Марк Твен - Собрание сочинений в 12 томах.Том 1

Писатель-демократ был слишком близок, однако, к простому народу, чтобы всецело оставаться на позициях неверия в человека. Не с холодным равнодушием, а с гневом взирает он на мерзости империализма, Твен хочет знать, кто именно повинен в новых фактах бесчеловечности американских войск на Филиппинах, варварских действиях англичан в Южной Африке, зверствах империалистов в Китае. Он выражает ненависть не к человечеству в целом, а к правителям США и других «христианских держав» (по его ироническому выражению), генералам, богачам. Твен выискивает самые ядовитые слова, чтобы нанести своим врагам удар покрепче. В эти годы с новой силой оправдалось замечание сатирика, что смех — это оружие, грозное оружие в борьбе за правду. Сатана говорит в «Таинственном незнакомце››, что при всей своей бедности человечество имеет «одно мощное оружие — смех… Против смеха ничто не устоит».

В последние годы жизни Твен создает много статей, рассказов, памфлетов, в которых мужественно выступает против захватчиков, миллионеров, милитаристов. Собственно говоря, пессимистические рассуждения Твена о человеке тоже нередко представляли собой форму критики империализма. Так, в «Таинственном незнакомце» писатель саркастически говорит о прогрессе как о поступательном движении человечества на пути создания все более ужасных средств убийства. В этой повести, действие которой развертывается в средние века, есть прямая перекличка с тем, что творилось в Америке на пороге нового столетия.

Свои мизантропические теории Твен порою преподносит под таким углом, что они теряют всякий смысл, звучат пародийно. В памфлете «В защиту генерала Фанстона» изображен американский генерал, предательски захвативший в плен вождя филиппинских повстанцев Агвинальдо. Писатель презирает этого империалиста, нарушившего все законы человеческой морали. И в своей «защите» Фанстона он исходит из того, что во всем виновата «подлая» человеческая природа. Это «натура» Фанстона «всему виной, а вовсе не Фанстон. Его натуру всегда тянуло к моральному шлаку». Твен здесь явно иронизирует. На самом деле, явствует из его слов, в злодеяниях, осуществленных Фанстоном, виноват он сам, этот американский генерал, а не человек вообще. Писатель полон сочувствия к колониальным народам и откровенно издевается над Фанстоном, чья совесть «испарилась сквозь поры его тела, когда он был еще маленьким». По существу и твеновская теория природной низости человека становится предметом издевки.

Твену-антиимпериалисту во многом были близки позиции тех «последних могикан буржуазной демократии» в США, которые, как отмечает Ленин, называли войну Америки против Испании «преступной», объявляли «обманом шовинистов» поступок по отношению к Агвинальдо, но боялись «признать неразрывную связь империализма с трестами и, следовательно, основами капитализма…» [5] В. И. Ленин, Сочинения, т. 22, стр. 274.

Вместе с тем, осуждая империализм, Твен выражал чувства и мысли широчайших демократических слоев, народный протест против власти монополистов и поработителей чужих народов.

Антиимпериалистические памфлеты, созданные Твеном на рубеже ХІХ и XX веков, — великолепные образцы этого жанра. Они жгут и жалят, дышат яростью.

Перед Твеном раскрывались все новые примеры кровожадности и предательства, гнев его нарастал от одного памфлета к другому. Благородному. пафосу антиимпериализма обязан писатель некоторыми из самых блестящих своих художественных находок. Ярость писателя-демократа была проводником правды.

Читая памфлет «Человеку, ходящему во тьме», видишь, как чуткая совесть, нетерпимость ко всякому хищничеству и насилию позволили Твену в одном факте обнаружить ключ к целой эпохе. Писатель узнал, что американские миссионеры в Китае после «боксерского восстания» потребовали огромной компенсации за свои «потери» и «убытки». Гнев против вымогателей помог Твену увидеть в их действиях нечто характерное для всей «цивилизации» империализма.

Реакционная печать утверждала, что миссионеры приносят «свет» язычникам, «ходящим во тьме». В памфлете Твена напыщенная и лицемерная фразеология певцов колониальных захватов становится оружием, бьющим по лагерю самих империалистов. Автор воспринимает «привычную святошескую трескотню» буквально. И вот выясняется, что «Факелы Прогресса и Просвещения» пригодны для поджога деревень, что «дары цивилизации» — это просто стеклянные бусы, пулеметы, молитвенники, виски, а «тьма», в которой ходят язычники, в конечном счете недостаточно черна для спокойствия «просветителей».

Сопоставление видимости и сущности всегда было первейшей заботой Твена-сатирика. Но никогда раньше он так открыто не провозглашал, что цель его — сорвать яркие, красивые, заманчивые «обертки», прикрывающие «подлинную суть». А «подлинная суть» современной капиталистической цивилизации — империализм, и за нее обитатели колоний и полуколоний расплачиваются «слезами и кровью, землей и свободой».

Осуждая буржуазную цивилизацию, писатель до конца жизни нередко называл своего ненавистного противника «феодализмом». Даже в его антиимпериалистических памфлетах мелькает мысль, что главное зло — европейский феодализм и что американцы лишь следуют «европейскому плану». Однако, обращаясь к конкретным делам отечественных империалистов, Твен порою улавливал связь между тем, что творили американские войска на Филиппинах, и господством в США «всемогущего доллара». Он угадывал, по чьей вине политические заправилы Америки «разгромили обманутый доверчивый народ» (филиппинцев), ввели пытки, убивали туземных женщин и детей. И он сделал язвительнейшее предложение, чтобы Америка изменила свой флаг: «Пусть даже останется старый флаг, только белые полосы на нем закрасим черным, а вместо звезд изобразим череп и кости».

В годы, когда Америка предстала перед миром как крупнейшая империалистическая держава, писатель создавал также произведения, полные лирического юмора и затейливых шуток. Но общий характер его творчества определила тогда прежде всего сатира. В памфлете «Соединенные линчующие штаты», написанном в начале XX века, но опубликованном полностью лишь два десятилетия спустя, Твен громит линчевателей и лицемеров. В «Военной молитве» он заклеймил злодеев, молящих бога помочь им расправиться с ни в чем не повинными людьми. Твен обрушивал свои инвективы на представителей высших классов США и Англии, которые, как он писал, гордятся принадлежностью к числу воров, разбойников, пиратов.

Динамитом своей сатиры писатель взрывал «священные заветы», о которых с замиранием сердца говорила американская печать, говорили священники, буржуазные политики, романисты, воспевавшие «бизнесменов» и «сильных людей». Он высмеивал фальшивый патриотизм фанстоновского типа, «патриотизм» империалистических захватчиков, бичевал «христианские добродетели» убийц и с гордостью признавал себя «изменником».