Джеффри Чосер - Кентерберийские рассказы

Тебя, убежище, тебя, денница,

Молю я: сжалься над судьбой моей

И моего ребенка пожалей.

Дитя мое, какое преступленье

885 Свершило ты? За что своим отцом

Преследуешься ты без сожаленья?

Дворецкий милый, жалостью ведом,

Дитя мое к себе возьми ты в дом,

А ежели боишься наказанья,

890 Хоть поцелуй малютку на прощанье».

Взглянув в последний раз на край чужой

И прошептав: «Прощай, супруг жестокий!»

Она к воде, окружена толпой,

Стопы направила, покорна року,

895 Дитя баюкая, в свой одинокий

Спустилась челн, перекрестилась раз

И на Христову волю отдалась.

Ей дали продовольствия в дорогу

Запас большой — и всяческих вещей,

900 Что ей могли бы пригодиться, много.

Теперь, Господь, будь милосерден к ней,

Храни ее от ветров и зыбей

И дай причалить к родине далекой.

Ее ладья — над бездною глубокой.

905 Когда король, в свой замок возвратясь,

Стал о жене допрашивать и сыне,

Ему дворецкий рассказал тотчас

Все то, что вам уже известно ныне.

Не умолчал он также о причине,

910 Заставившей изгнать с ребенком мать,

И, предъявив посланье и печать,

Промолвил: «Государь, приказ, который

Был вами прислан, выполнен». Тогда

Гонца призвали, и под пыткой скоро

915 Признался он, где ночевал, когда.

Расспросов хитроумных череда

Позволила составить представленье

О том, как совершилось преступленье.

Рука, писавшая письмо, была

920 Опознана благодаря дознанью,

Распутано сплетенье лжи и зла.

И пробил мести час и наказанья:

Жизнь матери король за поруганье

Закона ленного мечом пресек.

925 Так кончился злой Донегильды век.

О том, как сутки напролет о милых

Жене и сыне Алла горевал,

Слова людские рассказать не в силах.

Меж тем Констанцу с чадом пенный вал

930 Над пропастью соленою кидал.

Пять лет и больше длился путь унылый,

Покуда лодку к суше не прибило.

Там замок высился на берегу

Языческий, чье имя, к сожаленью,

935 В источниках найти я не могу.

Констанца, в это страшное мгновенье

Храни тебя святое провиденье!

Я собираюсь рассказать сейчас,

Как ты от рук языческих спаслась.

940 Из замка многие глядеть ходили

На бедную Констанцу. В поздний час,

Когда уж звезды на небе светили,

Спустился управитель замка раз,

Отступник, что в язычестве погряз,

945 И негодяй. Один оставшись с нею,

Он предложил ей связь, — позор злодею!

Констанца крик ужасный издала,

И с ней дитя. Но Матерь Всеблагая

В который раз бедняжке помогла.

950 Борясь искусно, грудью наступая,

Ей удалось отбросить негодяя.

Он из ладьи упал и утонул.

Христос Констанцу в чистоте соблюл.

Вот похоти конец обыкновенный!

955 Не только душу, но и тело нам

Она увечит слабостью презренной.

Один конец у любострастья — срам.

Не часто ль видеть приходилось вам,

Что небо за одно лишь вожделенье

960 Людей карает, как за преступленье?

Как этой слабой женщиной был дан

Отпор насильнику? Но вспомнить нужно,

Что Голиаф, безмерный великан,

Давиду сдался, 379словно бы недужный.

965 Как мог юнец, почти что безоружный,

Взглянуть в ужасный Голиафа лик?

Тут благодати бил живой родник.

Кто дал Юдифи 380мужество убить

Своей рукой злодея Олоферна

970 И этим свой народ освободить

От нечестивца? Так же достоверно,

Как то, что этих силой беспримерной

Бог наградил, Констанце дал Господь

Лихого негодяя побороть.

975 Из узкого пролива Джебальтара

И Септы 381вдаль несет ладью поток,

Туда-сюда кидает ветер ярый,

На юг и север, запад и восток.

Но вот исполнился скитанью срок,

980 И волей Богоматери святою

Констанца радость обрела покоя.

Теперь мы от Констанцы перейдем

К владыке Рима. Получил он вести

Из отдаленной Сирии о том,

985 Что стан его весь перебит на месте,

А дочь Констанца извергом без чести

Оскорблена. Вам о султанше злой

Я говорю, пролившей кровь рекой.

Тут в Сирию отправил император

990 Сенатора и воинов не счесть,

Которых взял с собой в поход сенатор,

Чтоб учинить заслуженную месть.

Кровавую расправу кончив, сесть

На корабли спешило войско Рима,

995 Чтоб плыть обратно к родине любимой.

И вот когда с победной славой в Рим

Сенатор плыл, вдруг на морской равнине

Возникла утлая ладья пред ним

С Констанцей, предающейся кручине.

1000 Ни кто она, ни по какой причине

Она на волю моря отдана.

Он не узнал, — была нема она.

Он в Рим ее привез и попеченью

Жены вручил с младенцем вместе. Там

1005 Констанца стала жить в уединенье,

Вся отдаваясь набожным делам.

Ее судьба показывает нам,

Как чудно Богоматерь помогает

Тому, кто к ней с молитвой прибегает.

1010 Хотя была сенатора жена

Констанце теткой, все же не признала

В ней юную племянницу она.

Теперь вам сообщу, что сделал Алла,

Который плакал и стенал сначала,

1015 Констанцу же оставлю под крылом

Сенатора и к ней вернусь потом.

Король, убивший мать, пронзен однажды

Был горестным раскаяньем таким,

Что, истомленный покаянья жаждой,

1020 Решил отправиться в далекий Рим,

Чтоб там свой грех пред папою святым

Излить в слезах и вымолить прощенье

Себе от всеблагого провиденья.

Молву о том, что из чужой земли

1025 Паломник прибывает именитый,

Гонцы по стогнам Рима разнесли,

И наш сенатор, славою повитый,

Навстречу выехал с роскошной свитой,

Чтоб гостя августейшего принять,

1030 А также, чтобы блеск свой показать.

Друг друга чествовать тотчас же стали

Сенатор и король, — наперебой

Они пиры друг другу задавали,

И вот однажды, — через день-другой, —

1035 На королевский идя пир, с собой

Сынка Констанцы взял сенатор славный, —

Об этом я осведомлен исправно.

По мненью многих, мальчик приведен

Был по желанью матери. Не знаю,

1040 Присутствовал, так иль иначе, он, —

Все прочее я мелочью считаю,

Но вот что верно: сына отпуская,

Она велела между блюд свой взор

Ему на Аллу направлять в упор.

1045 Взор этот встретив, Алла изумленно

Спросил сенатора: «Скажите, чей

Ребенок это?» И в ответ смущенно

Промолвил тот: «Не ведаю, ей-ей!

Живет он в Риме с матерью своей,

1050 Отца же нет». Но через миг, не дале,

Все обстоятельства поведал Алле.

«Я должен вам сказать, — прибавил он, —

Что женщины я не видал доселе —

Среди девиц, и вдов, и мужних жен —

1055 Столь чистой в разговоре и на деле;

Она бы предпочла, чтобы горели