Мигель Унамуно - Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Из монастырского садика правильной геометрической формы, поросшего кактусами и лаврами, открывался вид на море. По замшелым стенам юрко сновали желтые ящерицы. Вот здесь-то, в этом саду, и темнела в опускающихся сумерках свежевыкрашенная в зеленую краску лягушка. Ежевечерне за этой игрой тиран развеивал одолевавшую его скуку. Тщательно целясь и не переставая жевать листья коки, кидал он монету, и если промахивался, то зеленый от ядовитой слюны рот его кривился в кислой гримасе. Со всевозможным вниманием и усердием следил он за игрой, нимало не отвлекаясь ружейными залпами, от которых над далеким морским берегом вздымались облачка белого дыма. Смертные приговоры всегда приводились в исполнение на закате. Так было и сегодня. Расстреливали очередную группу революционеров. Непреклонно жестокий тиран Бандерас, словно непричастный к этим расстрелам, целился, крепко сжав губы. Над морем плыли облачка белого дыма.

— Лягушка!

Выигрыш не развлек его. С прежней угрюмостью Бандерас вытащил из кармана свой платок монастырского служки и, отирая им лысый череп, обратился к партнерам:

— Учитесь не отвлекаться от игры по пустякам!

Тяжелый туман, духота и звериный запах, разлившиеся в воздухе, напомнили о близости зарослей, в которых одновременно со звездами загораются глаза ягуаров.

Старая индианка, сидевшая на корточках у столика с лимонадом и водкой, по знаку тирана вскочила и почтительно засуетилась:

— Сию минуточку, хозяин!

Донья Лупита скрестила на груди маленькие ручки, какие бывают у восточных женщин, прижав ими концы платка, наспех наброшенного на всклокоченные волосы. Улыбка и раскосые глаза делали рабыню похожей на мудрую змею. Босые ноги были столь же ухожены, как и руки, голос вкрадчивый и медоточивый.

— Только прикажите, ваша милость!

Генерал Бандерас тщательно, с достоинством складывал свой носовой платок:

— Ну, Лупита, как зарабатываешь?

— Зарабатываю, ваша милость, зарабатываю! Да ведь что зарабатываю? Нынче одним лишь трудом да терпением только и можно заработать небесное блаженство! Прошлую пятницу купила себе веревку, чтобы повеситься, да спасибо господнему ангелу, выручил меня: подходящего крюка не нашлось!

Тиран Бандерас, любивший бережливость, жевал листья коки; челюсти его ходили, как жернова, кадык выдавался вперед:

— Скажи мне, старая, как же ты поступила с веревкой?

— Украсила ею образ Лимской божьей матери.

— Что же ты хочешь от нее получить?

— Я молю, Ниньо Сантос, чтобы ты правил нами еще тысячу лет.

— Не строй из меня шута, Лупита! Скажи лучше, сколько лет этим твоим лепешкам?

— Да они только-только остыли, хозяин!

— А еще чем можешь угостить?

— Кокосовыми орехами, водкой для избранных, водкой для простых смертных.

— Поспрошай-ка, старая, гостей и подай им то, чего они пожелают.

Сплетая пальцами кончики платка, Лупита опросила гостей, сгрудившихся возле лягушки и с льстивым подобострастием взиравших на мумию тирана.

— Чего прикажете подать, милостивые мои государи? Только наперед знайте, что тут у меня осталось всего три бокала. Забегал тут недавно один пьяненький начальничек, перебил всю посуду и, ничегошеньки не заплатив, убег.

Тиран отрывисто бросил:

— Заяви об этом по форме, и с него взыщут сполна.

— Ваша честь! Да разве сыщется нынче какой крючкотвор, который бы обмакнул перо в чернила, не получив прежде на лапу!

Дрогнула клиноподобная бородка тирана:

— Тем больше причин жаловаться. Мое правосудие не остается глухим к жалобам последнего из наших подданных. Лисенсиат Состенес Каррильо, поручаю вам начать следствие по делу о предполагаемом преступлении…

Донья Лупита поспешила, семеня ножками, за кокосовыми орехами, сваленными в кучу на влажной, политой водой земле под навесом из пальмовых листьев. Тиран сидел на каменной скамье, ранее служившей монахам наблюдательным пунктом, и обремененная заботами душа его отдыхала: сложенные крест-накрест восковые кисти рук покоились на золотом набалдашнике трости, украшенной бахромой. Вдруг бородка его дрогнула, зеленоватый рот скривился в двусмысленной уксусно-кислой усмешке:

— А неглупа эта наша молодка, лисенсиат?

— Да, генерал, на прямой ее не объедешь.

— Незаменима для всяких проделок, мать ее так! Вот уж с полвека знаю ее, с тех самых пор, как вступил в Седьмой легкокавалерийский… она была у нас маркитанткой.

Суетясь под навесом, Лупита чутко прислушивалась к разговору. Лисенсиат пошутил:

— Бабка, смотри не проболтайся!

— В закрытый рот и муха не залетит, благодетель.

— Помни, что против петли на шее никакие заговоры не помогут.

— С нами крестная сила!

— А кто этот начальничек, что разорил твою лавку?

— Я вот скажу, а коли он возьмет, да и отомстит мне?

— Волков бояться — в лес не ходить.

— А все своя рубашка ближе к телу.

Лисенсиат был счастлив тем, что, поддразнивая старуху, ему удалось слегка развеселить скучающего диктатора. Лупита, вся какая-то деланно суетливая, принесла ножи и несколько кокосовых плодов вместе с листьями. Майор Абилио дель Валье, кичившийся тем, что на своем веку порубил много голов, изъявил желание лично колоть орехи. Милостивое разрешение было ему даровано, и он совершил это и в самом деле с поразительным умением. С победоносным, торжествующим видом — словно то был скальпированный череп индейского вождя — он поднес первый орех самому Бандерасу. Желтая мумия бережно, обеими руками, приняла подношение:

— Майор, остатки пусть выпьет старая хрычовка. Коли орех отравлен — подохнем оба.

Лупита взяла протянутую ей меньшую долю и под пристальным взглядом тирана выпила содержимое залпом:

— Хозяин, поверь, что под этой старой шкурой бьется преданнейшее тебе сердце, и да пребудут в том свидетелями святой Петр и вся небесная братия!

Тиран Бандерас, безмолвно сидевший на каменной скамье под сенью деревьев, походил на черный силуэт филина. Вдруг черный силуэт колыхнулся и глухой, словно из бочки, голос повелительно произнес:

— Лупита, если ты и впрямь любишь меня, то назови имя пьяного мерзавца… И ты увидишь, что Сантос Бандерас тоже любит тебя. Дай руку, старая…

— Позвольте, позвольте, благодетель, поцеловать вашу!

Тиран Бандерас недвижно, с непроницаемым лицом выслушал имя, которое старуха прошептала ему в самое ухо. Дружки и сподручные тирана, стоявшие около лягушки, навострили слух, украдкой делали друг другу какие-то знаки. Индейская мумия продолжала чавкать:

— Чав-чав!

В сопровождении дружков и подручных тиран Бандерас покинул площадку для игры в лягушку. Офицеры, шушукавшиеся в глубине монастырского садика, при виде приближавшегося крысиной походкой диктатора разом замолчали. Проходя мимо, мумия испытующе оглядела стоявших и кивком головы подозвала полковника-лисенсиата Лопеса де Саламанка, начальника полиции: