Стивен Крейн - Алый знак доблести. Рассказы

С плавными и вежливыми жестами все двинулись к столу. Там стояли бочонок пива и длинный ряд бутылок виски; лежали куча курительных трубок, несколько пачек табаку, ящик сигар; имелась также обширная коллекция стаканов, чашек и кружек. Старый Бликер расставил их так искусно, что все вместе напоминало примитивный бар. Возник серьезный спор из-за треснувших чашек.

Вежливо, но пылко Джонс настаивал, чтобы ему позволили пить из самой скверной чашки. Другие возражали, не теряя спокойствия. Каждый подчеркивал, как он тронут щедрым гостеприимством Бликера. Их манеры отражали восхищение стоимостью произведенных затрат.

Келси уселся в углу со второй кружкой пива. Ему хотелось произвести «светскую рекогносцировку». В другом углу кто-то рассказывал анекдот, причем изредка хрюкал, подражая свинье. Его слушало несколько гостей. Двое или трое других сидели в одиночестве. Они были выжидательно веселы и готовы от всего сердца посмеяться, если кто-нибудь к ним обратится. Батарея бутылок отбрасывала диковинные тени, а сбоку, на стене, пивной бочонок рисовался как зловещая черная фигура, которая упиралась в потолок, возвышаясь над комнатой и гостями, подобно призраку. Табачный дым ленивым облаком висел над головами.

Джонс и О’Коннор стояли у стола и отпускали любезности по всем направлениям. Келси заметил, как старый Бликер подошел к ним и зашептал: «Ну, давайте начнем. Пора начинать!» Келси понял, что хозяин опасается, как бы гости не соскучились. Джонс перемолвился несколькими словами с О’Коннором, а затем тот направился к человеку по фамилии Зьюсентел. О’Коннор явно что-то предлагал. Зьюсентел сразу же отказался. О’Коннор продолжал настаивать. Зьюсентел оставался непоколебимым. В конце концов О’Коннор прервал свои уговоры и, выйдя на середину комнаты, поднял руку.

— Джентльмены, — крикнул он, — сейчас мы услышим в исполнении мистера Зьюсентела рассказ под названием «Свинья Патрика Кленси»!

И, бросив на Зьюсентела торжествующий взгляд, добавил: «Ну, начинайте!» Но Зьюсентел ломался, делал протестующие жесты. Он даже прошептал с упреком: «Какой же вы нахал!»

Все повернулись и минуту разглядывали Зьюсентела, а затем поднялся шум: «Ура! Даешь рассказ! Ну, давайте его! Взрывайте мину! Начинайте!» Но так как Зьюсентел все еще упорствовал, гости начали приставать к нему: «Ну, старик, двинь-ка! Чего ты боишься? Давай! Вперед! Живее!»

Зьюсентел сопротивлялся с какой-то неимоверной скромностью. О’Коннор ухватил его за лацкан и пытался вытащить на середину, но тот упирался, тянул обратно свой пиджак, качал головой: «Нет, нет, не знаю я этого рассказа! Не могу! Я его не знаю. Говорят вам, я позабыл! Нет-нет-нет! Послушайте, отпустите меня, слышите? Что с вами? Говорят вам, что не знаю!»

Гости яростно хлопали. Продолжалась борьба, как вдруг заметили, что Зьюсентел становится поразительно торжественным. Все умолкли — он готовился начинать. Стоя посредине, он нервно поправлял воротничок и галстук. Аудитория сосредоточилась.

— «Свинья Патрика Кленси», — оповестил Зьюсентел пронзительным, сухим, неестественным голосом. И начал быстро декламировать:

Когда он окончил, все переглянулись с довольным видом. Затем грянули неистовые рукоплескания, все чокались стаканами. Зьюсентел снова уселся, а один мужчина нагнулся к нему, чтобы спросить: «Не скажете ли, где я мог бы это достать?» В общем, успех был большой. После невероятных усилий Зьюсентел согласился прочесть еще два рассказа. В заключение старик Бликер вывел его вперед и щедро угостил выпивкой. По его словам, это было лучшее из того, что ему довелось когда-либо слышать.

Благодаря усилиям Зьюсентела вся компания развеселилась. Посмеявшись вдоволь, все как-то сблизились, и теперь шел общий разговор. К тому же часть гостей уже захмелела.

Незаменимый О’Коннор нашел человека, умеющего играть на губной гармонике. Обтерев свой инструмент рукавом пиджака, тот исполнил все популярные мелодии. В облаках табачного дыма головы покачивались под музыку. Все улыбались, отбивали ногами такт. Варварская, неистовая удаль проступала в их позах, на их лицах, красных и лоснящихся от пота. Разговор перешел в хриплый рев. Джонс, которому показалось, что пиво течет слишком медленно, остался у стола и наклонил бочонок. От этого черная тень на стене отступила, потом возвратилась, таинственно упала, чтобы снова надвинуться с внезапной угрозой, — большая темная фигура, управляемая каким-то неведомым импульсом. Стаканы, кружки и чашки двигались быстро и четко, отбрасывая оранжевые блики в свете лампы. Двое-трое мужчин дошли до того, что поминутно расплескивали свои напитки. Старик Бликер, хихикая от удовольствия, уловил момент, чтобы торжествующе подмигнуть Джонсу. Его вечеринка проходила с успехом.

Внезапно Джорджу Келси пришла в голову утешительная мысль, что он отлично проводит время. Его, словно участника какого-то религиозного праздника, охватил экстаз. Он чувствовал, что есть нечто красивое и волнующее в этой далекой от сурового мира вечеринке, где струился фимиам веселья. Он снова ощутил братское расположение к тем, кто находился рядом. Он завязал с ними ласковую беседу. Не слишком уверенный в последовательности своих мыслей, он знал все же, что в нем самом таится бездна симпатии. Он радовался, глядя на их раскрасневшиеся лица и морщинки улыбок. Он был способен на подвиги.

Джорджа раздражала его трубка — она гасла слишком часто. Он был чересчур занят любезными разговорами, чтобы следить за ней. Но встав, чтобы раздобыть спички, он уловил какую-то неуверенность в ногах: они подгибались и не сразу подчинялись его намерениям. У стола он зажег было спичку, но тут же рассмеялся, услышав какую-то рядом произнесенную шутку, и забыл поднести огонь к трубке. После досадных усилий он прикурил от второй спички. При этом его так раскачивало, что спичка попадала то с одной, то с другой стороны от трубки. По счастью, ему удалось наконец приложить огонь прямо к табаку. Он обжег себе пальцы и принялся их рассматривать, нелепо посмеиваясь.

Подошел Джонс и хлопнул его по плечу:

— Ладно, старик, выпьем за старый город Хендивил!

Келси растрогался и посмотрел на Джонса влажными глазами. «Я поеду туда», — сказал он. С выражением глубокой меланхолии Джонс налил себе немного виски. Они выпили. Потом обменялись пылким взглядом, исполненным нежных воспоминаний, и перешли в тот угол, где Бликер, окруженный гогочущими слушателями, рассказывал какую-то юмористическую историю. Старик восседал, словно тучный веселый бог.