Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Как Мартин, Баутиста и Капистун провели ночь в горах

Одной зимней ночью трое мужчин шагали по узкой тропе рядом с четверкой мулов, нагруженных большими тюками. Они вышли вечером из Capo и направлялись к вершине горы Ларрун.

Обогнув ручей, который сбегает вниз, чтобы слиться с водами Нивелье, и пройдя по горным лугам, путники добрались до хижины, где расположились поужинать.

Эти трое были Мартин Салакаин, гасконец Капистун и Баутиста Урбиде. Они переправляли партию военного снаряжения. Им предстояло доставить контрабандный груз в Лесаку, где его должны были забрать карлисты.

Покончив с ужином, мужчины вывели мулов и отправились дальше.

Ночь была холодной, пошел снег. Ноги скользили в грязи, покрывавшей дороги и тропы; то один, то другой мул проваливался по живот в лужу, и только с большим трудом удавалось выручить его из беды.

Животные были нагружены сверх меры. Приходилось идти более длинной дорогой, минуя крутые тропинки, это замедляло переход. Когда путники достигли вершины горы, разразилась снежная буря.

Она захватила их как раз на границе. Метель усиливалась; идти вперед было все труднее и труднее. Пришлось остановить мулов, и пока Капистун сторожил их, Мартин и Баутиста пошли в разные стороны на поиски какого-нибудь убежища: пастушьей хижины или шалаша.

Пройдя немного, Салакаин наткнулся на сторожку карабинеров; дверь была закрыта и прижата гвоздем.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — крикнул он.

Никто не ответил.

Мартин дернул дверь и вошел внутрь. Затем не мешкая побежал сообщить товарищам о своей удаче. Среди поклажи, которую везли мулы, были одеяла, их натянули, прикрепив одним краем к хижине, а другим — к веткам дерева, и соорудили для животных что-то вроде навеса.

Разместив мулов и поклажу, все трое вошли в сторожку иразвели огонь. Баутиста в одно мгновение смастерил из сосновых щепок факел, и в каморке стало светло.

В ожидании конца непогоды все трое уселись вокруг огня, рассчитывая как-нибудь скоротать время. У Капистуна была бутыль из тыквы, наполненная арманьякской водкой, они смешали напиток с горячей водой и выпили.

Потом, как и следовало ожидать, заговорили о войне. Карлисты расширяли свои владения, одерживая победу за победой. Они успешно продвигались по Каталонии и баскско-наваррским землям. Испанская республика разваливалась на глазах {152} . Газеты писали об убийстве в Малаге, о поджогах в Алкое, о солдатах, которые отказывались подчиняться офицерам и не желали воевать. Это было самое настоящее позорище.

Карлисты завладели некоторыми городами, оставленными либералами. Вступили в Эстелью.

На обоих берегах реки Бидасоа — как на испанской, так и на французской границе — население с восторгом поддерживало дело претендента.

Капистун и Баутиста перечислили своих знакомых, которые уже примкнули к заговору. Большей частью это была молодежь, но и стариков тоже хватало. Они назвали их по именам.

Здесь были: Хуан Эчеберригарай из Эспельета, Томас Альбандос из Аньоа, кузнец Леррамбуро из Capo, Эчебаррия из Ирисарри, мясник Меаруберри из Остабата, Мигель Ларральде — тот, что из Аскаина, Каррикабуро — парень из одной деревни возле Арамуса; Чаубандидеги — сын кондитера из Аскарата, Пейроаде и Лафуршет — два парня с базара в Аспаррене.

— Вот молодчаги! — прошептал слушавший этот перечень Мартин.

Капистун и Баутиста продолжали свой список. В нем были: Ребенак из Пуртале, владелец Сен-Пале, с бароном Леба д’Арманьяк, Дечесарри — пономарь из Бириату, Эчеменди — шахтер из Артикусы, Чокоа — каменотес из Сан-Эстебан-де-Байгорри, Гаррайс из Эчалара — охотник на голубей, Сетоан — дровосек из Эстеренсуби, Исурибере — пастух из Урепеля и Чикиэрди — тот, что из Сугаррамурди.

Баски, следуя традициям своего племени, шли защищать старое от нового. Точно так же в древности они сражались против римлян, против готов, против арабов, против кастильцев {153} — всегда на стороне старых обычаев и во вражде с новыми идеями.

Эти простые земледельцы и эти старые идальго из Басконии, Наварры и с обоих склонов Пиренеев верили в Бурбона, жалкого, обыностранившегося чужака, и готовы были умереть ради того, чтобы этот глупец и авантюрист мог удовлетворить свои честолюбивые притязания.

Французские легитимисты видели в нем нового Генриха IV {154} и, памятуя о том, что Бурбоны в свое время, выйдя из Беарна, воцарились затем во всей Испании и Франции {155} , тешились надеждой, что Карлос VII одержит победу в Испании, покончит с проклятой Французской республикой, дарует фуэросы {156} Наварре, превратив ее в центр всего мира, и восстановит к тому же политическую власть римского папы.

Салакаин, чувствовавший себя настоящим испанцем, сказал, что французы просто свиньи, и если они хотят воевать, то пусть воюют на своей собственной земле.

Капистун, как истый республиканец, заявил, что на любой земле война — варварство.

— Мир, мир, вот что нам необходимо, — добавил гасконец, — мир, чтобы работать и жить.

— Да ну его, этот мир! — возразил ему Мартин. — Война лучше.

— Нет, — сказал Капистун. — И не говори, война — это варварство.

Они поспорили на эту тему, и хотя гасконец, самый из них образованный, приводил убедительные доводы в защиту своей мысли, Баутиста и Мартин твердили в два голоса:

— Да, все это верно, но и война тоже прекрасное дело.

И баски объясняли, что они подразумевают под словами «прекрасное дело». Оба они хранили в глубине души одну и ту же мечту, наивную и героическую, детскую и жестокую.

Оба видели себя в лесах Наварры и Гипускоа во главе вооруженного отряда — они живут в вечном напряжении, всегда настороже, атакуют, спасаются бегством, прячутся в зарослях, совершают форсированные марши, жгут вражеские деревни…

Сколько радости! Сколько торжественных минут! Вот ты под звон церковных колоколов верхом на коне въезжаешь в деревню — берет надвинут до самых бровей, на боку сабля. Вот, отступая перед превосходящими силами противника, ты видишь вдруг, как за далекой рощей возникает верхушка колокольни той деревни, где тебя ждет убежище; вот ты геройски защищаешь окоп, или водружаешь под свист пуль знамя, или сохраняешь полное хладнокровие, когда в двух шагах от тебя рвутся гранаты, или гарцуешь на коне впереди отряда, который шагает под барабанную дробь…

Какие это, должно быть, острые переживания! И Баутиста с Мартином говорили о том, как приятно ходить в атаку, отступать, отплясывать на деревенских праздниках, грабить муниципалитеты, прятаться в засадах, пробираться по влажным от росы тропам, спать в шалаше на подстилке из сухой травы…

— Варварство! Варварство! — отвечал на все это гасконец.