Франс Силланпяя - Люди в летней ночи

В это воскресное утро барышня Хелка спала дольше всех в доме. Хозяин, Арвид и еще какие-то мужчины сходили поплавать, с удовольствием позавтракали и — скрывая, что наслаждаются прекрасным воскресным утром, — отправились удостовериться, в каком состоянии рожь. Большая часть колосьев уже пожелтела, пыльца с тычинок улетела со слабым ветром какого-то прекрасного утра, но у некоторых колосьев нижняя часть еще была темной, если смотреть против света, и ждала еще, что пыльца сделает свое дело, если когда-нибудь еще сможет попасть туда… Но с самого начала утра главным было то переливающееся, искрящееся солнечное сияние, которое, казалось, и впрямь отгоняет самый воздух от своего пути, чтобы все живое — травы, бабочки, люди — дышало одним только им, солнечным сиянием. Находящиеся в усадьбе люди собрались сюда из разных мест, но всех их безусловно объединяло погожее безоблачное утро.

Наконец проснулась и барышня Хелка, вернее, ее разбудили. Разбудило ее пение — да, серенада во дворе деревенского дома в десять часов утра, в воскресенье! На сей раз звуки вторглись в уши, как в иное утро — свет в глаза. Певцы были тут же вознаграждены: занавески чуть раздвинулись, и они увидели милую всем им — каждому по-своему — голову, мягкие коричневые локоны, большие светло-коричневые ирисы глаз, подбородок и ямочку улыбки в уголке рта.

Своих лиц певцы не видели, но та, кому предназначалась серенада, видела их. Ух ты, как старательно ведет свою партию загорелый дядя, брат матери, какое милое у него выражение! Видно, что он как бы вновь переживает свою молодость. Молодые парни-практиканты оба стараются петь серьезно и деловито, но в некоторых местах их пение заставляет хозяина и Арвида обмениваться быстрыми многозначительными взглядами. Хелка смотрит, и в глазах ее на совсем коротенькое мгновение задерживается теплый, глубокий отсвет.

Голова, показавшаяся меж занавесок, кивает, певцы видят это, и затем сбоку появляется кисть руки и локоть, будто на подоконник поставили подсвечник. Когда пение окончилось, каждый из певцов был награжден брошенным на него взглядом, при этом губы находившейся в доме забавно прижимались к стеклу. Случайно проходившая там хозяйка, бросив косой взгляд на певцов, сказала:

— Ого, какой успех имеет эта Хелка.

И хозяйка позвала всех завтракать, кто когда успеет.

Снова все собрались вместе — то было общение, при котором все скрыто и, однако же, все явно. Барышня Хелка, похоже, принимала деятельное участие в приготовлениях к завтраку, она лишь весело кивнула Арвиду, гостю, будто и не видела его после вчерашних общих посиделок во дворе. А бабуся облачилась в воскресное платье. И завела разговор о ласточках:

— Не могу уразуметь, но сколько живу в этом доме, всегда тут одни и те же гнезда. Я уже помню их шестьдесят с лишним лет.

— Они, стало быть, твои ровесники, — заметил хозяин.

Дом, и двор, и все хозяйство было старое и находилось во владении одного и того же рода. Этого коснулся разговор за столом и во время обеда, когда сидели кто где маленькими группками. Барышня Хелка объяснила, что земля, принадлежащая ее роду, на самом деле не тут, а там, в стороне Пахаллаоя, и она даже ходит туда каждым летом, но в этот приезд еще не ходила. Сегодня ведь прекрасная погода, можно бы и сходить.

— А меня с собой не возьмешь?

Все заметили, что Хелка и гость сегодня говорят друг другу «ты», но никто сегодня не был свидетелем того, чтобы они договаривались об этом, вчера же вечером, расставаясь, они были еще на «вы». Если кто-то, скорее всего из младших членов общества, и собирался было напроситься Хелке в попутчики, то теперь, после вопроса, заданного гостем, стало понятно, что это неуместно.

— Почему же нет — пошли, — ответила Хелка.

Хозяин, тоже подметивший ту тонкость, счел за лучшее продолжить беседу как ни в чем не бывало. Он принялся рассказывать про руины бывшего жилища, которые все еще видны там, в упомянутом Хелкой месте.

— Точно-то не выяснено, но вероятнее всего, там был когда-то хуторок, который позже, при каких-то обстоятельствах объединили с этим имением. А здесь, среди угодий есть другое хозяйство, которое называется Нунна [24] Нунна (фин.) — монашка. , и Хелка теперь владеет им, вернее, тем участком земли. Так что за здоровье барышни Нунны!

Все весело подняли бокалы.

Там, на древнем месте поселения, ничего примечательного не было. Но сам по себе участок — невысокий каменистый холм, с которого в одну сторону открывался резко ограниченный горами вид на озеро, — был привлекательным. Из травы выглядывали там какие-то небольшие выступы, и можно было догадаться, что то — остатки бывшего фундамента и подстенные камни. Отдельные очень старые деревья поблизости тоже давали понять, что когда-то человек относился к ним иначе, чем к тем, дальним березкам и елям. Эти древние деревья, знавшие некогда уход, возвышались посреди выросшего тут позже смешанного леса и будто от имени минувших времен приветствовали с важным видом нынешних путников, которые выглядели совершенно иначе, чем те, первые жильцы здесь, выбравшие эти деревья и ухаживавшие за ними.

Старый, ветхий сарай, куда собирали веточный корм для скота, стоял у подножия этого небольшого холма, и у его стен росло несколько луговых цветков: какие-то колокольчики и отливающие фиолетовым метелки вейника, которые никогда не выросли бы в лесу, не будь здесь этого сарая. Был даже только что расцветший кроваво-красный цветок клевера. Барышня Хелка нагнулась, исследуя траву на невысоком склоне.

— Нет, спелой земляники еще не найти.

— Конечно, даже рожь еще не отцвела до конца.

— Неужто?

— Да, я смотрел сегодня утром. Колосья на одну пятую, по крайней мере, еще темные.

Надо же было о чем-то разговаривать, ведь пришли сюда вроде бы по делу.

Когда они отправились в обратный путь, Арвид, поглядывая на Хелку, вспомнил свою последнюю встречу с нею в городе. Было странно, до чего же хорошо ее фигура и выражение лица подходят к здешним полянам и заросшей травой дороге, по которой ездили крайне редко. Он подбирал шаг, стараясь приноровить свою походку к походке спутницы. Здесь, в глубине леса, можно было держаться посвободнее, здесь не было иных наблюдателей, кроме тихо пролетевшей над ними мухоловки. В траве на дороге росла, кажется, ястребинка и какие-то чахлые лютики.

Лишь просека указывала направление дороги, превратившейся просто в заросшую травой землю. Левый локоть Хелки под мышкой у Арвида вдруг напрягся, словно она увидела что-то ужасное. Это заставило Арвида остановиться, и у нее вырвался короткий смешок, будто упало несколько золотых капель, ее рука неожиданно взметнулась из-под его локтя ему на шею, и барышня поцеловала своего спутника в губы. Этот обряд следовало совершить после посещения ими места старинного родового пепелища, возвращались они иными, чем пошли туда. Молодой человек обнял девушку за плечи, сжал, может быть, слишком сильно, посмотрел ей в глаза также, как тогда, после совместного музицирования, и спросил: