Коллектив авторов - 12 шедевров эротики

– О Боже мой, что такое случилось, скажите… Что?.. Вы страшно взволнованы…

– Отпустите этих детей… – повторила сестра Анжела. – Случилась серьезная, очень, слишком серьезная вещь.

Когда ученики ушли, сестра Анжела упала на скамью и в продолжении нескольких минут нервно перебирала медный крест и святые образки, которые звенели на накрахмаленном нагруднике, украшавшем ее плоскую девственную грудь.

Священник со страхом ждал ее рассказа. Наконец он спросил прерывающимся голосом:

– Скорее, сестра, говорите… Вы меня пугаете… Что такое случилось?

Тогда сестра Анжела проговорила кратко:

– Проходя только что по переулку… я видела… на нашей церкви… голого человека…

Священник, открывши с судорожной гримасой свой рот, пролепетал:

– Совсем голого человека?.. Вы видели, сестра, на моей церкви… голого человека?.. На моей церкви?.. Вы в этом уверены?..

– Я его видела…

– Нашелся в моем приходе настолько бесстыдный, настолько развратный человек, который мог себе позволить прогуливаться совершенно голым на моей церкви?.. Но это невероятно!

Его лицо побагровело от гнева, из его сжатого горла едва выходили слова.

– Голый на моей церкви?.. О!.. Но в каком веке мы живем?.. Но что он делал, голый, на моей церкви?..

– Вы меня не понимаете, – прервала его сестра Анжела… – я вам не сказала, что этот человек был ваш прихожанин… Он каменный, этот человек…

– Как? Он каменный?.. Но ведь это не одно и то же, сестра…

И, успокоенный этой поправкой, настоятель шумно вздохнул:

– Ах, как я было испугался…

Сестра Анжела возмутилась и прошипела сквозь свои тонкие и еще более побледневшие губы:

– Значит, все хорошо… И вы находите, без сомнения, что он менее гол потому, что он из камня?

– Я этого не говорю, но это все-таки не одно и то же.

– А если я вам скажу, что этот каменный человек более оголен, чем вы думаете, что он стоит в нечистой, ужасной, чудовищной позе?.. Ах, оставьте, господин священник, не заставляйте меня говорить сальности!..

Она встала в страшном волнении.

Священник был сражен… Это открытие его ошеломило… Его мысли смешались, его воображение нарисовало ему картину ужасного, отвратительного разврата. Он пробормотал:

– О, на самом деле?.. В ужасной позе? О, это непостижимо… Но ведь это – гадость, сестра? И вы уверены, вполне уверены, что видели это? Вы не ошибаетесь? – Это не шутка? Это прямо непостижимо!

Сестра Анжела топнула ногой.

– Уже много веков эта фигура оскверняет вашу церковь, и вы тоже ничего не заметили?.. И я – женщина, я – монахиня, давшая обет целомудрия, я должна была вам указать на эту мерзость, и я говорю вам: «Господин настоятель, дьявол поселился в вашей церкви!»

Но при этом пылком монологе сестры Анжелы к священнику быстро вернулась способность соображать, и он сказал решительным тоном:

– Мы не можем терпеть подобного позора… Необходимо низвергнуть дьявола, и я это беру на себя… Приходите в полночь, когда все будут спать в Порт-Лансоне… Вы мне укажете путь… Я велю пономарю достать лестницу… Это очень высоко?

– О да, очень высоко.

– И вы сумеете найти это место, сестра?

– Я его найду с закрытыми глазами… Итак, до ночи, господин настоятель?!

– И да будет с вами Бог, сестра!

Сестра Анжела перекрестилась и исчезла за маленькой дверью.

Ночь была темная, безлунная… В окнах переулка давно уже погасли последние огни; фонари, выше которых все было погружено в мрак, качались на своих скрипящих невидимых проволоках. Все спало в Порт-Лансоне.

– Это здесь, – сказала сестра Анжела.

Пономарь приставил свою лестницу к стене у широкого просвета. Через окна слабо мерцала лампада, горевшая в алтаре. И вся церковь отражалась в фиолетовом небе, где кое-где дрожали звездочки. Священник, вооруженный молотком, резцом и потайным фонарем, карабкался по лестнице; вслед за ним взбиралась сестра Анжела, чепец которой был спрятан под широкой черной мантильей. Он бормотал:

– Ab omni peccato.

Сестра отвечала:

– Libera nos, domine.

A spirita fornicationis.

Libera nos, domine.

Поднявшись в уровень с фреской, они остановились.

– Это здесь, – сказала сестра Анжела. – Налево от вас, господин настоятель.

И, испуганная окружающей темнотой и тишиной, она быстро прошептала:

– Agnus Dei, qui tollis peccata mundi.

– Excudi nos, domine, – отвечал священник, направляя свой фонарь на каменные ниши, где резвились и скакали апокалиптические фигуры демонов и святых.

Вдруг он вскрикнул, увидевши прямо над собой страшное, ужасное, греховное изображение:

– Mater purissima, mater carissima… mater inviolata, – бормотала монахиня, согнувшись стоя на лестнице.

– О, какая мерзость! Мерзость! – взывал священник молитвенным тоном.

Он размахнулся своим молотом и в то время, как сестра Анжела позади него продолжала шептать молитвы Святой Деве, а пономарь внизу у лестницы тоже жалобно и невнятно молился, нанес нечистому изображению сильный и сухой удар. Несколько осколков камня попали статуе в лицо, и слышно было, как твердое тело упало на крышу, оттуда скатилось в водосточный желоб и, выскочивши из него, упало в переулок.

На другой день, выходя из церкви, где она слушала обедню, m-lle Робино, благочестивая женщина, увидела на земле в переулке предмет, который показался ей необыкновенным по форме и очень странным по виду и был чрезвычайно похож на мощи.

Она подняла его и, рассматривая со все сторон, сказала себе: это, вероятно, какая-нибудь святая чудная драгоценная реликвия, окаменевшая в каком-нибудь чудодейственном источнике…

Пути Господни неисповедимы!

Она сначала хотела преподнести эту реликвию господину настоятелю. Потом она рассудила, что эта святыня будет благословением для ее дома, что она удалит из него несчастие и грех. И она унесла ее с собой.

Пришедши домой, мадемуазель Робино заперлась в своей комнате. Там на столе, покрытом белой скатертью, она положила красную бархатную подушку с золотыми кистями, а на подушку бережно уложила принесенную святыню. Потом она покрыла все это стеклянным колпаком, а по обеим сторонам поставила две вазы с искусственными цветами. И, упавши на колени перед этим импровизированным алтарем, она с жаром молилась неизвестному и прекрасному святому, которому принадлежала в очень, вероятно, отдаленном прошлом эта святыня… Но очень скоро она почувствовала себя смущенной. Слишком человеческие, земные мысли стали примешиваться к жару ее молитв, к чистой радости ее религиозных восторгов. Ужасные, мучительные сомнения вкрались в ее душу.

Святыня ли это на самом деле? – спросила она себя. И в то время как губы ее повторяли молитвы, она не могла отвлечь своих мыслей от соблазна… она не могла заглушить в себе тайного, незнакомого ей до сих пор голоса, более сильного, чем ее молитвы, который говорил ей: