Йен Бэнкс - Бизнес

Первым делом, даже не распаковав туалетные принадлежности, я по привычке вытащила миниатюрную обезьянку-нэцке со скорбным выражением мордочки и красными глазами-стекляшками и поставила ее на прикроватный столик. В какую бы точку земного шара меня ни забрасывала судьба, обезьянка неизменно находилась у моей постели, рядом с часами и фонариком, так что по утрам я всегда искала взглядом знакомую физиономию. Эта печальная фигурка была первой вещицей, которую я приобрела себе в подарок после окончания школы. В ее основание впаяна дореформенная монета тридцатипятилетней давности: тот самый двенадцатигранный трехпенсовик, который протянула мне из сверкающего черного лимузина миссис Тэлман в дождливый субботний вечер осенью 1968 года.

Дядя Фредди решил отправиться на рыбалку. Я натянула какие-то старые джинсы, найденные в ящике комода, практичную рубашку и толстый шерстяной джемпер; в хозяйстве замка нашелся спасательный жилет с немыслимым количеством карманов, а к нему – пара болотных сапог, доходивших мне до бедра. Допотопный джип, за руль которого дядя Фредди со старческим упрямством всегда садился сам, дребезжал по заросшей дорожке, направляясь к лодочному сараю, построенному на берегу озера с фонтаном; позади, брызгая во все стороны слюной, неслась пара волкодавов. В сарае мы выбрали два старых бамбуковых удилища и все остальное, вплоть до искусственной наживки.

– Разве в такое время года бывает клев? – усомнилась я, когда мы шли по берегу в сопровождении псов, державших дистанцию.

– Скажешь тоже, конечно нет! – расхохотался дядя Фредди.

Мы остановились на затененном мелководье, вблизи устья речки, у плотины, украшенной толстощекими каменными херувимами.

– Стало быть, эти гады что-то замышляют, – произнес он, далеко забросив удочку в тихую заводь. Я успела рассказать ему о посещении «Сайлекс Системе» и о странном поведении господ Рикса и Хендерсона перед запертой дверью. Фредди покосился на меня. – Если, конечно, тебе не померещилось.

– Нет, не померещилось, – отозвалась я. – Оба держались безукоризненно, однако мне сразу стало понятно: я лезу, куда не следует. Как крот на курорт.

– Ха.

– Потом я еще раз проверила цифры по их заводу. – С этими словами я кое-как забросила леску. – Обнаружились какие-то странные колебания. Это как масляная живопись: чем дальше от холста, тем правдивее картина, а вблизи только и видно, что мазки да комочки.

– Что же они все-таки затеяли? – Дядя Фредди стал проявлять нетерпение. – Может, у них там дополнительная линия? Может, они гонят «левые» чипы и пускают в продажу без нашего ведома?

– Я тоже об этом думала. Готовые чипы – на вес золота, они дороже технических алмазов, только непонятно, где можно спрятать главную установку. Закупки сырья за наличные еще можно скрыть, но оборудование, целая линия... этого не спрячешь.

– «Сайлекс»... Ведь это производство не полностью принадлежит нам, правда?

Я покачала головой:

– По сорок восемь процентов акций у нас и у «Лайдженс Ю.-С». Четыре процента принадлежат служащим. Рикс и Хендерсон работают на нас, хотя оба – ставленники мистера Хейзлтона.

– Зараза, – выругался дядя Фредди. Мистер Хейзлтон – сотрудник Первого уровня, то есть на ступень выше дяди Фредди, небожитель из небожителей, один из практически неприкасаемых игроков корпоративной команды, действительный член правления. Он должен был приехать позднее, вместе с другими власть имущими. Дядя Фредди, безнадежно застрявший на Втором уровне, давно имел зуб на мистера Хейзлтона. – У нас есть туда легальные ходы? – спросил он.

– Только через Хейзлтона, – ответила я. – Ксли, конечно, не вмешается кто-нибудь другой из Первого уровня.

Фредди насмешливо хмыкнул.

– Тогда придется ждать до следующих выборов, – сказала я. – Впрочем, кампанию надо начинать прямо сейчас. Ума не приложу, какие кандидатуры можно выдвинуть им на замену. (Насчет выборов объясню позже.)

– Нужно туда внедрить своего человека, – решил дядя Фредди.

– Согласна. Хотите, чтобы я с кем-нибудь договорилась?

– Вот именно. Подыщи парня из любого европейского отдела. Чтобы разбирался в производстве. Лучше, если это будет шотландец, но не из здешних мест и не из Лондона.

– Кажется, в Брюсселе есть подходящий человек. С твоего позволения, попробую ходатайствовать перед Службой безопасности о его переводе.

– Правильно. Так и сделай. Для начала провернем хотя бы это. – Тут его леска, до поры до времени лежавшая поверх озерной ряби лениво распрямлявшимся "S", резко дернулась и ушла под воду. На лице дяди Фредди отразилось изумление. – Ах ты, мать честная! – воскликнул он и щелкнул стопором начавшей раскручиваться катушки спиннинга.

– Будем надеяться, это добрый знак, – сказала я.

«Бизнес» достиг понимания с рядом стран и правительств; за многовековую историю у нас возникли маленькие анклавы в самых разных уголках света. Так, например, на Кубе мы владеем небольшой фабрикой в Гуантанамо, на военной базе США; только здесь выпускают настоящие кубинские сигары для более или менее легального экспорта в Штаты. (Реклама отсутствует: производство этого эксклюзивного, дорогого товара сопряжено с некоторыми щекотливыми юридическими нюансами. По слухам, именно такую сигару президент Клинтон... Ну, это к делу не относится.)

В удобной близости от Гуантанамо лежит маленький багамский остров Большая Инагуа, который в строгом смысле слова не является независимой территорией, но имеет собственный полуавтономный парламент; там у нас тоже есть свои интересы. На территории США нам принадлежит несколько игорных домов и других коммерческих предприятий в местности, больше известной как «Резерв» (официальное название – Резервация коренных американцев «Волчья излучина»): это безлюдные земли в Айдахо, где законы Соединенных Штатов действуют СО значительными ограничениями, что, опять же, весьма удобно.

Мы – единственная неправительственная организация, имеющая постоянную базу в Антарктике, на Земле Кронпринцессы Ефимии, между Землей Дроннинга Мода и Землей Ко-утса. Она была куплена у Аргентины в период правления хунты; здесь мы вплотную подошли к созданию пусть карликового, но нашего собственного государства, которое замечательно своей крайней удаленностью и фактической недосягаемостью для международного права. Злые языки в фирме распускают слухи, будто Земля Кронпринцессы Ефимии – это наша Сибирь или, еще того чище, наш Гулаг. Но мне ни разу не доводилось слышать, чтобы кого-то сослали туда насильственно; полагаю, такие слухи поддерживаются исключительно для укрепления дисциплины.

Кое-где представители наших высших эшелонов получили – за определенные гарантии, за особые заслуги, а то и за откровенные взятки – дипломатическую аккредитацию; отсюда наш интерес к судьбе генерала Пиночета, который до своего ареста в Лондоне перемещался по миру, как принято считать, с дипломатическим паспортом.