Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

— Нет, я защищаюсь. Я не гоню тебя, нет! Боже упаси! Если хочешь, уйду я, а ты останешься здесь, чтобы ты видела: я не гоню тебя.

«Решительно, он не в своем уме», — подумала она, и ей стало жаль его.

— Уходи, уходи и не забывай меня, хорошо? — Он взял ее за подбородок и погладил. — Не забывай меня, не забывай бедного Аугусто.

Он обнял ее и страстно поцеловал в губы. Уходя, девушка посмотрела на него с тайным страхом. И едва она вышла, Аугусто подумал: «Она меня презирает, без сомнений, она меня презирает; я был смешон, смешон, смешон… Но что она знает, бедняжка, о таких вещах? Что знает она о психологии?»

Если бы бедный Аугусто мог в ту минуту читать в душе Росарио, он приуныл бы еще больше. Ибо наивная девушка думала: «Я готова когда угодно уступить такой часок той, другой шлюхе».

Возбуждение снова охватывало Аугусто. Он чувствовал, что потерянное время не вернется и не вернутся упущенные возможности. Злость на самого себя поднялась в нем. Не зная, зачем это делает, лишь бы занять время, он позвал Лидувину, но, когда он увидел ее перед собой, спокойную, дебелую, с лукавой улыбочкой, его пронзило такое необычное ощущение, что он со словами: «Уходи, уходи, уходи!» — выскочил на улицу. Он испугался, что не сможет сдержать себя и бросится к Лидувине.

На улице Аугусто успокоился. Толпа — как лес, она сразу ставит человека на место.

«Все ли в порядке у меня с головой? — думал Аугусто. — А вдруг в то время, как мне кажется, что я прилично иду по улице, как все нормальные люди, — а что такое нормальный человек? — на самом деле я кривляюсь, жестикулирую и гримасничаю, а люди, которые, как мне кажется, идут, не замечая меня, на самом деле все на меня смотрят, смеясь или сожалея? А вдруг сама эта мысль — признак безумия? Неужто я сумасшедший? А даже если и так, что из того? Если человек с добрым сердцем, чувствительный, порядочный не сходит с ума, значит, он совершеннейший болван. Кто не безумен, тот либо глупец, либо негодяй. Это, конечно, не означает, что глупцы и негодяи не могут сойти с ума».

«Мое поведение с Росарио, — продолжал он свои размышления, — было смешным, попросту смешным. Что она подумала обо мне? А какое мне дело до того, что подумает такая девчонка? Бедненькая! Но с каким простодушием она мне покорялась! Да, физиологическое существо, ничего, кроме физиологии, и никакой психологии. Бесполезно брать ее как морскую свинку или лягушку для психологических экспериментов. Самое большее — для физиологических… Но разве психология, особенно женская, есть нечто большее, чем физиология или, скажем, физиологическая психология? Есть ли у женщин душа? А мне для психологических экспериментов не хватает технической подготовки. Я никогда не был ни в одной лаборатории, кроме того, у меня нет аппаратов. А психофизиология требует аппаратуры. Так что, я сошел с ума?»

Облегчив свою душу такими размышлениями на улице среди озабоченной толпы, безразличной к его печалям, Аугусто почувствовал себя спокойнее и вернулся домой.

Аугусто отправился к Виктору, чтобы поиграть с его запоздалым сыном, отдохнуть, поглядев на новое счастье этой семьи, а заодно и посоветоваться насчет своего душевного состояния. Оказавшись с приятелем наедине, он спросил:

— А как обстоит дело с тем романом или — как ты назвал его? Ах да, руманом, — который ты писал? Я думаю, после рождения сына ты его забросил?

— Вот и неверно. Именно потому, что я стал отцом, я снова к нему вернулся. И в руман я изливаю свое хорошее настроение.

— Не прочтешь ли мне что-нибудь?

Виктор достал рукопись и прочел приятелю несколько отрывков.

— Друг мой, да тебя подменили! — воскликнул Аугусто.

— Почему?

— Потому что здесь есть вещи почти непристойные, а иногда просто порнографические.

— Порнографические? Ни в коем случае! Да, здесь есть места грубоватые, но не непристойные. Иногда кто-то появляется обнаженным, но раздетых нет ни одного… Зато здесь есть реализм.

— Реализм — да, но еще и…

— Цинизм, не так ли?

— Да, цинизм!

— Но цинизм — не порнография. Мои пряные сценки — только способ возбудить воображение, чтобы заставить читателя глубже анализировать действительность; эти сценки… педагогичны. Именно педагогичны!

— И немного гротескны!

— Действительно, с этим не спорю. Я люблю буффонаду.

— А она в глубине всегда мрачновата.

— Совершенно верно. Шутки мне нравятся только мрачные, а остроты — только похоронные. Смех ради смеха всегда вызывает у меня досаду и даже страх. Смех — не что иное, как подготовка к трагедии.

— Ну, а мне грубая буффонада отвратительна.

— Потому что ты одинок, Аугусто, одинок, пойми меня хорошенько, очень одинок… Я так пишу, чтобы лечить других… Нет, нет, я пишу только потому, что мне приятен сам процесс, и если моя буффонада развлечет читателей, я буду вознагражден сторицей. Но если буффонада поможет мне направить на путь излечения какого-нибудь одинокого человека вроде тебя, одинокого вдвойне…

— Вдвойне?

— Да, одиночеством души и одиночеством тела.

— Кстати, Виктор…

— Я уже знаю, что ты хочешь сказать. Ты пришел посоветоваться насчет своего душевного состояния, которое с некоторых пор стало тревожным, весьма тревожным, не так ли?

— Да.

— Значит, угадал. Так вот, Аугусто, женись, и чем раньше, тем лучше.

— Но на которой?

— Ага, значит, их больше одной?

— Как ты сумел угадать и это?

— Очень просто. Если бы ты спросил: «На ком?» — я не предположил бы, что их больше одной или что есть хотя бы одна. Но твой вопрос «на которой?» подразумевает, на которой из двух, трех, четырех, десяти или энного количества.

— Все правда.

— Женись, женись на любой из энного числа женщин, в которых ты влюблен, на той, которая подвернется. И не слишком раздумывай. Ты же видишь: я женился, не раздумывая; нас просто поженили.

— Я, знаешь, сейчас занимаюсь опытами по женской психологии.

— Единственный опыт по психологии Женщины — это брак. Не женившись, нельзя понять психологию женской души. Единственная лаборатория женской психологии, или гинекопсихологии, — это брак.

— Но ведь это же необратимо!

— Всякий настоящий опыт необратим. Кто желает проделать эксперимент, сохраняя возможность отступления, не сжигая кораблей, ничего толком не узнает. Не доверяй хирургу, если он не ампутировал какой-нибудь орган самому себе, и психиатру, если он сам не сумасшедший. В общем, хочешь познать психологию — женись.

— Выходит, что холостяки…

— У холостяков нет никакой психологии. У них только метафизика, то есть нечто по ту сторону физического, по ту сторону естественного.

— А что это значит?

— Почти то же самое, что происходит с тобой.