом. Что это было: слова утешения, молитва, отпущение грехов? Доктор Пларр повернулся на другой бок и снова заснул. Когда он проснулся во второй раз, в соседней комнате храпел Чарли Фортнум — хриплым, скрипучим, пьяным храпом. Может, ему снилось, как он блаженствует у себя дома в большой кровати после того, как прикончил у бара бутылку? Неужели Клара терпит его храп? О чем она думает, вынужденная лежать рядом с ним без сна? Вспоминает ли с сожалением о своей каморке у мамаши Санчес? Там с наступлением рассвета она могла спокойно спать одна. Грустит ли о простоте своей тогдашней жизни? Он всего этого не знал. Отгадать ее мысли было все равно что понять мысли какого-нибудь странного зверька.