Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни

Аврора. Отец, ты ослеп, что ли? Это действительно люди двадцатого века.

Радаманов. Не может быть!

Появляется Саввичво фраке, застывает в дверях.

Аврора (Рейну) . Мой дорогой, успокойтесь. Я все поняла. И Кочки, и Бутырки.

Бунша. Благуши знаете? Банный переулок? Компрене ву? [75]Нижняя Болвановка, Барабанный тупик? Компрене ву, Москва?

Аврора. Все понимаю! (Граббе.) Помогите поднять ее.

За сценой внезапно взрыв музыки.

Рейн (подходя к парапету) . Карнавал?

Аврора. Карнавал. (Саввичу.) Что вы смотрите? Эго люди двадцатого века.

Темно. Ночь в огнях. Музыка.

Радаманов (в аппарат) . Это он. Это он. Вот он. Смотрите. Смотрите. Гениальный инженер Евгений Рейн, человек двадцатого века, пронизавший время. (Рейну.) Говорите. Идет Голубая Вертикаль.

Рейн. Я — Рейн, приветствую жителей Голубой Вертикали.

Радаманов. Устали?

Рейн. О, нисколько.

Радаманов. Смотрите. Вот он. Это он. Евгений Рейн, гениальный изыскатель, пронзивший время и гостящий в настоящее время у нас с тремя спутниками. Дальние Зори. Говорите.

Рейн. Вот я. Приветствую жителей Дальних Зорь. В день первомайского праздника да здравствуют жители всего мира! Да здравствует Председатель Совета Народных Комиссаров товарищ Радаманов!

Радаманов. О спутниках скажите.

Рейн. Мои спутники — люди двадцатого века, вместе со мной имевшие счастье явиться к вам, приветствуют вас. Вот они! Где ж Бунша и Милославский, черт их возьми!

Радаманов. Тише! В аппарат слышно.

Аврора. Им надоело кланяться. Они внизу.

Радаманов. Спутники Рейна ликуют вместе с другими жителями Блаженства…

Рейн. Я не понимаю…

Аврора. Они в ресторане.

Аппарат угасает.

Радаманов. Я вас утомил? Но это неизбежно. Посмотрите, что делается в мире.

Рейн. Дорогой Радаманов, я готов не спать еще трое суток, если, конечно, счет времени еще идет у вас на сутки. Если кто и гениален, то это именно ваш Граббе.

Саввич. Этим лекарством не следует злоупотреблять.

Рейн. Я не боюсь.

Аврора. Вы храбрый человек.

Рейн. Мне хочется видеть, как танцуют внизу.

Аврора. Я провожу вас. (Уводит Рейна.)

Саввичуходит мрачен.

Радаманов. Марья Павловна!

Марья. Ах, вы здесь?

Дуэт Мария— Радаманов.

Радаманов. Но вас это не потрясает, не изумляет? Не нарушает психического равновесия?

Мария. Нисколько не нарушает равновесия. И всю жизнь я хочу прожить здесь. Я очень мною страдала. Там, в той жизни. Ах, Боже! А если это сон?

Радаманов. Мария Павловна. Успокойтесь.

Мария. Ваши ясные глаза успокаивают меня. Меня поражает выражение лиц здешних людей. В них безмятежность.

Радаманов. Разве у тогдашних людей были иные лица?

Мария. Ах, что вы спрашиваете? Они отличаются от ваших так резко… Ужасные глаза. Представьте, в каждых глазах или недоверие, или страх, или лукавство, или злобу и никогда смех.

Радаманов. Этого я вообразить не могу.

Мария. Где же вам, счастливым…

Радаманов. Хотя теперь, после ваших слов, я всматриваюсь и вижу, что ваши глаза тревожны. Вы очень красивы, Мария Павловна. Когда пройдет ваше потрясение, вы станете счастливой. У вас все есть для этого.

Бунша. Но все-таки я нахожу это странным. Социализм совсем не для того, чтобы веселиться. А они танцуют и говорят такие вещи, что ого-го.

Жорж. Ты бы помолчал минуту. А то гудишь ты в ухо и не даешь сообразить ничего. В чем дело? Выпей чего-нибудь.

Бунша. Я уже все сообразил и могу поделиться с вами своими соображениями. И одного я не понимаю — откуда такие часы, в точности такие, как часы Михельсона.

Милославский. Отстань.

Бунша. Помилуйте, я не могу отстать. У меня есть подозрения.

Милославский. Вот малахольный дурак! Ну, хорошо. Вижу, что будешь ты из меня пить кровь, пока я тебя не отбрею. Что Михельсон? Где Михельсон?

Бунша. Михельсон в своей квартире.

Милославский. Мерси. Где квартира? Ты покажи мне, где квартира Михельсона? Понимаешь ли, что Михельсон улетел в иной мир. Ликвидировался.

Бунша. Этого быть не может. Да, вот и подпись нацарапана — Михельсон.

Милославский. Вот таких, как ты, и бьют всегда. Я выцарапал — Михельсон.

Бунша. Зачем же чужую фамилию царапать?

Милославский. Вот наказание-то. Ну, гляди. Стираю и выцарапываю — Милославский.

Бунша. Все равно я подозреваю.

Милославский. В чем твои подозрения?

Бунша. Драться вы не смеете. Я подозреваю, что вы их украли у Михельсона.

Милославский. Господи, Господи! Какой скучный, какой совершенно неинтересный человек! О чем ты говоришь? Солист государственных театров возьмет Михельсоновы ходики, барахло! Я обеспеченный человек. Зачем мне эти часы? Вот часы. (Вынимает золотые часы из кармана.)

Бунша. У товарища Радаманова точно такие часы Вот буква «Р».

Милославский. Ну, вот видишь!

Бунша. Что это вы мне все «ты» говорите? Я с вами брудершафта не пил.

Милославский. Ну, выпьем. Господи! В чем дело? (Звонит.)

Анна. Что вам угодно?

Милославский. Мадам, нельзя ли водочки нам?

Анна. Вы не пьете шампанского?

Милославский. Признаться… не пьем.

Анна. Сию минуту. Вот кран. По нему течет чистый спирта.

Милославский. Мерси. Это настоящая техника.

Анна. Но простите… Неужели вы пьете чистый спирт?

Милославский. Как же его не пить! Князь, закусывай паштетом.

Анна. В первый раз вижу. Неужели он не жжется?

Милославский. А вы попробуйте.

Анна. Ой!

Милославский, Бунша. закусывайте! Закусывайте!

Бунша. Приятная дама. Позвольте, товарищ, навести справочку. В каком профсоюзе вы состоите?

Анна. Простите, не понимаю.

Бунша. Чего не понимаете? Вы куда взносы делаете?

Анна. Не понимаю.

Милославский. Не суйся ты со своим невежеством. Ты бы еще про милицию спросил. В каком отделении вы прописывались, мол? Ничего у них нету. Спросишь и только обидишь!

Бунша. И спрошу. Сам не суйся.

Милославский. Ну и осрамишь всех.

Анна. У меня закружилась голова!