Альфред Жарри - Убю король и другие произведения

Папаша Убю( садится не говоря ни слова. Пол проваливается, и, согласно закону Архимеда, Папаша Убю всплывает. Одежда на нем изрядно потемнела. Он говорит просто и с достоинством ): Почему срынекачка не работает? Отвечайте, не то головы оттяпаю.

Те же. На поверхности показывается голова Мемнона

Голова Мемнона:Она не работает, сломалась. И ваша головотяпка тоже. Подумаешь, какая-то паршивая машинка. Очень я её испугался! Вот бочки — это да! Вы провалились, всплыли — и полдела сделано.

Папаша Убю:Свечки едреные! Я сейчас тебе глаза выцарапаю! Бочка поганая, черепушка пузатая, отброс рода человеческого!

Заталкивает его обратно и запирается в кабинете с Молотилами.

Ахрас, Дурантье

Дурантье:Сударь, я тут присутствовал при любопытнейшей сцене.

Ахрас:Ну, доложу я вам, кажется, я тоже при ней присутствовал. Впрочем, рассказывайте, а я послушаю.

Дурантье:Я видел, как на Лионском вокзале таможенники вскрывали сундук. Угадайте, кому он предназначался?

Ахрас:Кажется, я слышал об этом. На нем значилось: улица Краснорожей, господину Убю.

Дурантье:Вот именно, сударь. А в сундуке лежал человек и чучело обезьяны.

Ахрас:Большой обезьяны?

Дурантье:Что значит, большой? Все обезьяны невелики ростом, имеют темную шерстку и белый воротничок вокруг шеи. Высокий же рост свидетельствует о том, что душа устремлена к небу.

Ахрас:Совсем как мошки, доложу я вам. А знаете что? Я думаю, это были мумии.

Дурантье:Какие? Египетские?

Ахрас:Именно так, доложу я вам. Одна была похожа на крокодила, иссохшего первобытного крокодила со вдавленным черепом, а у другой, доложу я вам, был высокий, я бы даже сказал, философский лоб, почтенный вид, седые волосы и борода.

Дурантье:О чем это вы, сударь? Эти мумии, в том числе и почтенная старая обезьяна, выпрыгнули из сундука на глазах у ошалевших таможенников и поехали на трамвае к мосту Альма, чем привели прохожих в полное изумление.

Ахрас:Это просто удивительно, доложу я вам, ведь мы воспользовались тем же транспортом, что и они, то есть, я хотел сказать, трамваем.

Дурантье:Сударь, я удивлен не меньше вашего. Странно, что мы их не встретили.

Те же. Входят Папаша Убю и Молотилы при свечках.

Папаша Убю:Трах-тебе-в-брюх! ( Ахрасу .) Опять вы здесь? Ну-ка, убирайтесь.

Ахрас:Ну, это, как его… Я ведь у себя дома, доложу я вам.

Папаша Убю:Трах-тебе-в-брюх! Попались, Дурантье! Опять явились сюда наставлять нам рога, использовать нашу добродетельную супругу вместо ночного горшка. Эдак вашими усилиями мы в один прекрасный день станем отцом какого-нибудь археоптерикса, а он на нас вовсе не похож. Впрочем, мы полагаем, что измена есть непременный элемент супружества, однако ж для порядка мы будем беспощадны. Бейте его, Молотилы!

Молотилы осыпают Дурантье ударами.

Посветите сюда. А вы, сударь, отвечайте. Я и вправду рогат?

Дурантье:Ууууууй! Уууууууй!

Папаша Убю:Да, тут дело нечисто. Отвечать он не может, потому как ударился головой. Небось, повредил себе извилину Брока и утратил дар членораздельной речи. Это, чтоб вы знали, третья передняя извилина — как войдешь? налево, а там спросить у консьержа… Ах нет, прошу прощения, спросите у философов: «Этот распад интеллекта является следствием постепенной атрофии коры головного мозга, а затем и белого вещества, что приводит к жировому и атероматическому перерождению клеток, сосудов и капилляров нервной ткани». Так что проку от этого господина теперь немного. Мы просто свернем ему нос и ухи, повырываем язык и зубья, разгрызем зад, раздробим спинной мозг и извлечем мозги через пятки. Затем мы посадим его на кол, оттяпаем голову, а напоследок разорвем на куски. А затем, пользуясь нашей неизреченной милостью, этот господин может хоть повеситься, мы ему помогать не станем. Обойдемся с ним по-божески.

Молотилы:Ух, хозяин!

Папаша Убю:Трах-тебе-в-брюх! Забыл спросить совета у своей Совести.

Возвращается в кабинет. В это время Дурантье, увернувшись, пускается бежать, за ним с криками и песнями гонятся Молотилы. Папаша Убю возвращается, ведя за руку Совесть.

Ахрас, Папаша Убю, Совесть

Папаша Убю( Ахрасу ): Трах-тебе-в-брюх! Вы все еще здесь? Точь-в-точь моя Совесть — никуда от вас не деться.

Совесть:Как говорил один Демократ…

Папаша Убю:Домкрат определенно хорош для расплющивания голов, но мы едва ли успеем им воспользоваться, пьеса и так уже затянулась.

Раздается паровозный гудок, и по сцене со свистом проезжает крокодил.

Те же и крокодил

Ахрас:Ну, это, как его, это кто же такой?

Папаша Убю:Это птица.

Совесть:Это типичнейшая рептилия. ( Ощупывает крокодила. ) Такие конечности бывают у змеев.

Папаша Убю:Значит, это кит. Кит самая надутая из всех птиц. А эта птица ужасно надутая.

Совесть:Да змей это, змей.

Папаша Убю:Что и доказывает, господин Совесть, вашу тупость и бестолковость. Я и без вас знал, что это змей, да вдобавок гремучий!

Ахрас( ощупывает крокодила ): Одно могу сказать точно. Это, доложу я вам, не многогранник.

Дамы и господа,

Наверное, особой нужды предварять парою слов сегодняшнюю премьеру «Убю короля» не было — признаем, автор, рассуждающий о своем собственном произведении, несколько смешон; к тому же о пьесе соблаговолили высказаться люди куда более известные (среди прочих в особенности благодарю за их внимание гг. Сильвестра, Мендеса, Шолля, Лоррена и Бауэра). Однако в своем благорасположении, как мне показалось, означенные господа увидели в утробе Папаши Убю гораздо больше сатирических намеков, нежели мы смогли бы набить туда сегодня на сцене — и потому я перед вами.

У последователя Сведенборга доктора Мизеса есть замечательное сопоставление неразвитых зародышей и едва начатых творений, с одной стороны, с безупречными шедеврами и существами на высшей ступени развития — с другой: если первым форму шара или близкую к нему придает полное отсутствие каких-либо вторичных признаков, неровностей и особых свойств (таковы, например, зародышевое яйцо или г-н Убю), то вторые, согласно аксиоме, будто самая ровная поверхность та, что выделяется наибольшим числом шероховатостей, становятся идеально ровной сферой уже благодаря огромному числу обособляющих эти тела различий. Поэтому вы совершенно свободны видеть в г-не Убю столько скрытых смыслов, сколько пожелаете — или напротив, принимать его как обычную марионетку, в которую волею школяра превратился один из учителей, олицетворявший для автора подобной трансформации все то комичное и уродливое, что наполняет наш мир.