Марк Твен - Собрание сочинений в 12 томах. Том 3

— Если у человека и есть акции этого фонда, еще не так просто доказать, что он мошенник. Меня мало огорчает Фонд духовного совершенствования.

— О, разумеется! Я вовсе и не пытаюсь вас огорчить. Я только хочу доказать, что я неплохо вас знаю. Несколько почтенных джентльменов купили эти акции (не заплатив ни гроша), получали по ним дивиденды (что за счастливая мысль — получать дивиденды, да еще какие солидные, по акциям, за которые не уплатил!), и за все время ваши имена ни разу не появились в документах! Если уж вы брали акции, вы их брали на чужое имя. Так вот, видите ли, одно из двух: либо вы знали, что целью и смыслом этого неслыханного великодушия было купить вашу дружбу, ваше содействие по части выгодных им законов, либо вы и впрямь этого не знали. Иначе говоря, вы должны были быть либо мошенником, либо… гм… дураком — середины тут нет. А вы далеко не дурак, мистер Троллоп.

— Вы мне льстите, мисс Хокинс. Но, говоря серьезно, разве вы забыли, что некоторые лучшие, безупречнейшие люди в конгрессе таким же способом приобрели тогда эти акции?

— И сенатор Блэнк тоже?

— Н-нет… не думаю.

— Ну, разумеется. А вы полагаете, с ним хоть раз пытались заговорить на эту тему?

— Пожалуй, нет.

— А если бы, например, вы попробовали заговорить с ним, ссылаясь на то, что некоторые лучшие люди в конгрессе — безупречнейшие, и прочее, и прочее, — что бы из этого вышло?

— Ну а что бы такое вышло?

— Он указал бы вам на дверь! Потому что мистер Блэнк и не мошенник, и не дурак. Есть еще люди в сенате и в конгрессе, которым никто не осмелился бы предложить эти акции со столь странным великодушием. Но они не из тех, кого вы считаете лучшими и безупречнейшими. Нет, повторяю, я знаю вас, мистер Троллоп. Иначе говоря, мистеру Троллопу можно предложить то, чего не осмелишься предложить мистеру Блэнку. Мистер Троллоп, вы дали слово поддержать закон об ассигнованиях в помощь нуждающимся членам конгресса, который будет поставлен на текущей либо на следующей сессии. Вы не отрицаете этого даже публично. Человек, который будет голосовать за этот законопроект, нарушит восьмую заповедь [157] Восьмая из десяти библейских заповедей гласит: «Не укради». и любым другим способом, сэр.

— И, однако, за ваш бесчестный проект, миледи, он голосовать не будет! — воскликнул мистер Троллоп и порывисто встал.

— Нет, будет. Присядьте, и я вам все объясню. Ну, полно, не стоит так себя вести. Это очень нелюбезно. Будьте умником, и вы получите пропавшую страницу вашей замечательной речи. Вот она! — И Лора высоко подняла страницу рукописи.

Мистер Троллоп, стоявший уже у порога, немедленно вернулся. В лице его мелькнула радость — или, может быть, это было какое-то другое чувство, но, во всяком случае, к нему примешивалась немалая доля удивления.

— Недурно! Откуда она у вас? Дайте сюда!

— Нам некуда спешить. Садитесь и побеседуем по-дружески.

Мистер Троллоп колебался.

— Нет, вы меня не проведете, — сказал он наконец. — Я ухожу. Это вовсе не потерянная страница.

Лора оторвала снизу несколько строк и протянула Троллопу.

— Ну, посмотрите. Узнаёте почерк? Вы же знаете, что это она и есть. Так вот, если вам угодно меня выслушать, вы узнаете, что это и есть те самые цифровые данные, в которых заключается суть всех ваших великих усилий, та разящая молния, которая должна была сопровождать первые громы вашего красноречия, — они продолжаются на следующей странице. Именно на этом месте вы и запнулись.

И она прочитала страницу вслух.

— Просто поразительно, — сказал мистер Троллоп. — Но мне-то не все ли равно? Что за важность? Речь произнесена — и кончено. Я действительно запнулся на минуту и довольно неловко, потому что я подходил к этим цифрам, рассчитывая на особый эффект. Пауза была приятнее для членов конгресса и для публики, чем для меня. Но сейчас это уже не имеет значения. С тех пор прошла неделя; уже дня четыре как на мой счет перестали острить. Вся эта история мне совершенно безразлична, мисс Хокинс.

— Но вы извинились и обещали представить цифры на другой же день. Почему вы не выполнили обещания?

— Дело было не такое уж важное. Та минута, когда эти цифры могли произвести впечатление, миновала.

— Но, как я слышала, сторонники законопроекта о солдатских пенсиях очень хотели бы их услышать. Я думаю, вам следовало бы сообщить им эти данные.

— Мисс Хокинс, глупая оплошность моего переписчика, очевидно, представляет больше интереса для вас, чем для меня. Я пришлю к вам моего личного секретаря — пусть он обсудит ее с вами во всех подробностях.

— Это он переписывал вашу речь?

— Разумеется. К чему столько вопросов? Скажите, а как вы достали эту страницу рукописи? Вот единственное, что мне, пожалуй, любопытно.

— Сейчас и до этого дойду. — И затем Лора сказала, словно про себя: Как видно, человеку приходится доставлять себе массу лишних хлопот: нанимаешь кого-то, чтоб тебе сочинили замечательную речь, потом подыскиваешь еще кого-то, чтоб ее переписали, и тогда только можешь прочесть ее в конгрессе.

— Что означают ваши намеки, мисс Хокинс?

— Ну, уж конечно, ничего плохого — ничего плохого для кого бы то ни было. Но я сама случайно слышала, как достопочтенный мистер Бакстоун обещал вам либо написать эту вашу замечательную речь, либо подыскать для этого какого-нибудь сведущего человека.

— Нелепость, миледи, совершенная нелепость! — И мистер Троллоп сделал не слишком удачную попытку язвительно засмеяться.

— Ну почему же, такие вещи случались и раньше. Я хочу сказать, что мне уже приходилось слышать, как конгрессмены нанимают разных писак и те сочиняют для них речи. Я ведь своими ушами нечаянно слышала упомянутый разговор.

— Чепуха! Конечно, вы могли подслушать какую-нибудь такую нелепость, сказанную в шутку. Но кто же примет всерьез подобную бессмыслицу?

— Ах, это была шутка? Почему же вы-то приняли ее так серьезно? Почему вы попросили написать для вас речь, а потом прочитали ее в конгрессе, не позаботившись даже снять копию?

На сей раз мистер Троллоп не засмеялся. Казалось, он не на шутку встревожен.

— Ладно, — сказал он, — выкладывайте все до конца. Не понимаю, что вы затеяли… но, видно, это вас забавляет, так продолжайте, пожалуйста.

— Ну, конечно, я буду продолжать. Но я надеюсь позабавить и вас тоже. Ваш личный секретарь никогда не переписывал вашу речь.

— Вот как? Право, вы, кажется, знаете мои дела лучше, чем я сам.

— Я тоже так думаю. Вы не можете назвать мне имя вашего переписчика, мистер Троллоп.

— Это очень печально, разумеется. Но, вероятно, его может назвать мисс Хокинс?

— Да, могу. Не кто другой как я написала вашу речь, и вы читали ее по моей рукописи. Вот вам!