Томас Гарди - Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный

Сознавая, что в последнее время его целеустремленность и преданность делу были весьма неудовлетворительны, Джуд с лихорадочным отчаяньем вернулся к своим духовным занятиям. Душу его смущала любовь к Сью, но еще больший грех виделся ему в том, что он провел двенадцать часов с Арабеллой, хотя она лишь позднее открылась ему в том, что завела себе мужа в Сиднее. Он искренне верил, что поборол в себе тягу к вину; впрочем, верно и то, что он никогда не пил ради удовольствия, а лишь от нестерпимой душевной муки. И все же он с грустью сознавал, что страстность его натуры не позволит ему стать хорошим священником; оставалось уповать на одно — что в постоянной внутренней борьбе между плотью и духом победа не всегда будет за первой.

Кроме чтения богословских книг, он пристрастился еще к церковной музыке и, расширив свои скудные познания в нотной грамоте, научился сносно петь по нотам. Милях в двух от Мелчестера была реставрированная деревенская церковь, Джуд ставил в ней когда-то новые колонны и капители и по этому случаю знал органиста. В результате этого знакомства его приняли в хор петь басовые партии.

Каждое воскресенье он дважды отправлялся в эту церковь, а иногда ходил туда и в будни. Как-то вечером на страстной неделе хор собрался на спевку, чтобы разучить к пасхе новый гимн, написанный, как ему сказали, одним уэссекским композитором. Гимн оказался удивительно волнующим произведением. По мере того как они повторяли его снова и снова, музыка его захватывала Джуда все больше и больше и в конце концов привела в сильнейшее душевное волнение.

После репетиции он подошел к органисту с расспросами. Партитура гимна была написана от руки, сверху стояло имя композитора и название — «У подножия креста».

— Да, — ответил ему органист, — он из здешних мест. По профессии музыкант, живет в Кеннетбридже, по дороге отсюда в Кристминстер. Викарий его знает. Он рос и воспитывался в кристминстерских традициях, этим и объясняются достоинства гимна. Кажется, он играет там в большой церкви и руководит церковным хором. Временами он бывает в Мелчестере, как-то он даже добивался места органиста в соборе, когда была вакансия. На пасхе его гимн будет исполняться повсюду.

По дороге домой, напевая мотив гимна, Джуд размышлял о его создателе и причинах, побудивших композитора написать его. Как тонко должен чувствовать этот человек! Хорошо бы познакомиться с ним сейчас, когда сам он, Джуд, сбит с толку и взбудоражен историей со Сью и Арабеллой и когда совесть его смущена ложностью собственного положения. «Вот он бы понял, как мне трудно!» — думал порывистый Джуд. Если и есть на свете человек, которому можно поверить свои невзгоды, так это именно автор гимна, ибо он, наверное, изведал и муки, и волнения, и тоску.

Короче говоря, как ни худо обстояло у него со временем и деньгами, Джуд Фаули, словно ребенок, каким он, собственно, и был, решил отправиться в ближайшее воскресенье в Кеннетбридж и в назначенный день выехал туда чуть свет, так как до города надо было добираться с несколькими пересадками. К полудню он прибыл на место и, перейдя мост, очутился в причудливом старинном городе; там он спросил, где живет композитор.

Ему описали красный кирпичный дом, он увидит его, пройдя чуть дальше вперед. И добавили, что хозяин всего пять минут как прошел по улице.

— В какую сторону? — поспешно спросил Джуд.

— Из церкви прямо домой.

Джуд прибавил шагу и вскоре увидел впереди человека в черном сюртуке и черной фетровой шляпе с опущенными полями. Джуд поднажал еще. «Алчущая душа в погоне за сытой! — думал он. — Я непременно должен говорить с этим человеком!»

Однако ему не удалось нагнать композитора на улице; тот вошел в дом, и тут возник вопрос, подходящее ли сейчас время для визита. Как бы там ни было, Джуд решил нанести визит немедленно, раз уж он приехал сюда, так как обратный путь был слишком долог и ждать до вечера он не мог. Композитор, наверное, великодушный человек и простит ему такое отступление от приличий, а может, и окажется добрым советчиком в трудном случае, когда запретная земная страсть коварно проникла в сердце через врата, раскрытые для религии.

Итак, Джуд позвонил, и его впустили.

Композитор тотчас вышел к нему, и Джуд, благодаря приличному костюму, привлекательности и хорошим манерам, был принят благосклонно. Тем не менее он почувствовал, что объяснить цель своего прихода будет несколько затруднительно.

— Я пою в хоре, в небольшой церкви близ Мелчестера, — начал он. — На этой неделе мы разучивали гимн «У подножия креста», который, как я узнал, написан вами, сэр.

— Да, это я написал его, примерно год тому назад.

— Мне он очень нравится. Это необыкновенно красиво!

— Да, да… многие так говорят. На нем можно было бы неплохо заработать, если б удалось его издать. А вместе с ним и другие мои произведения. Мне бы очень хотелось, чтобы они вышли в свет, до сегодняшнего дня они не принесли мне и пяти фунтов. Ох, уж эти господа издатели — они норовят приобрести право на издание произведений таких безвестных композиторов, как я, за сумму чуть ли не меньшую, чем приличная копия партитуры. Гимн, о котором вы говорите, я разослал своим друзьям здесь и в Мелчестере, и теперь его хоть изредка будут исполнять. Но музыка — плохой кормилец, и я собираюсь оставить это дело. В наше время, если хочешь зарабатывать деньги, надо заниматься коммерцией. Винная торговля — вот о чем я подумываю. А это мой прейскурант, он еще не отпечатан, но вы можете взять экземпляр.

Он вручил Джуду рекламный проспект — книжечку в несколько страниц с красной каймой, где перечислялись клареты, шампанские, портвейны, хересы и прочие вина, предназначенные положить начало его торговому предприятию. Джуд был поражен, когда этот душа-человек раскрылся перед ним, и почувствовал, что не сможет доверить ему свои тайны.

Они поговорили еще немного, но уже натянуто, потому что, как только композитор узнал, что Джуд человек бедный, его отношение к нему резко изменилось; лишь поначалу внешность Джуда и умение держать себя ввели его в заблуждение относительно положения и рода занятий гостя. Джуд пробормотал что-то о своем желании поздравить автора столь возвышенного гимна и в замешательстве ушел.

Всю дорогу, пока он ехал домой в еле ползущем воскресном поезде или сидел в нетопленных даже в этот холодный весенний день залах ожидания, его удручало одно — каким же надо быть простаком, чтобы отправиться в такое путешествие! Дома, в Мелчестере, он нашел на свое имя письмо, оно прибыло еще утром, всего несколько минут спустя после его ухода. Это было коротенькое покаянное письмо от Сью, в котором она с подкупающим смирением признавалась, что поступила ужасно, запретив ему навещать ее, что она презирает себя за такую приверженность условностям и просит его непременно приехать в воскресенье с поездом одиннадцать сорок пять, чтобы пообедать с ними в половине второго.