Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Мать Карлоса, донья Антониа, с самого начала разгадала его тайну. Рассказы и заметки за подписью сына не могли принадлежать его перу: она считала, что у него нет никакого литературного дарования. Но это, по ее мнению, свидетельствовало отнюдь не о бесталанности Карлоса, а скорее напротив, — о превосходстве его натуры. Сочинительство не к лицу положительным, благородным людям: заниматься этим пристало лишь разному кабацкому сброду, дуракам и оборванцам, которые не выпускают изо рта трубку, ходят с длинными сальными волосами и беспробудно пьянствуют.

Похвалы, расточаемые мнимому автору рассказов и заметок, побудили его на свой лад воспользоваться этим обстоятельством. Карлос, конечно, и не думал просить за них деньги — он знал, что для начинающего автора это затея бесполезна, поэтому он решил поступить хитрее и стать журналистом, определившись поначалу внештатным сотрудником, в чем ему могла помочь та скромная известность, которую он приобрел обманным путем. С этим намерением Карлос отправился в редакцию одной консервативной газеты, но там ему сказали, что в людях не нуждаются; тогда он обратился в другую газету, «Эль Популар», рупор радикально-республиканских идей. Редакция помещалась прямо в доме главного редактора, офицера-республиканца, приобретшего известность лет десять назад, во время одного из пронунсиамьенто.

Бывший воин видом своим напоминал офицера времен республики 73-го года {213} , он был бородат и неряшлив. Для полноты картины ему не хватало лишь грязного кителя и форменной фуражки.

Редакция располагалась в комнатах третьего этажа. Пока сотрудники работали, причем больше ножницами, нежели пером, под носом у них сновала взад и вперед служанка, то и дело появлялись угольщик и продавец из бакалейной лавки, постоянно возникали перепалки между лавочником и женой главного редактора, потому что счета в этом доме, без сомнения, оплачивались с опозданием или не оплачивались вовсе. Редактор не назначал жалованья ни одному из сотрудников. Они ухитрялись существовать, добывая средства неизвестно каким путем.

Карлос принес редактору свои статьи, вернее статьи и рассказы Матильды, и тот, внимательно прочитав их, заявил, бесспорно доказав этим свою проницательность:

— Друг мой, для нашей газеты вы слишком утонченный литератор. У меня здесь старые вояки, люди бывалые, отпетые.

— Но это не препятствие, — возразил Карлос. — Я готов делать все, что нужно. Мне хочется немного поучиться ремеслу журналиста.

— Ну, если вы хотите поработать у нас, мы вас примем с великим удовольствием, но без жалованья.

— Очень хорошо, я согласен.

Карлос стал ходить в редакцию. В ней подвизались голодные бородатые субъекты в изношенных куртках и обтрепанных брюках; трудно было понять, как этим несчастным семейным людям, обременным детьми, удается сводить концы с концами и прокормить свое потомство.

Некоторые из газетчиков, жившие в постоянной нищете, были убежденными и непримиримыми республиканцами, однако отступников тоже хватало. Ради любой жалкой должности многие из них готовы были переметнуться в стан противника. Таким образом, за счет своих сотрудников редакция «Эль Популар» в значительной мере пополняла ряды чиновников и полиции монархического правительства.

В редакции Карлос ничего не зарабатывал, но посещал ее с образцовым постоянством, полагая, что это принесет ему пользу и даст профессиональную подготовку. Он перезнакомился с журналистами, политическими деятелями, репортерами, поставлявшими информацию для провинциальной прессы, и очень скоро завязал дружбу с одним корреспондентом, которому начал помогать и с которым ходил вместе на телефонную станцию и телеграф.

В редакции, случалось, давали театральные билеты в партер, а иногда и в ложи. Карлос охотно брал их и приглашал в театр Матильду с ее матерью. Он по-прежнему рассылал по разным адресам рассказы и заметки своей невесты.

После полугода ежедневных хождений в редакцию «Эль Популар» Карлосу удалось оставить ее и перейти на работу в другую газету, «Эль Мундо». Ее сотрудники занимали помещение в большом старом доме на одной из центральных улиц. Карлос стал зарабатывать десять дуро в месяц, что по тем временам считалось блестящим дебютом.

Главный редактор, дон Валентин Кабальеро, недалекий господин, пользовавшийся репутацией хорошего журналиста, был человек жалкий: вечно хмурый, надоедливый и нудный, он принадлежал к числу тех, кто считает профессию журналиста чем-то вроде священнодействия и верит, что печать является рычагом прогресса. Сотрудники «Эль Мундо» не были такими жалкими, нищими и безвестными, как их коллеги в «Эль Популар»: некоторые начинали завоевывать признание на писательской стезе, другие служили в министерствах и в муниципалитете. Среди авторов было несколько профессоров и довольно известных писателей. Наиболее примечательными сотрудниками, самыми молодыми и самыми беспокойными, считались Алехандро Добон, Эдуардо Ларрага, Федерико Гольфин, Эмилио Агилера и Анхель Вильяверде.

Алехандро Добон, молодой писатель, приехавший с юга, только что отбыл военную службу. Он знал французский язык и где-то познакомился с сочинениями Ницше {214} ; стоило только в интеллигентном кругу заговорить о творце «Заратустры», как Алехандро тут же пускался толковать и защищать его взгляды. Покров таинственности окружал этого немецкого автора и вызывал к нему особый интерес. Имя Ницше лишь совсем недавно замелькало на страницах печати, которая изображала писателя каким-то монстром. Молодой журналист заимствовал у любимого автора рассуждения о культе силы и жестокости, делая из них излишне смелые и несколько нелепые выводы. Высокий, с длинным лицом и маленькими усиками, Добон обладал громким зычным голосом и чем-то напоминал солдата.

Эмилио Агилера, школьный преподаватель и журналист-сатирик, был большим балагуром. У него была круглая голова, живые блестящие глаза, маленький нос и толстые губы. В газете он вел отдел юмора, отличавшийся подлинным остроумием; однако шутки Эмилио становились более эффектными, когда вы слышали их из уст автора и видели при этом его самого.

Бесшабашный и смелый Гольфин был человек невысокого роста с изможденным, костлявым, словно череп, лицом, светлыми волосами, похожими на паклю, крупной челюстью и большими желтыми зубами, как у англичан на карикатурах. Своей живостью и бесстыдством он напоминал обезьяну. Гольфин отличался предприимчивостью и трудолюбием; он перевел с французского несколько мелодрам, которые не без успеха шли на сцене, писал и издавал частями роман: главы его он удивительно ловко компоновал из литературных произведений, выходивших в различных газетах. Гольфин не знал, что такое угрызения совести, и старался устроиться в жизни любым способом, не стесняясь в выборе средств.