Коллектив авторов - 12 шедевров эротики

Вечером в клубе полицеймейстер отвел доктора Тигульского в уголок и осадил его вопросами о Лусьевой. Доктор – лысый, в русой, круглой бородке, с прямым польским носом – смотрел в лицо полицеймейстера проницательными, но непроницаемыми серыми глазами, и говорил медленно, с лютым акцентом и с ударениями на предпоследнем слоге каждого слова:

– Та-ак… Ото ж правда… То есть правдивейшая paranoia sexualis persecutoria. А ежели то бендзе мило пану пулковнику, может быть также безумная одышка – «dysnoia deliriosa», як пишет профессор Корсаков з Москвы. То есть юж други недуг, але вам то есть вшистко едно, муй пане, бо, гдзе тыя paranoia кончается, гдзе начинается dysnoia, тего не тылько пан полицеймейстер, сами дяблы в пекле не могон домыслиц, ежели не учились медицине.

– А вы можете домыслить? – не без обидчивой свирепости вопросил Тигрий Львович.

Доктор обдал его дымом благовонной сигары и спокойно возразил:

– А як же? Ежели я вижу дефект координации жестув?.. И в лице така асимметрыя?.. Тож paranoia, муй пане! А, може, dysnoia, чи еще друга якась болесц… Огульне пане, – маниакальна экзальтация!..

Курьерский поезд шел последним перегоном на Броды. В купе первого класса пожилая скромно одетая дама и нарядная молодая девушка считали деньги.

– Итак, – сухо говорила пожилая дама, – я передала вам две тысячи золотом, три – бумажками и пять тысяч – перевод на Лионский кредит.

– Совершенно верно! Покуда – мы в полном расчете.

– Двести рублей по уговору будут переводиться вам каждого пятнадцатого числа.

– Очень хорошо. Число мне безразлично, но прошу быть аккуратными, чтобы день в день. В первый же раз, что я не получу денег, я еду в Петербург и прямо на Гороховую… Поняли? Так и передайте!

– Не пугайте, пожалуйста. Не из робких. И не беспокойтесь. Будем аккуратны. Вы и без того уже сделали слишком много неприятностей и принесли убытков.

– Не так бы вас всех еще следовало! – со злобой сказала девушка. – Только то вас спасает, что я в деньгах дура и больших сумм воображать не умею.

– Порядочно счистили и без того! Надо иметь совесть.

– Да! Уж о совести только нам с вами считаться… Хорошенькие цацы! нечего сказать!.. Да вот еще разве – даме этой великолепной губернской, тетушке моей новоявленной… Вот фрукт так фрукт! Много я пройдох видала, а эта – всем зверям зверь! Всех вокруг пальца обвела, спутала и в тупик посадила! И как вы ее раздобыли?

– Наше дело.

– А что? Много она с вас слупила?

– Наше дело, – еще холоднее возразила пожилая дама.

Девушка захохотала.

– Доктор тоже этот, которого она привозила… теплый парень! Асимметрию лица у меня какую-то нашел… У самого-то у него теперь асимметрия… только не лица, а карманов!.. Да! А каким это чудом от Либесвортишки свидетельство явилось?!

– Не все ли вам равно?

– А-га! Фальшивое, значит? Подделали? Славно! Ну, не сообразила я тогда… не на десяти бы тысячах мне с вами мириться!

Дама с досадой возразила:

– Ошиблись. Никакой фальши, и никто ничего не подделывал. Самое настоящее свидетельство.

– С неба вам свалилось?

– Не с неба, а с вами же приехало из Петербурга. Такие свидетельства Либесворт выдает всем воспитанницам Прасковьи Семеновны, когда они едут на работу в провинцию… заранее, – чтобы предупредить скандал, если они, вроде вас, вздумают буйствовать… понимаете?

– Ловко! – поразилась Лусьева. – Так всем?

– Всем.

– И «Княжне», и Жозе?

– Всем.

– Ловко… Небось и за это надо платить аспидовы деньги?

– Да, дерет… – с невольным унынием призналась дама.

Лусьева злобно улыбнулась:

– Трещит у Буластихи шкура!..

– А вы не злорадствуйте! Ежели человек в незадачной полосе…

– Чтоб ей, дьяволу, вечно такая полоса шла!..

– Что ругаться? Дело прошлое.

– Уж очень ненавижу! Дрянь я слабодушная! На чистый паспорт и деньги польстилась. Кабы настоящий характер, самой бы лучше пропасть, да и вас всех в Сибирь упечь!

– Уж и в Сибирь! На первый раз – всего только к мировому и сто рублей штрафу.

– Неужели? Ах, скажите, пожалуйста!.. – насмешливо передразнила девушка. – Зачем же вы от ста рублей откупаетесь тысячами?

– Затем, что язык у вас слишком длинен. Сибирь – не страх, а вы могли привести, да уже и привели было в расстройство все дело. Ну и еще раз напоминаю вам, Марья Ивановна: довольно! Поболтали в свое удовольствие, – и будет. Свое выболтали, на замазку рта получили, обеспечены по гроб жизни, – теперь сидите в загранице смирно, тише воды, ниже травы, чтобы о вас ни слуха ни духа. Не то – вас не только что в Вене или где там еще – на дне морском достанем!.. Сами не заметите, как тихой смертью умрете!

– Не коротки ли руки?

– Вас, голубушка, и сейчас очень легко можно бы сплавить, и гораздо это дешевле, чем торговаться с вами и за границу вас отправлять. Только-то боязно, что – кто их знает? Может быть, за вами еще следят… Уголовщина теперь, после вашей огласки, – благодарите своего Бога! – нам не с руки… А то – оно очень просто! Вы это понимаете! Не форсите!

– Я ничего.

– А смеетесь чему?

– Прасковья Семеновна накладет баронессе по первое число!

– В этом не сомневайтесь! Расправа будет по правилу.

– И Анне Тихоновне влетит!

– И Анне Тихоновне.

– Так и надо! Так и надо! Жрите друг друга здесь, волки поганые!

Девушка бешено захохотала и захлопала в ладоши.

– А я в Вену!.. И – черт вас всех тут дери!.. Никого не жаль!.. Вырвалась!.. Сама теперь по себе… Я в Вену, я в Вену, я в Вену!..

Сколь неразумны бывают и легкомысленны женские лукавые желания и к каким приводят они страшным и соблазнительным последствиям, тому примером да послужит предлагаемый рассказ, очень назидательный и совершенно достоверный, о некоторой прекрасной даме, которая пожелала быть царицею поцелуев, и о том, что из этого произошло.

В одном славном и древнем городе жил богатый и старый купец, по имени Бальтасар. Он женился на прекрасной юной девице, – ибо бес, сильный и над молодыми и над старыми, представил ему прелести этой Девицы в столь очаровательном свете, что старик не мог воспротивиться их обаянию.

Женившись, Бальтасар раскаивался не мало, – преклонный возраст не давал ему в полной мере упиться сладостями брачных ночей, а ревность скоро начала мучить его. И не без основания: молодая госпожа Мафальда, – так звали его жену, – скучая скудными ласками престарелого супруга, с вожделением смотрела на юных и красивых. Бальтасару же, по его делам, приходилось отлучаться из дому на целые дни, и только в праздники мог он неотлучно быть с Мафальдою. И потому Бальтасар приставил к ней верную старую женщину Барбару, которая должна была неотступно следовать всегда за его женою.