Йен Бэнкс - Бизнес

– Ну, смотрите.

– Кейт, у тебя мама, похоже, совсем молодая, верно? А папа, видимо, с вами не живет, правильно я понимаю? У тебя нарядное платье, только оно тебе тесновато и для такой погоды не годится. Ты бегаешь голодная и оттого плохо растешь. А в школу ходишь? Хорошо учишься?

– Мне домой пора.

– Можем ехать, мэм.

– Спасибо, Джеральд. Одну минуту. Кейт, вернись. Я с тобой говорю серьезно. Это важный разговор. Ты собираешься провести здесь всю свою жизнь? Отвечай. Кем ты хочешь стать, когда вырастешь, Кейт?

– ... прихмахершей.

– Думаешь, это сбудется?

– А че?

– Кейт, а тебе известно, на кого еще можно выучиться?

– ...моя подружка, Гей л, хочет пойти на стюардессу.

– Завязывай ты, Кейти. Я уж промерз.

– И парикмахер, и стюардесса – это неплохие профессии, Кейт, но я уверена: ты способна на большее, было бы желание. Просто ты еще многого не знаешь. Позволь мне все же поговорить с твоей мамой. Не возражаешь?

– Слышь, Кейти, я весь промерз, в задницу.

– Миссис... а вы, часом, не злодейка?

– Нет, Кейт. Я, конечно, не святая, и в прошлом, фигурально говоря, тоже пускала в ход ирландские пенсы, но я не злодейка. Джеральд, ответь: я злодейка?

– Ни в коем разе, мэм. По мне, вы – сама доброта.

– Кейти, завязывай... хватит языком трепать.

– Ладно уж, поедем с вами, раз так. Вы и взаправду нас подвезете?

– Ну, разумеется.

– Угу. Двигай сюда, Саймон. Домой поедем во на какой машине, эта тетенька нас подвезет. Ноги вытирай.

– Че?

Так состоялось мое знакомство с миссис Элизабет Тэлман, сотрудницей Второго уровня в o"Бизнесе"; это произошло дождливым субботним вечером осенью 1968 года в предместье Коутбриджа, что к западу от Глазго.

Миссис Тэлман принадлежала к разряду тех людей, которые всегда казались мне на полголовы выше, чем на самом деле. Даже сейчас у меня в памяти возникает образ статной, элегантной дамы, гибкой и стройной, тогда как родная мать вспоминается мне понурой коротышкой, хотя они были примерно одинакового телосложения, а ростом различались не более чем на пару дюймов. Дело, наверно, в том, что миссис Тэлман никогда не сутулилась. У нее были длинные, черные, как вороново крыло, волосы, которые она перестала красить, да и то не сразу, только когда ей перевалило за семьдесят (у моей матери волосы были невзрачно-мышиными, а я не то русая, не то блондинка – наверно, в бабку по материнской линии). Миссис Тэлман отличали удлиненные пальцы, крупный рот и непривычный выговор, который звучал то как американский, то как британский, а то и вовсе по-другому, экзотически, дразняще-чуждо. В природе существовал и мистер Тэлман, но он обретался в Америке; они охладели друг к другу, не прожив вместе и года.

Сперва миссис Тэлман приказала Джеральду отвезти домой Саймона, а затем мы остановились у местной лавчонки, чтобы я купила две бутылки газировки в погашение долга. Уже подъехав к дому, мы увидели, как моя родительница нетвердой походкой ковыляет из паба, прихватив спиртное навынос.

Наверно, миссис Тэлман не рассчитывала в тот момент услышать от нее осмысленные речи, а потому обещала приехать на следующее утро.

Мать грозилась меня поколотить, чтобы неповадно было якшаться с кем попало. В тот вечер, напившись до беспамятства, она прижала меня к себе, дыша мне в лицо приторным запахом крепленого вина. Я старалась не ворочаться, чтобы не нарушить это затянувшееся проявление нежданной ласки, а сама явственно ощущала терпкие, изысканные, манящие ароматы, которыми веяло то ли от машины, то ли от самой миссис Тэлман.

Каково же было мое удивление, когда заезжие гости и впрямь объявились на другое утро. Мать еще отсыпалась; дождавшись, пока она натянет платье, мы поехали кататься. Мне вручили батончик «милки-вэй» и велели сесть на переднее сиденье, рядом с Джеральдом; там было здорово, только я изводилась от невозможности подслушать, что говорится сзади – мешала стеклянная перегородка. Джеральд без устали меня смешил, выдумывая, как отзываются о нас встречные водители, и даже разрешил пощелкать тумблером на панели управления. Тем временем на заднем сиденье моя мать угощала миссис Тэлман своими дешевыми «вудбайнз», а та протягивала ей пачку «собранье»; они что-то живо обсуждали.

В ту ночь я впервые за много лет спала вместе с матерью – до самого утра. Она прижимала меня к себе еще неистовее, чем накануне, и мне было невдомек, почему у нее по щекам текут горячие слезы.

Наутро приехал Джеральд, который отвез нас с матерью в Эдинбург и притормозил в конце Принсес-стрит, у роскошного, внушительных размеров отеля из красного песчаника, где останавливалась миссис Тэлман. Ее самой там не оказалось: у нее были какие-то срочные дела в городе. Нас провели в просторные апартаменты, где, невзирая на смущение матери и мои поили, меня выкупали, хотя я умывалась дома, подвергли медицинскому осмотру (всем этим занималась матрона в белом халате), а потом смяли мерку и одели в крахмальную блузку, юбочку и жакет – так мне впервые в жизни досталась неношеная одежда. Отчасти мой ужас объяснялся тем, что я приняла эти комнаты за сущий проходной двор, где могли шляться все, кому не лень, и глазеть на меня, раздетую до трусов; мне и в голову не пришло, что это комнаты миссис Тэлман, снятый ею номер-люкс.

Меня повели в соседнее помещение, где какой-то незнакомый человек задал мне множество вопросов и задачек: у него были наготове и чисто арифметические примеры, и разнообразные задания: найти что-нибудь лишнее или общее в списке слов, рассмотреть сперва один листок с начерченными фигурками, потом другой и определить, какая фигурка из второго набора больше подходит к первому; были даже короткие истории, для которых он просил меня придумать окончание. Я увлеклась этим занятием. Потом он вышел, оставив меня разглядывать книжку комиксов.

Наконец появилась миссис Тэлман, которая повела нас обедать в ресторан отеля. Она заметно обрадовалась встрече со мной, а мою мать даже расцеловала в обе щеки, отчего меня охватила жгучая ревность, только я не могла разобраться, к которой из них двоих. За обедом, когда мы с матерью исподтишка переглядывались, пытаясь угадать, какая вилка для чего предназначена, мне был задан вопрос: не хочу ли я пойти в специальную школу. Помню, меня обуял страх. Я считала, что в спецшколе держат дрянных мальчишек, которые попались на краже или хулиганстве; но когда недоразумение разъяснилось и меня уверили, что каждый вечер можно будет возвращаться домой, я согласилась попробовать.

Уже на следующий день меня привели в женскую школу мисс Стутли в Рутерглене. Я оказалась на год старше своих одноклассниц, но телосложением уступала всем остальным, а росточком была ниже многих. Тогда я полдня, а то и больше сносила издевки, после чего ввязалась в драку на большой перемене и сломала нос одной из обидчиц. Под угрозой исключения мне пришлось смиренно выслушать не один суровый выговор.