Кармен Лафорет - Ничто. Остров и демоны

Марта очень выросла за этот день, за часы, отделявшие ее от сияющего рассвета. Но она об этом даже не подумала.

В феврале народилась новая луна. Сначала на небе появилась узкая кривая полоска, похожая на обрезок ногтя. Дни шли, и она, округлившись, все ярче сияла над полями Алькора. Все смелее и смелее освещала ущелья, банановые плантации, три утеса над морем, сторожащие остров, освещала виноградники на склонах горы Лентискаль и черных отрогах Бандамы, в глубоком кратере которой лунный свет тускнел, становясь неверным и робким, как в бездонном пруду.

Каждый вечер, возвращаясь в усадьбу, Марта следила за растущей луной. Порой ветер пробегал по низкорослым тамарискам, и они шевелились в темноте, совсем живые, иные, чем днем. И каждый вечер луна светила все ярче: в ее сиянии уже можно было различить цвет лепестков бугенвиллеи: Марта написала стихотворение в прозе о старых козлоногих демонах, которые, подпрыгивая, пляшут в лунном свете среди скелетов зимних лоз.

Если бы кто-нибудь поклялся ей, что прежде чем пойдет на убыль холодное, сверкающее, уже почти круглое светило, ее постигнет большое горе, — она бы не поверила этому. В те дни душа Марты была открытой и доверчивой. Она ходила с высоко поднятой головой, чувствуя, как мягко струится по жилам горячая кровь. Словно бросая вызов зимнему холоду, она ни разу не надела чулок, — ее голые ноги не стыли на свежем февральском ветру. Она жила и пила жизнь большими глотками. Любое забавное происшествие заставляло ее смеяться до слез. Иногда Марта краснела от гордости, вспоминая, что она — лучший друг доверившегося ей необыкновенного человека, который приехал на остров, быть может, только затем, чтобы вдохнуть в нее силы и озарить ее жизнь. Но об этом она никогда не говорила.

После памятной ночи падения Барселоны Марта написала художнику длинное письмо. С большими колебаниями, после долгих раздумий она снесла его на почту. Три дня девочка напряженно ждала. Также по почте получила она ответ, направленный на адрес ее дяди. Несколько коротких, очень теплых строк, в которых Пабло обещал побеседовать с ней обо всем, о чем она пожелает, о высоких материях и житейских делах, но только по возвращении из небольшой экскурсии, которую он собирается совершить со своими друзьями. Захватив палатку, они отправляются в сосновый лес Тамадаба. «Кто бы мог подумать, — заканчивал он письмо, — что на твоем острове есть большие леса?»

Действительно, этого никто не мог подумать, ведь кругом вздымались бесплодные скалы, а в каждой котловине зрели культуры, выращенные человеческими руками: цветы и банановые рощи, плантации помидоров и опунции, на широких листьях которой, очистив их от игл, разводят кошениль, — издали ряды опунций кажутся толпой призраков в белых саванах.

Марта знала, что среди хаоса гор, видных из порта Техеда, под стражей южных вершин Нубло и Бентайги, на многие километры тянутся сосновые леса, жаркие, сухие, выросшие на вулканической почве — сосновые леса Пахоналес. Она никогда не видела их.

Тамадаба — это сосновый лес, расположенный высоко в горах, в конце Северного шоссе. В те времена добраться туда можно было только полями, проехав не один километр в седле или пройдя пешком. Зато потом путника вознаграждали тишина и красота этих мест. Сосновый лес внезапно кончался обрывом, отвесно падающим в море с высоты восьмисот метров. Марта постаралась как можно больше разузнать об этом уголке, прежде не известном для нее, а теперь священном, потому что он приютил Пабло. Она знала, что растущая луна пронизывает своим светом холодные лесные туманы, что на закате Пабло видит, как на поверхности моря выступает остров Тенерифе и солнце садится за острым силуэтом горы Тейде… Если бы Марта была мальчишкой, возможно, Пабло счел бы удобным пригласить ее провести с ним эти великолепные дни. Они бы вместе разжигали костер, без которого не обойтись на такой высоте, и вместе слушали бы вздохи деревьев. Казалось невероятным, что в пределах этого небольшого округлого острова может встречаться столь разнообразная растительность, а климат быть столь же различным, сколь непохожи друг на друга характеры людей.

По пути домой Марта напевала:

Где она слышала эту песню? Когда настанет полнолуние и ночи будут походить на холодные дни, морской маяк загорится вновь. И Пабло будет стоять в своей комнате, глядя на огни порта.

В эти дни Марта настолько была погружена в свои мечты, что каждый раз, входя в ярко освещенную столовую, раскрасневшаяся от зимнего воздуха, она удивлялась, видя там Хосе и Пино, обсуждающих какие-то мелкие домашние дела, удивлялась себе самой, когда говорила о занятиях и о своем намерении поехать учиться в Мадрид после конца войны. Потому что война стремительно шла к развязке. Пино зло смеялась:

— Ты воображаешь, что будешь делать в жизни все, что тебе вздумается… Почему бы тебе не попросить луну у твоего братца?

— Я не понимаю, отчего мне нельзя учиться. Учатся тысячи женщин.

Она не находила в своем желании ничего не исполнимого и, доказывая свою правоту, каждый раз говорила со все большей убежденностью. Она сама не понимала, откуда пришло к ней это спокойствие, эта уверенность в будущем. Наверное, оттого, что теперь она жила также и настоящим. Она словно заручилась чьим-то обещанием. Пино замечала это и все чаще накидывалась на девочку с бранью.

— Тебе-то какое дело до того, поеду я или нет? — огрызалась Марта.

Пино не знала, какое ей дело. Во всяком случае, она не могла это объяснить. На такие вопросы она никогда не отвечала, только сыпала оскорблениями. А видя, что ее слова не попадают в цель, что Марта выслушивает их совершенно спокойно, она окончательно выходила из себя.

В один из вечеров перебранки надоели Хосе. Он сложил газету, за которой обычно укрывался от женщин.

— Интересно, оставят меня когда-нибудь в покое с этими идиотскими разговорами? Никуда ты отсюда не уедешь! И думать об этом забудь! Поняла? Когда окончишь свою проклятую школу, останешься здесь, будешь сидеть дома, взаперти. Хватит, нагулялась… Ты должна помогать Пино ухаживать за твоей матерью. И пока она жива, ты слышишь меня, пока она жива, никто из нас троих не уедет отсюда.

Конец его речи был обращен и к Пино, которая ответила на нее презрительным и вызывающим взглядом. В последнее время она перестала следить за своей одеждой. Проводила целые дни в халате и шлепанцах. После обеда; часто лежала в постели вплоть до возвращения Хосе. Но Хосе, казалось, не обращал на это внимания.

Марте отказ брата уже не представлялся окончательным. Сама жизнь становилась на ее сторону. Быстрый глубокий поток нес ее в будущее, и она бездумно отдавалась его течению. Ей не верилось, что ее судьбой станут долгие годы безмятежной жизни, замкнутой узким домашним кругом. Правда, с детских лет удел Марты казался предопределенным: сначала — тихая жизнь в родной семье, затем создание собственной семьи, в лоне которой ее ожидала все та же тихая, покорная, скрытая от внешнего мира жизнь. Но раз теперь это представлялось ей уже невозможным, значит, что-то очень могущественное толкало ее к иному будущему. Она не выражала свои мысли именно в таких словах. Но почему же тогда разговоры брата и Пино, беготня прислуги, лай собак по ночам, все, происходящее вокруг, казалось ей как бы нереальным, отошедшим в далекое прошлое?