Шарль Костер - Легенда об Уленшпигеле

— Пойду чаек настреляю, а из их пуха сделаю подушечки для госпожи судейши.

Дорога в Хейст шла около моря, а море в тот день разбушевалось: громадные волны с громоподобным грохотом то накатывались на песок, то вновь откатывались; ветер, дувший со стороны Англии, завывал в снастях прибитых к берегу кораблей. Один рыбак сказал Уленшпигелю:

— Этот резкий ветер — наша погибель. Еще ночью море было спокойно, а как солнце взошло — вдруг рассвирепело. Теперь о лове и думать нечего.

Уленшпигель обрадовался — ночью в случае чего будет к кому обратиться за помощью.

В Хейсте он пошел прямо к священнику и передал письмо от судьи. Священник же ему сказал:

— Ты смельчак, но только вот что прими в рассуждение: кто бы ночью в субботу ни шел через дюны, всех потом находят на песке мертвыми, загрызанными. Плотинщики ходят на работу по нескольку человек. Вечереет. Слышишь, как воет в долине weerwolf? Неужели он, как и накануне, всю ночь будет выть так ужасно на кладбище? Да благословит тебя бог, сын мой, но лучше бы ты не ходил.

Священник перекрестился.

— Пепел бьется о мою грудь, — молвил Уленшпигель.

Тогда священник сказал:

— Коль скоро ты исполнен непреклонной решимости, я тебе помогу.

— Ваше преподобие, — сказал Уленшпигель, — сходите к Тории — матери убитой девочки, а также к двум братьям Тории, и скажите, что волк близко и что я его подстерегу и убью, — сделайте это для меня и для всего нашего истерзанного края!

— Я тебе советую караулить волка на дороге к кладбищу, — сказал священник. — Дорога эта пролегает между изгородями. На ней двум человекам не разойтись.

— Там я его и подкараулю, — решил Уленшпигель. — А вы, доблестный священнослужитель, радеющий об освобождении родной страны, прикажите и велите матери убитой девочки, отцу ее и двум дядям взять оружие и, пока еще не подан сигнал к тушению огней, идти в церковь. Если они услышат, что я кричу чайкой, значит, я видел оборотня. Тогда пусть ударят в набат — и скорей ко мне на помощь. А еще есть у вас тут смелые люди?..

— Нет, сын мой, — отвечал священник. — Рыбаки боятся weerwolf’а больше, чем чумы и смерти. Не ходи!

Но Уленшпигель ему на это ответил:

— Пепел бьется о мою грудь.

Тогда священник сказал:

— Я исполню твою просьбу. Господь с тобой! Ты есть хочешь или пить?

— И то и другое, — отвечал Уленшпигель.

Священник угостил его пивом, вином и сыром.

Уленшпигель поел, попил и ушел.

Дорогой он поднял глаза к озаренному ярким лунным сиянием небу, и ему привиделся отец его Клаас сидящим во славе подле господа бога. Уленшпигель смотрел на море и на тучи, слушал, как неистово завывал ветер, дувший со стороны Англии.

— О черные быстролетные тучи! — говорил он. — Преисполнитесь мести и цепями повисните на ногах злодея! Ты, рокочущее море, ты, небо, мрачное, как зев преисподней, вы, огнепенные гребни, скользящие по темной воде, в нетерпении и в гневе наскакивающие один на другой, вы, бесчисленные огненные звери, быки, барашки, кони, змеи, плывущие по течению или же вздымающиеся и рассыпающиеся искрометным дождем, ты, черное-черное море, ты, трауром повитое небо, помогите мне одолеть злого вампира, убивающего девочек! И ты помоги мне, ветер, жалобно воющий в зарослях терновника и корабельных снастях, ты, голос жертв, взывающих о мести к господу богу, на которого я в начинании своем уповаю!

Тут он спустился в долину, раскачиваясь на своих естественных подпорках так, словно в голову ему ударил хмель и словно он поел лишнего.

Он напевал, икал, пошатывался, зевал, плевал, останавливался, будто бы оттого, что его тошнит, на самом же деле зорко следил за всем, что творилось кругом, и вдруг, услыхав пронзительный вой, остановился, делая вид, что его выворачивает наизнанку, и при ярком лунном свете перед ним явственно обозначилась длинная тень волка, направлявшегося к кладбищу.

Все так же шатаясь из стороны в сторону, Уленшпигель пошел по тропинке, проложенной в зарослях терновника. На тропинке он будто нечаянно растянулся, но это ему нужно было для того, чтобы поставить капкан и вложить стрелу в арбалет, затем поднялся, отошел шагов на десять и, продолжая разыгрывать пьяного, остановился, пошатываясь, икая и блюя, на самом же деле все существо его было натянуто, как тетива, слух и зрение напряжены.

И видел он лишь черные тучи, мчавшиеся, как безумные, по небу, да длинную, крупную, хотя и невысокую, черную фигуру, приближавшуюся к нему. И слышал он лишь жалобный вой ветра, громоподобный грохот волн морских да скрежет ракушек под чьим-то тяжелым скоком.

Будто бы намереваясь сесть, Уленшпигель грузно, как пьяный, повалился на тропинку и опять сделал вид, что его рвет.

Вслед за тем в двух шагах от него лязгнуло железо, со стуком захлопнулся капкан и кто-то вскрикнул.

— Weerwolf попал передними лапами в капкан, — сказал себе Уленшпигель. — Вот он с ревом встает, сотрясает капкан, хочет освободиться. Нет, теперь уж не убежит!

Уленшпигель пустил стрелу и попал ему в ногу.

— Ранен! Упал! — сказал он и крикнул чайкой.

В ту же минуту зазвонил сполошный колокол; в разных концах селения слышался звонкий мальчишеский голос:

— Вставайте, кто спит! Weerwolf пойман!

— Слава богу! — сказал Уленшпигель.

Раньше всех прибежали с фонарями мать Веткин, Тория, ее муж Лансам, ее братья Иост и Михель.

— Пойман? — спросили они.

— Вон он, на тронинке, — сказал Уленшпигель.

— Слава богу! — воскликнули они и перекрестились.

— Кто это звонит? — спросил Уленшпигель.

— Это мой старший сын, — отвечал Лансам. — Младший бегает по всему городу, стучится в двери и кричит, что волк пойман. Честь тебе и слава!

— Пепел бьется о мою грудь, — отвечал Уленшпигель.

— Сжалься надо мной, Уленшпигель, сжалься! — неожиданно заговорил weerwolf .

— Волк заговорил! — воскликнули все и перекрестились. — Это дьявол — ему даже известно, что юношу зовут Уленшпигель.

— Сжалься! Сжалься! — повторял пойманный. — Прекрати колокольный звон — это звон похоронный. Пожалей меня! Я не волк. Руки мне перебил капкан. Я стар, я истекаю кровью. Пожалей меня! Чей это звонкий детский крик будит село? Пожалей меня!

— Я узнал тебя по голосу! — с жаром воскликнул Уленшпигель. — Ты — рыбник, убийца Клааса, вампир, загрызавший бедных девочек! Горожане и горожанки, не бойтесь! Это старшина рыбников, который свел в могилу Сооткин.

С этими словами он одной рукой схватил его за горло, а другою выхватил нож.

Но Тория, мать Беткин, удержала Уленшпигеля.

— Его надо взять живьем! — крикнула она и, бросившись на рыбника, стала рвать клоками его седые волосы и царапать ему лицо.

И она выла от горя и злобы.

Руки weerwolf’у защемил капкан; weerwolf бился на земле от дикой боли и вопил: