Дмитрий Григорович - Переселенцы

– Нет, не уймешь его! что жернов, мелет без устали!.. Вишь его, неугомонный какой, – проговорили Филипп и Верстан, первый с усмешкой, второй с досадой.

– Дай сказать… Чего взаправду лезешь?.. дело есть! – забасил Верстан.

– Ну, говори! – произнес Фуфаев, наклоняя голову, чтоб слушать.

– Вот… – начал Верстан.

– Ну что: вот!.. Вот, да и нет ничего! – перебил Фуфаев. – Тебе, брат, не дождаться… дай я расскажу. Слышь, тетка: был у него, у Верстана, мальчик – вожак, по-нашему; был да сплыл; пришел срок, отец назад взял… Стал он теперь один; скучает, сирота как есть; так вот спросить пришел, не знаешь ли, где бы, примерно, вожака достать…

– Я бы и денег не пожалел, – сказал Верстан, – есть теперь рублев с десяток, все бы отдал, кабы потрафилось найти малого…

– Да на что тебе? – спросил Филипп, – глаза худо видят, что ли?..

– Экой ты, братец! – воскликнул Фуфаев, – видит-то он лучше быть нельзя! брось полушку на траву – его будет, уж это беспременно!.. А все без вожака все нельзя никак. Ну, кто буде его по деревням-то водить?.. ведь уж такая напасть на него: покажись только околица – сейчас ослепнет! Ей-богу, так!.. Вот дядя Мизгирь, так тот еще за версту от околицы ничего уж не видит; сердечный, совсем слепой сделается.

– Эка ягоза, право ягоза! так и шипит, ягоза проклятая! – злобно проворчал старик.

– Теперь вот что, – продолжал Фуфаев, – пришли мы в деревню – ладно; как нет у Верстана малого, волей-неволей с нами идти должон, потому слеп, сердечный, сам идти не может, спотыкается… Вот стали мы у двора – ладно; поем Лазаря… знамо, наше дело такое: горлом, хлеб достаем…! Ладно; всяк примерно и судит: видит, трое: «нате, мол, вам, касатики, ломтик, а больше не просите, нетути»; ну, и делишь ломоть-то натрое… А как малый-то есть у Верстана, идет он с ним по одной стороне деревни, я да Мизгирь по другой – этак больше наберешь…

Тут Верстан толкнул локтем рассказчика, давая ему знать, вероятно, чтоб он не слишком давал волю языку при постороннем.

– Ты всех, тетка, по округе-то знаешь, – оказал он, – нет ли малого на примете? Право, десять рублев есть, не пожалею, все отдам.

Грачиха отвечала, что никого не знает.

– Я знаю! – воскликнул вдруг Филипп, ожидавший с явный нетерпением ответа старухи.

– Говори, когда так! – сказал Верстан.

– Верны ли деньги?

– Вот они. Малого в руки – и деньги в руки…

– Слушай, коли так, – произнес Филипп, оживляясь вдруг до последнего суставчика, – вечор проходил я… тут недалече есть такая деревня, Марьинская прозывается, – начал он, переглянувшись предварительно с Грачихой и обратив потом быстрые, сверкающие глаза к Верстану, – остановился обедать у мужика… не помню, как его звать [26]. Так вот, видел я у него парнишку, во всем тебе с руки, какой надобен… У отца их никак целая дюжина… Кабы переговорить с ним, отдал бы… потому бедность шибко взяла, есть нечего, да и должниками спутался, сказывал. Уж это верно, что отпустит… а паренечек такой… тебе в самый раз… годков десяток; отпустит, говорю – были бы деньги.

– Мы в этом не постоим, – сказал Верстан, – вот и за того, что был у меня, десять рублев в год отцу давал. Где эта деревня-то? в кое сторону?

Филипп, лицо которого все более и более оживлялось, рассказал во всех подробностях дорогу в Марьинское; он сообщил, как сыскать дом, где находился мальчик.

– Дело немудрое, – заключил он, – седьмая изба с краю… войдете в околицу: с левой стороны. Только вот что, брат, как станешь, примерно, разговор вести, не говори, смотри, обо мне, что, дескать, я посылал; от себя, примерно, дело веди, как словно прежде не знал ничего, пришло к случаю.

– Зачем говорить!

– То-то; верно говорю, никакого толку не будет, – подтвердил Филипп, перекидываясь новым взглядом с Грачихой, которая во все это время посматривала на него с любопытством, но как бы не совсем хорошо понимая, к чему клонится разговор.

– Ну, «масья»! – воскликнул Фуфаев, поворачивая смеющееся лицо к хозяйке, – одно дело справили, теперь другое… Слышь: дай винца! Вот и Верстан скажет…

– Что ж! можно, – произнес Верстан.

– И я бы уж, так и быть, выпил, – сказал расходившийся Филипп.

– Много у вас прислужников-то в кабак ходить! Ничаво, и так уснете, – возразила Грачиха с меньшею, однако ж, суровостью, чем когда отказала в той же просьбе Филиппу.

– Зачем в кабак? Э, полно! Поищи-ка, тетка; авось у тебя найдется…

Присутствующим очень хорошо было известно, что в подвале знахарки находится запас штофов, которые достались ей за труд, то есть даром, и она радовалась всегда случаю сбывать провизию за деньги; эта продажа доставшихся ей запасов составляла одну из главных отраслей ее доходов. Нельзя было, однако ж, высказать прямо свою готовность: необходимо было прежде поломаться; основываясь на этом, она повернулась к ним спиною и принялась бормотать что-то сквозь зубы.

– Ну, полно же, тетка, полно! пошевеливайся… на чистые ведь деньги берем… али не веришь? смотри…

Фуфаев торопливо вынул из-за пазухи небольшой кошелек из холстины, болтавшийся на веревке; развязав его зубами, он высыпал на ладонь медные гроши, в числе которых сверкнули серебряные мелкие монеты, и принялся считать их с невообразимою быстротою и ловкостью.

– Давай складчину, ребята… по гривеннику с брата!.. Давай, Верстан.

Верстан вынул из-за пазухи такой же точно мешочек и отсчитал несколько медных пятаков. Ощупав их и убедившись, что счет верен, Фуфаев обратился к старику, который сначала делал вид, будто ничего не слышит, потом начал жалобно уверять, что у него всего два гроша, и наконец решительно объявил, что пить не станет. Филипп между тем привстал с места, отвел старуху в угол и начал с нею шептаться.

– Лучше не проси; не дам без денег. Коли они угостят – пей… я без денег не дам, – оказала она.

– Я ж тебе говорю, ведь это все одно, – возразил Филипп, понижая голос, – уж эти деньги, что брату попадут за мальчика, уж это мои – все одно; к тому, примерно, все дело подвел; отдам, значит. Завтра же вечером схожу… все отдаст до копейки… не впервой мне, сама ведаешь… ну…

Тут голос его совсем понизился. Надо полагать, он нашел, однако ж, способ окончательно убедить старуху; черты ее смягчились, и она утвердительно кивнула головою. Тем не менее она украдкою погрозила ему кулаком и снова замотала головою, когда Филипп, вернувшись к столу, выразительно мигнул ей на деньги, лежавшие на ладони слепого. Пересчитав деньги, старуха зажгла лучину и вышла в сени.

Во время всех этих объяснений никто не обратил внимания на шум, раздававшийся в передней половине избы, где сидели мальчики. Голоса их, прерванные вдруг жалобным воплем, заставили присутствовавших приподнять голову.