Коллектив авторов - 12 шедевров эротики

Господин, лежавший в постели, тем временем поднялся и стал теперь одеваться. Он надел брюки, ботинки и, застегивая жилет, подошел к ним.

Блюститель закона обратился к нему.

– Ну, скажете ли вы мне теперь, кто вы?

Тот не ответил.

Комиссар сказал:

– В таком случае я вынужден буду вас арестовать.

Тогда человек внезапно вскричал:

– Не трогайте меня, моя личность неприкосновенна.

Дю Руа бросился к нему, словно желал его раздавить, и прошипел ему прямо в лицо:

– Мы вас застали на месте преступления… на месте преступления… Я могу вас арестовать, если захочу… да, я могу.

Потом, с дрожью в голосе, он сказал:

– Это Ларош-Матье, министр иностранных дел.

Полицейский комиссар отступил, пораженный, и пробормотал:

– В самом деле, сударь, скажете ли вы мне, наконец, кто вы такой?

Тот, наконец, решился и громко сказал:

– На этот раз этот негодяй не солгал. Я, действительно, Ларош-Матье, министр.

Потом, указывая рукой на грудь Жоржа, где виднелось, точно огонек, маленькое красное пятнышко, он сказал:

– И этот подлец носит на своем фраке орден Почетного легиона, который я ему дал.

Дю Руа побледнел, как мертвец. Быстрым движением он вырвал из петлицы коротенькую красную ленточку и бросил ее в камин.

– Вот цена орденам, которые даются такими мерзавцами, как вы.

Они стояли друг против друга, взбешенные, стиснув зубы, сжав кулаки: один – худой, с распущенными усами, другой – толстый, с закрученными усами.

Комиссар быстро стал между ними и, разнимая их, сказал:

– Господа, вы забываетесь, держите себя с достоинством.

Они замолчали и отвернулись друг от друга. Мадлена стояла неподвижно и продолжала курить, улыбаясь.

Полицейский чиновник сказал:

– Господин министр, я застал вас наедине с госпожой Дю Руа, здесь присутствующей; вы были в постели, она почти нагая. Ваша одежда перемешана и разбросала по комнате. Все это является доказательством факта прелюбодеяния. Вы не можете отрицать очевидности. Что вы имеете возразить?

Ларош-Матье пробормотал:

– Я ничего не имею сказать. Исполняйте свой долг.

Комиссар обратился к Мадлене:

– Признаетесь ли вы, что этот господин ваш любовник?

Она ответила вызывающе:

– Я не отрицаю, он мой любовник.

– Достаточно.

Затем комиссар сделал несколько заметок относительно расположения комнат и состояния квартиры. Когда он кончил писать, министр, который тем временем кончил одеваться и ждал с пальто и шляпой в руках, спросил его:

– Я вам еще нужен? Что я должен еще сделать? Могу я удалиться?

Дю Руа повернулся к нему и, нагло улыбаясь, сказал:

– Помилуйте, зачем! Мы кончили. Вы можете снова лечь в постель, милостивый государь. Мы оставим вас одних.

И, коснувшись пальцем рукава полицейского чиновника, прибавил:

– Идемте, господин комиссар, нам здесь больше нечего делать.

Комиссар, несколько удивленный, последовал за ним; но на пороге комнаты Жорж остановился, чтобы пропустить его вперед. Тот церемонно отказывался.

Дю Руа настаивал:

– Пройдите же.

Комиссар ответил:

– После вас.

Тогда журналист поклонился и с иронической вежливостью сказал:

– Теперь ваша очередь, господин комиссар. Здесь я почти что у себя дома.

Потом, со скромным видом, он осторожно закрыл за собой дверь.

Час спустя Жорж Дю Руа входил в редакцию «Vie Française».

Вальтер был уже там; он продолжал руководить своей газетой и тщательно за ней следить, так как она получила огромное распространение и сильно поддерживала все разраставшиеся операции банка.

Издатель поднял голову и сказал:

– А, это вы! У вас какой-то странный вид! Почему вы не пришли к нам обедать? Откуда вы?

Молодой человек, уверенный в том, что его слова произведут впечатление, объявил, делая ударение на каждом слове:

– Я только что свалил министра иностранных дел.

Вальтер думал, что он шутит.

– Свалили министра? Как это?

– Я изменю состав кабинета. Вот и все. Давно уже пора убрать этого негодяя.

Старик, пораженный, решил, что его сотрудник пьян. Он прошептал:

– Что вы говорите? Вы сошли с ума!

– Нисколько. Я только что застал свою жену с Ларош-Матье. Полицейский комиссар установил факт прелюбодеяния. Песенка министра спета.

Вальтер, ошеломленный, совсем поднял очки на лоб и спросил:

– Вы не смеетесь надо мной?

– Ничуть. Я даже напишу сейчас об этом в хронике.

– Но чего же вы хотите?

– Раздавить этого мошенника, этого негодяя, этого преступника, вредного для общества.

Жорж положил свою шляпу на кресло и прибавил:

– Пусть берегутся те, кто станет мне на пути. Я никогда не прощаю.

Издатель все еще не мог понять, в чем дело. Он пробормотал:

– А… ваша жена?

– Завтра я начинаю дело о разводе. Я ее отошлю к покойному Форестье.

– Вы хотите разводиться?

– Конечно. Я был смешон. Но мне приходилось притворяться дураком, чтобы уличить их. Это сделано. Теперь я хозяин положения.

Вальтер не мог прийти в себя. Он смотрел на Дю Руа испуганными глазами и думал: «Черт возьми! С этим плутом надо ладить».

Жорж продолжал:

– Теперь я свободен… У меня есть кое-какое состояние. Я выставлю свою кандидатуру на новых выборах в октябре, у себя на родине; там меня знают. Я не мог занять видного положения и заставить себя уважать с этой женщиной, которая казалась всем подозрительной. Она меня провела, как дурака, пленила и забрала в свои сети. Но, как только я ее раскусил, я стал следить за ней, негодяйкой.

Он расхохотался и сказал:

– Бедный Форестье, вот кто был рогоносцем… ничего не подозревающим, спокойным, доверчивым рогоносцем. Ну, теперь я освободился от нароста, который он мне оставил в наследство. Теперь у меня руки развязаны. Теперь я далеко пойду.

Он сидел верхом на стуле и повторял, как во сне:

– Да! Я далеко пойду.

Старик Вальтер продолжал смотреть на него широко открытыми глазами и думал: «Да, он пойдет далеко, этот плут».

Жорж встал:

– Я напишу статью. Надо это сделать осторожно. Но для министра она будет ужасной, знайте это. Этот человек уже на дне моря, ничто не вытащит его оттуда. У «Vie Française» нет больше оснований щадить его.

Старик колебался несколько мгновений, потом сказал:

– Пишите; поделом им, пусть не путаются в такие дела.

Прошло три месяца. Дю Руа только что получил развод. Жена его снова приняла фамилию Форестье. 15 июля Вальтеры должны были уехать в Трувиль, и на прощанье решено было провести день за городом.

Поездка была назначена на четверг; в девять часов утра компания выехала в большом шестиместном дорожном ландо, запряженном четверкой лошадей.

Завтракать предполагали в Сен-Жермене, в павильоне Генриха IV. Милый друг выразил желание быть на этой прогулке единственным мужчиной так как он не выносил присутствия физиономии маркиза де Казоль. Но в последнюю минуту решили заехать за графом де Латур-Ивеленом и похитить его прямо с постели. Его предупредили об этом еще накануне.