Михаил Булгаков - Том 1. Дьяволиада

В своих корреспонденциях, фельетонах, „Записках на манжетах“ Михаил Булгаков подробно рассказывает о первых месяцах жизни в Москве, о том, как поступил на службу в ЛИТО Главполитпросвета при Наркомпросе, как стал сотрудником „Торгово- промышленного вестника“, как пытался организовывать объявления, чтобы поддержать коммерчески этот „вестник“, о том, как остался без места, а значит, и без средств к существованию.

В воспоминаниях „Нас учила жизнь“ А. Эрлих, прибывший в Москву осенью того же 1921 года, рассказывает о том, как он встретился с Булгаковым в ЛИТО и как они одновременно поступили на службу. А. Эрлих вошел в обширное помещение, где сидел старик и скучающе поглаживал усы. А. Эрлих дал ему папиросу, разговорились. Старик, слушая Эрлиха, пригласил еще кого-то к своему столу: „Я оглянулся. Худощавый человек в легком летнем пальтишке, с предупредительно вежливой улыбкой на лице продвигался от порога огромной комнаты к далекому столу с такой же почтительной и удивленной настороженностью, с какой я сам проделывал тот же путь несколько минут назад… Новый посетитель объяснил в свою очередь, что ищет работу. Врач по образованию, но литератор по профессии, он недавно приехал из Киева и хотел бы быть полезен литературному отделу Главполитпросвета…“

Заместитель заведующего ЛИТО предложил написать заявки, а к завтрашнему дню договориться между собой, кто будет секретарем отдела, „правой рукой“ старичка, а кто инструктором; у него оказалось как раз два места. Вскоре они вместе вышли на бульвар и договорились, что секретарем станет Булгаков.

Так Булгаков оказался „правой рукой“ заместителя заведующего ЛИТО, а заведовал отделом А. С. Серафимович.

Чем же они занимались в ЛИТО? „С каждым днем становилось все яснее, что „ЛИТО“ — учреждение случайное и нежизненное. Ни определенных функций, ни материальной базы у отдела не было… Ни одного из своих проектов литературного общения с рабочими на заводах и фабриках осуществить я не успел; государство отказывалось от многих излишеств недавнего времени, в том числе от таких, как „ЛИТО“. Мы выбыли в разряд безработных вместе с нашим начальником-мечтателем в серой папахе. Взамен последней зарплаты и выходного пособия каждому из нас предложили по ящику спичек“ (Нас учила жизнь. М., 1960. С. 11–26).

С юмором расскажет Булгаков об этом периоде жизни в „Записках на манжетах“. А пока в поисках работы Булгаков „вошел в бродячий коллектив актеров“, „плата 125 за спектакль, убийственно мало, — признается он в дневнике. — Обегал всю Москву — нет места“. Но в письмах сестрам Наде и Вере 24 марта 1922 года он сообщает, что „очень много“ работает, служит в большой газете „Рабочий“ и заведует издательской частью в научно-техническом комитете у Бориса Михайловича Земского, что „устроился только недавно“. 18 апреля 1922 года в письме к Н. Земской он называет еще одну свою службу; „временно конферансье в маленьком театре“, „Я веду такой образ жизни, что не имею буквально минуты“.

В это время произошло событие, которое существенно отразилось на жизни Михаила Булгакова: 26 марта 1922 года в Берлине вышел первый номер газеты „Накануне“ под редакцией Ю. В. Ключникова и Г. Л. Кирдецова, при ближайшем участии С. С. Лукьянова, Б. В. Дюшен и Ю. Н. Потехина. В передовой статье, так и озаглавленной — „Накануне“ — Булгаков нашел мысли, которые и у него не раз возникали: „Все ценное, что мир веками накопил в непрестанном творчестве, должно быть бережно и с любовью вручено грядущим поколениям…“ Вскоре Булгаков узнал, что во главе литературного приложения „Накануне“ стал Алексей Николаевич Толстой, а в Москве создается московская редакция газеты, расположившаяся в знаменитом девятиэтажном доме в Большом Гнездниковском, названном по имени его строителя и владельца — дом Нирензее. Газета выходила в Берлине, но продавалась во всех крупных городах России; московская редакция должна была поставлять материалы о Москве, Петрограде, Киеве, вообще о новой жизни, о переменах и событиях, которые происходили в Стране Советов… Новая экономическая политика давала обширный и разнообразный материал для остро мыслящего и зорко видящего репортера, журналиста, писателя. И Булгаков не замедлил воспользоваться еще одной возможностью публиковать свои произведения: их уже накопилось предостаточно, он ни на минуту, как говорится, не прекращал свои занятия писательством, как бы трудно ни приходилось.

Да и литературная жизнь в России постепенно возрождалась, возникали частные издательства, журналы, выходили книги, сборники, все активнее формировали новые взгляды государственные учреждения… Возникали споры, дискуссии, бурные столкновения по самым коренным, животрепещущим вопросам культурной, идеологической жизни новой России.

Булгакову уже не раз приходилось сталкиваться с молодым напором новых хозяев жизни. 14 февраля 1922 года он присутствовал на суде над „Записками врача“ В. Вересаева, видел, как черные толпы студентов ломились во все двери здания бывших женских курсов на Девичьем поле. Пусть этот суд несколько отличался от того, что состоялся во Владикавказе над Пушкиным, но тенденция осуждать все „старое“, якобы отжившее свой век, проявилась и на этом вечере.

Булгаков в эти месяцы 1922 года писал не только газетные фельетоны и корреспонденции. В журнале „Рупор“ опубликованы два рассказа — „Необыкновенные приключения доктора“ во втором номере и „Спиритический сеанс“ в четвертом.

О „Приключениях“ уже не раз говорилось здесь, а вот „Спиритический сеанс“ заслуживает особого внимания.

Булгаков еще во Владикавказе заметил, что возникают повсюду конфликты и противоречия между „бывшими“ и „настоящими“ хозяевами жизни. А в Москве этот конфликт обозначается наиболее остро.

И на первых же страницах „Спиритического сеанса“ этот конфликт сразу же четко обозначен: „дура Ксюшка“, докладывая хозяйке, „тыкает“ ей и говорит всякие глупости: „— Там к тебе мужик пришел“, причем эти нелепые слова слышат и сам „мужик“, Ксаверий Антонович Лисиневич, конечно, из „бывших“, и сама мадам Лузина, „вспыхнувшая“ при виде гостя, и ее муж, Павел Петрович, тут же вышедший в переднюю, чтобы немедленно начать „волынку“: „…мужик… хе-хе! Ди-ка-ри! Форменные дикари. Я вот думаю: свобода там… коммунизм. Помилуйте! Как можно мечтать о коммунизме, когда кругом такие Ксюшки… Спору нет: Ленин — человек гениальный, но… да, вот не угодно ли пайковую… хе-хе! Сегодня получил… Но коммунизм это такая вещь, что она, так сказать, по своему существу… Ах, разорванная? Возьмите другую, вот с краю… По своей сути требует известного развития… Ах, подмоченная? Ну и папиросы! Вот пожалуйста, эту… По своему содержанию… Погодите, разгорится… Ну и спички! Тоже пайковые… Известного сознания…“