Томас Гарди - Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный

Это прискорбное и нелепое событие явилось для него началом серьезной болезни. Он лежал в своей одинокой спальне в том трогательно-грустном настроении, какое бывает у пожилого человека, осознавшего, что жизнь его как в общественном, так и в личном плане сложилась неудачно. Гиллингем навещал его по вечерам и однажды завел разговор о Сью.

— Ей все равно, есть я или нет, — сказал Филотсон. — С чего бы ей мною интересоваться?

— Она не знает, что ты болен.

— Тем лучше для нас обоих.

— Где же она теперь живет со своим любовником?

— Наверное, в Мелчестере. По крайней мере, раньше он жил там.

Гиллингем вернулся домой, подумал и написал Сью анонимное письмо, с расчетом, что оно как-нибудь дойдет до нее; письмо он вложил в конверт, адресованный на имя Джуда в кафедральный собор. Оттуда оно было направлено в Мэригрин, в Северном Уэссексе, а из Мэригрин в Олдбрикхем его переслала вдова, в свое время ухаживавшая за бабкой Джуда, так как только она одна и знала его теперешний адрес.

Через три дня вечером, когда солнце во всем своем великолепии склонялось к закату над долиной Блекмур и окна Шестона казались жителям этой долины огненными языками, больному учителю послышалось, что кто-то подъехал к дому, и через минуту в дверь спальни постучали. Филотсон не ответил, дверь нерешительно приоткрылась, и вошла Сью.

На ней был светлый весенний костюм, и в ее появлении было что-то призрачно-нереальное, словно в комнату впорхнул мотылек. Он взглянул на нее, покраснел, хотел было что-то сказать, но удержался.

— У меня нет тут никаких дел, — начала она, наклонив к нему испуганное лицо. — Но до меня дошли слухи, что ты болен, серьезно болен, и вот, зная, что ты допускаешь возможность иных отношений между мужчиной и женщиной, чем плотская любовь, я приехала.

— Я не так уж серьезно болен, дружок мой. Мне просто нездоровится.

— Этого я не знала. Боюсь, что в таком случае мой приезд ничем не оправдан.

— Да, да. Пожалуй, тебе лучше было бы не приезжать. То есть я хочу сказать, что ты чуточку поспешила. Ну да ладно, пусть будет так. Ты, наверное, ничего не слышала о событиях в нашей школе?

— Нет. А что?

— Я ухожу отсюда на другое место. Не поладил со школьным комитетом, и мы решили расстаться — вот и все!

Ни в эту минуту, ни после Сью даже не догадывалась о том, какие неприятности он навлек на себя, дав ей свободу. Ей это просто не приходило в голову, а новостей из Шестона она не получала. Они немного поговорили о том, о сем, и когда ему был подан чай, он приказал изумленной маленькой служанке принести чашку чаю Сью. Эта молодая особа интересовалась их делами гораздо больше, чем они предполагали: спустившись в кухню, она возвела глаза к небу и в совершенном изумлении всплеснула руками. Во время чаепития Сью подошла к окну.

— Какой чудесный закат, Ричард! — проговорила она задумчиво.

— Они почти всегда хороши, когда смотришь отсюда, наверное, потому, что лучи пронизывают туман над долиной. Но это не для меня: солнце не заглядывает в сумрачный угол, где я лежу.

— А может, ты полюбуешься им хоть сегодня? Небо словно разверзлось над нами!

— И хотел бы, да не могу.

— Я помогу тебе.

— Нет… Кровать невозможно передвинуть.

— А вот посмотри, что я сделаю.

Она сняла со стены вращающееся зеркало и поставила его на окне так, чтобы в нем отражался закат, а затем стала поворачивать до тех пор, пока отраженные лучи не упали на лицо Филотсона.

— Ну вот, теперь тебе видно, какое солнце огромное и красное! — воскликнула она. — Я уверена, я надеюсь, что оно тебя подбодрит!..

В голосе ее была ласковость раскаявшегося ребенка, который не знает, чем еще он может загладить свою вину.

— Странное ты существо, — печально усмехнулся Филотсон, когда в глаза ему блеснуло солнце. — Вздумала вдруг приехать ко мне после всего того, что между нами произошло!

— Не будем ворошить прошлое! — быстро сказала она. — Мне надо поспеть на омнибусе к ближайшему поезду. Джуд не знает, что я здесь, потому что его не было дома, когда я выезжала, так что мне надо поскорее вернуться. Я так рада, что тебе лучше, Ричард. Ты ведь не чувствуешь ко мне ненависти? Ты всегда был таким добрым другом!

— Рад слышать, что ты так думаешь, — хрипло проговорил он. — Нет, ненависти к тебе я не чувствую.

Пока шел этот обрывочный разговор, в комнате быстро стемнело. Когда принесли свечи и Сью было пора уезжать, она вложила свою руку в руку Филотсона, вернее, лишь слегка коснулась ее, так мимолетно было это движение. Она отвернулась, и Филотсон заметил при этом, что у нее задрожали губы и слезы набежали на глаза. Когда она почти совсем затворила за собой дверь, он вдруг позвал ее:

— Сью!

Он понимал, что ему не следует этого делать, но не мог удержаться. Она вернулась.

— Сью! — прошептал он. — Хочешь, помиримся? Оставайся… Я все прощу, все забуду.

— Нет, нет, — поспешно возразила она, — ты не можешь меня простить!

— Ты хочешь сказать, что фактически он уже стал твоим мужем?

— Считай, что так. Он хлопочет о разводе со своей женой Арабеллой.

— С женой? Для меня новость, что он женат!

— Это был неудачный брак.

— Как твой.

— Да, как мой. Он делает это не столько ради себя, сколько ради нее. Она писала, что этим он окажет ей услугу, потому что она сможет снова выйти замуж и жить как все порядочные женщины. Джуд согласился.

— Жена?.. Услуга?.. Да, конечно, это услуга — дать ей полную свободу, хотя мне это что-то не нравится… Но как бы там ни было, я могу все простить, Сью.

— Нет, нет, я не могу вернуться к тебе после того, как поступила так дурно!

В лице Сью мелькнул испуг, который охватывал ее всякий раз, как Филотсон пытался выступать в роли мужа, а не друга, В таких случаях она любым способом старалась оградить себя от его супружеских чувств.

— Мне надо идти. Я приеду еще раз, можно?

— Я вовсе не хочу, чтобы ты уходила. Я хочу, чтобы ты осталась.

— Спасибо, Ричард, но мне надо идти. Раз ты не настолько болен, как я думала, я не могу остаться.

— Ты его — с головы до ног! — сказал Филотсон так тихо, что Сью не расслышала этих слов, закрывая за собой дверь.

Ее испугал порыв учителя, к тому же она стыдилась признаться даже ему, какой неполноценной и несовершенной должна была казаться мужчине та любовь, которую она дарила теперь Джуду. Вот почему она не решалась сказать ему о своих неопределенных отношениях с Джудом, и Филотсон терпел адские муки, представляя себе, как это нарядное, носящее его имя существо, в котором сочувствие к нему мешается с отвращением, нетерпеливо стремится домой к своему возлюбленному.

Гиллингем так близко принимал к сердцу дела Филотсона и так за него беспокоился, что два, а то и три раза в неделю поднимался в Шестон по круче холма, хотя путешествие в оба конца составляло около девяти миль и он совершал его между чаем и ужином, после тяжелого рабочего дня в школе. Придя в первый раз после посещения Сью, он застал своего друга в нижнем этаже и заметил, что его апатия сменилась более спокойным и сосредоточенным настроением.